Александр Виктория - Волк. Рождение

- Поприветствуйте вашу хозяйку, досу Аруанн, баронессу дель Парда, мою матушку!

Женщина смущённо прячет испачканные в муке руки под свой простонародный фартук, её лицо заливается краской, на миг возвращая себе утерянные краски, а я вместе со всеми сервами так же становлюсь на одно колено, отдавая дань её материнскому подвигу... Потом начинаются хлопоты, однако, приятные. Разгружаем телеги, складывая привезённые продукты в подвал и ледник, ткани уносят наверх, в комнату, которую выделят для швей. Я оделяю всех слуг новой одеждой, в том числе и Ираю, которая, откровенно говоря, ничего подобного не ожидала, понимая, что из фавора нового Атти она вышла окончательно и бесповоротно. Вижу, как Дож тихонько отводит её в сторону и, краснея, что для меня полная неожиданность, вручает свой подарок. Ну, может, хоть теперь дурная девчонка успокоится... А мама стоит неподвижно, не понимая, откуда всё это и на что куплено. Да ещё и новые сервы. Тихонько шепчу, чтобы никто не слышал, что сьере Ушур желает покупать наше сгущённое вино. И то, что мы ему привезли, он забрал сразу, и дал за него отличную цену. Матушка немного успокаивается, и я понимаю, что она до последнего момента не верила, и занималась перегонкой лишь для того, чтобы успокоить своего великовозрастного оболтуса. То есть, меня. Ничего! Скоро она окончательно поверит во все мои начинания... Наконец всё, кроме матушкиных подарков, распределено и уложено, то, что причитается ей, у меня в руках. Надо бы отдать, но я хочу сделать это, когда мы будем одни. А ещё остались люди, и с ними надо разобраться побыстрее, нарядить на ночную смену сервов, раздать обещанное вознаграждение... Требую стул для мамы. Сервы быстро притаскивают веленое, и я усаживаю досу на него, сам становлюсь рядом. Испросив разрешения, начинаю раздачу слонов. То есть медных диби. Выкликаю по одному, не уменьшаю долю женщин, как тут принято. Правило одно - сколько заработал, столько получил. Я обещал уравниловку, всем одинаково, по десять медяшек. Вот теперь и раздаю монетки в эти трясущиеся руки, совершая неслыханное доселе действие в Парда. Затем во всеуслышание объявляю, что нам предстоит изготовить за три недели и четыре дня большую бочку продукта. Мои сервы, воодушевлённые получкой, радостно вопят, заверяя меня и досу Аруанн, что всё будет готово в срок, и мы можем не волноваться. Энтузиазм неподделен, поэтому я добавляю ещё немножко, объявляя, что если у покупателя претензий не будет, то работающие на изготовлении продукта опять получат премию, но в этот раз больше. Сколько не говорю, поскольку считаю, что надо вводить стимул: как поработал, так и получил. Опять радостные вопли. Новички смотрят на старых сервов с удивлением. Ну, и до вас черёд дойдёт...

- Вольха!

Парень вскакивает с колен, подбегает к нам, кланяется. Я говорю матушке:

- Этот парень - гончар. И я с завтрашнего дня его забираю под свою руку. Нам нужны печи... Эй, стань там.

Это уже обращаюсь к нему. Парень послушно застывает сзади меня. Маню следующего мужика, конопатого молодого парня.

- Ты...

- Грам, сьере. Я пахарь.

- Налево. Следующий!

-...Тола, сьере. За скотиной смотрела...

- Пойдёшь к Керу в подручные. На тебе птица...

- Юм, сьере. Плотничал я...

- Становись сюда...

В общем, у меня есть плотник и гончар. Уже легче. Завтра проверим их мастерство, а пока пусть они отдохнут с дороги. Ставить их на перегонку нельзя. Да и, пожалуй... Ладно. В честь моего возвращения с победой, как говорится... Быстро распределяю людей на работу, но - завтра. Пусть до обеда работают, готовя ночной труд - носят вино из подвала, рубят дрова, заготавливают лес, его нам понадобится много, одних дыр в крыше видимо-невидимо. Да и вообще... Вот же... Забыл красавицу. Та уже с недоумением смотрит на меня - как же так? Или я солгал насчёт того, что претензий на неё не имею? Маню девчонку к нам, она подходит, приседает в полупоклоне...

- Мама, возьми её своей личной служанкой. Думаю, ты будешь ей довольна.

Аруанн смотрит на меня с удивлением, я взмахом руки отправляю девчонку в сторону и шепчу маме на ухо:

- Уж больно все над ней трясутся. Думаю, что бедняжка беременна. Сама понимаешь - все они бывшие пленные...

Мама вздрагивает - похоже, и ей ужасы войны знакомы не понаслышке. И торопливо соглашается со мной. Против ожидания известие, что красотка становится служанкой госпожи, никакой мрачной реакции, что была ранее, когда внимание девушке уделял я, не вызывает. Ну, точно - боялись, что я её завалю! Да нужна она мне! Я ещё сопляк! И женилка у меня не выросла... Толком... Да и рано мне. Н-Е Х-О-Ч-У!!! Помогаю маме встать и отдаю распоряжение полной поварихе, жене Хума, принести мне и маме ужин в башню, в мои покои. Женщина довольна - ведь её муж привёз ей подарки, и господин не обманул насчёт денег! Потому расцветает в улыбке и клянётся, что сегодня превзойдёт себя. Тем более, что есть из чего. Напоминаю, что народа у нас прибавилось, и если ей будет тяжело, то может взять себе помощниц. Но повариха морщится - старым она не доверяет, а из новых ещё никого не знает. Управится сама. Сама, так сама. Мне, главное, чтобы было вкусно. И мясо присутствовало в наличии. Матушка зовёт за собой и новую служанку. Это правильно - должна же та знать, где находятся покои госпожи? Поэтому, когда мы уходим в башню, девчонка семенит следом, сложив руки на животе под новеньким фартуком. Поднимаемся по лестнице, входим в мою комнату, и водружаю на стол тючок, объёмистый, и довольно увесистый:

- Это тебе, мама.

- Зачем, Атти? Ты потратился ещё и на подарки мне? Лучше бы сохранил деньги! Мало ли как всё обернётся...

- Мама! Перестань!

Моё лицо хмурится, и доса Аруанн умолкает, пугаясь.

- Ты не понимаешь! Как может сын экономить на собственной матери?! Ведь всё, что я делаю - ради тебя!

Матушка замирает - похоже, она никогда не слышала таких слов от того, прежнего Атти...

- Это тебе наряды...

На стол ложится верхнее, голубого цвета бархатное платье, украшенное серебряными нитями. Под него полагается чуть более светлое, из тонкого шёлка, как я понимаю, нижнее. Если одеть вместе, будет смотреться красиво... Кладу на стол шкатулку с украшенными чеканкой женскими принадлежностями: гребнями, заколками, шпильками и булавками. Есть даже крохотные ножнички, такие же изукрашенные гравировкой. Десять серебряных бари. Но работа стоит этого. Тем более, для мамы.

- В кладовой бархат, аксамит и нунстр...

...Так здесь называется батист...

- ... ещё немного хелса...

А это - хлопковая ткань...

- Сможешь сшить себе ещё чего-нибудь...

И извлекаю на свет божий обе песцовые шкуры. Встряхиваю одну, провожу по меху рукой, и тот искрится и сияет в сиянии лучей солнца, бьющих через окно-бойницу. Накидываю ей шкурку на шею, свожу концы вместе. Мама жмурится и смешно морщит нос. Потом прижимает шкурку к щеке и спрашивает, по-моему, сущую глупость: