Ярослав Кузьминов - Раздвоение

палец, нужную страницу и торжественно зачитывал: «Продемонстрируйте, используя

демонстрационный набор, принцип первый обучающего курса «непонятое слово»».

Иногда он сбивался во время чтения, как будто не вполне четко знал содержание курса и

сталкивался, временами, с неожиданными для себя словами. Тогда он либо прочитывал их

по слогам, либо говорил: «Брррр, читаем снова». Эта странность Петра Николаевича

открывала для Дмитрия новые грани истории с Володиным хвастовством про чтение.

Зачитав, Петр Николаевич становился особенно серьезен и говорил: «Приступайте!».

Дальнейшее было для Дмитрия источником большого веселья.

Предполагалось, что люди должны всерьез раскладывать демонстрационный набор

дома, готовясь к суровому экзамену. Когда Петр Николаевич, без объяснений, отклонял

69

одну демонстрацию за другой со словами: «Фейл. Попробуйте еще раз», ученики, по идее,

должны были мучиться и злиться, доходя порой до исступления. Не таков был Дмитрий.

Он, слабо представляя, каково содержание нужного принципа, начинал

выкладывать первое, что приходило в голову, делая про себя ставки, будет демонстрация

отвергнута, или нет. Он брал карандаш, клал на стол, накрывал сверху куском ластика,

поперек клал еще один карандаш и говорил: «Ну, вот это карандаш... в смысле, это слово.

Оно не понято, — он показывал на ластик поверх карандаша. — Ну, и наступает п-ц», —

он показывал на второй карандаш. Петр Николаевич, не в состоянии сдержать улыбку,

говорил: «Карандаш — это «наступает» или «п-ц»?» — «И то и другое, — отвечал

Дмитрий. — Смотрите, как он наступает», — он хватал карандаш и делал им возвратно-

поступательные движения на поверхности стола, чтобы показать, как он наступает.

Засмеявшись, Петр Николаевич снова принимал серьезный вид и наставлял: «Вы знаете,

каждое слово должно обозначаться одним предметом. Кроме того, принцип номер один

гласит... — и он зачитывал принцип, после чего заключал: — Видите, там ничего не

сказано про п-ц, значит вы не должны показывать п-ц». Услышав от Петра Николаевича,

что же в точности гласит принцип, Дмитрий приступал к делу: «Вот это Володя, —

говорил он. — Он не умеет читать. Его учили в школе, но он встретил непонятое слово, и

ничему не научился». Про себя Дмитрий думал: «Не-ет, предметов многовато. Заставит

заново раскладывать». К его удивлению, демонстрация оказывалась принята. Иногда, и

тоже к удивлению, презентация отвергалась в течение получаса.

Никакой здравой логики в решениях Петра Дмитрий найти не мог, и это

интриговало.

Закончив, Петр ставил галочку в «контрольном листе» и говорил: «К четвергу вот

до сих. Больше можно, меньше нельзя. И главное — без демонстраций вперед не

заглядывать».

Однако как бы ни было увлекательно играть с Петром в шарады демонстраций,

Дмитрий ни на секунду не забывал, зачем он пришел. Ему было важно понять, насколько

правдивы «истории успеха». Дмитрий знал, что лучший способ узнать подноготную

человека — стать его собутыльником. При этом не надо скупиться на выпивку. Недорогой

алкоголь и навязчивое стремление «закорешиться» вызывают подозрение. А вот алкоголь

качественный обычно снимает все вопросы. У Дмитрия дома был почти полный ящик

текилы, давний подарок начальника. После пары занятий он прихватил бутылку и

предложил Петру зашибить после учебы.

У того сначала нашлись силы отказаться. Он сослался на то, что с девяти до десяти

отвечает на звонки клиентов. Дмитрий сказал на это, что можно отложить до следующей

встречи, позаниматься только час и потом хорошенько посидеть. «Учтите, вы

отказываетесь от вашего ценного времени», — предупредил Петр тоном строгого учителя.

«Согласился, старый бес», — подумал Дмитрий и ушел, унеся бутылку с собой

В следующий раз Дмитрий сначала не упоминал про выпивку, и заметил легкое

нетерпение Петра. Через час он достал бутылку и сказал: «Ну, пошли. Как и

договаривались». Он ожидал, что у Петра будет лимон, но ошибся. Так что текилу

закусывали сырокопченой колбасой и квашеной капустой, а Петр, к тому же, свежим

луком.

Дмитрий наливал часто и полные рюмки. Несмотря на обильную закуску, Петр

опьянел быстро, стал голосить и смазывать слова. Когда время приблизилось к девяти,

Дмитрий сказал: «Вам скоро начнут звонить, вы отвечайте, на меня не смотрите, я

посижу, мне и так хорошо». Он напомнил ему о звонках, чтобы тот пошел и отключил

телефоны. По мнению Дмитрия, ни один профессионал в своем уме не будет выставляться

перед клиентами в пьяном виде.

Петр удивил его: «Для вас, Дмитрий, это будет еще и полезно, потому что теория

без практики мертва. Вы увидите не только обучающий курс, но и суровый будень

настоящего психотерапевта».

70

Петру, однако, никто не звонил, и Дмитрий продолжил щупать «истории успеха»

на правдивость. Закосевший Петр действительно путал детали, а некоторые истории

просто не помнил, и приходилось хорошенько ему напоминать. Впрочем, некоторые, в

том числе, фантастичные, он рассказывал в точности.

Дмитрию не жалко было еще пары вечеров и пары бутылок, чтобы разобраться во

всем наверняка. Он продолжил подпаивать Петра. В результате, картина сложилась ясная.

Свои обучающие курсы Петр у кого-то стащил. Кроме курсов, он владел неким

терапевтическим метод и даже верил в него. Однако он выдумывал клиентов, зачастую

экспромтом. В пьяном виде он выдумывал еще большие небылицы, чем в трезвом. Кроме

того, он вряд ли имел плотный график занятости. За все вечера ему ни разу не позвонили в

назначенное время, с девяти до десяти, да и в неназначенное тоже. Материальное

положение Петра было, кажется, тоже не лучшим. Последние две встречи он закусывал

текилу запеченной холодной бужениной и черным хлебом. Кроме буженины, Дмитрий не

заметил ничего существенного у Петра в холодильнике.

Неожиданным эффектом спаивания стало то, что Петр выболтал много всего про

друга Дмитрия, Володю. Дмитрий узнал те самые детали про спарринги Володи с Петром.

Узнал он и про Володю, мечтающего разводить породистых кошек, но боящегося, что его

засмеют друзья, про Володю, влюбленного по уши в свою рыжую жену и ревнующего ее

ко всему району, про Володю, наконец, мечтающего, чтобы его сын научился читать в

четыре года и стал академиком. Дмитрий не подозревал в своем давнем друге такие

душевные порывы и такую скрытность.

Во вторник, 18 февраля, Дмитрий опоздал. К этому времени Петр был для него уже

ясен, и Дмитрий был о нем невысокого мнения. Занятия стали тяготить, и он сомневался,