Юрченко Борисович - Социология: Левиафан и дитя

Ответ в наших социологических законах.

VII. Россия vs Социология

Необъявленную войну с социологией в виде «человеческого фактора» Россия ведет со времен своего имперского становления.

Согласно теории Маркса исторический материализм есть последовательная и закономерная смена общественно-экономических формаций, обусловленная ростом и совершенствованием способов производства. Иными словами, новые средства производства порождают новый класс и делают прежний экономический режим не эффективным. А проще говоря, двигателем истории являются новые научные знания. В этом смысле марксизм заодно со сциентизмом. В качестве экспериментального доказательства приводилась мировая история: первобытно-общинный строй сменился античным рабством, вместе с изобретением сельскохозяйственных приспособлений рабство уступило место средневековому феодализму. Паровые машины создали буржуазию и Новое время. Отсюда делались пророческие предсказания о грядущем социализме и его высшей форме – коммунизме. Все в полном соответствии с диалектикой, где количество переходит в качество, а отрицание сменяется отрицанием.

Однако у Маркса возникла проблема с Россией. Киевская Русь уже жила при феодализме (но ведь не при первобытно-общинном строе). Так почему же, по мере своего превращения в Империю, она повернула колесо исторического материализма вспять? Почему в Европе Хартия вольностей и нарождающийся буржуазный класс, а в России – Крепостное право и нарождающийся класс рабовладельцев? Через окно, прорубленное, кстати сказать, тем самым Петром в ту самую Европу, новоявленные рабовладельцы облачились в парики и стали утонченными натурами. С тем же успехом можно сказать, что европейские монархи прорубили окно в Америку. Через Африку, откуда везли рабов на плантации. Наверное, не найдется ни одного афро-американца, который восхвалял бы белых колонизаторов. Но Россия высоко чтит царя, который расширил Священную империю и скрепил ее рабством, чтобы она не расползалась, как квашня, или не рассыпалась, как карточный домик.

Так почему же Россия не попала в модель исторического материализма? Маркс просто отнес Россию к уродствам, к аномалиям. Ответ отвратительный по форме и по содержанию. Он не соответствует духу науки. Если ваши законы не описывают какое-то явление, это значит лишь, что эти законы не полны и вам следует их переписать так, чтобы аномалия имела объяснение. У природы нет аномалий. Она едина. Если, скажем, физик обнаруживает, что некое космическое тело движется не так, как должно согласно известным ему уравнениям, он сообщает об этом как о сенсации. И тогда начинается коллективный поиск решения.

Итак, почему Россия оказалась аномальной? Проще всего последовать за Марксом, который писал: « Московия была воспитана и выросла в ужасной и гнусной школе монгольского рабства. Она усилилась только благодаря тому, что стала виртуозной в искусстве рабства. Даже после своего освобождения Московия продолжала играть свою традиционную роль раба, ставшего господином. Впоследствии Петр Великий сочетал политическое искусство монгольского раба с гордыми стремлениями монгольского властелина, которому Чингиз-хан завещал осуществить план завоевания мира » [16]. Это значит, что у русских есть врожденный ген рабства. По сути все славянофильство к этому и сводится, поскольку представляет собою ничто иное как вывернутое наизнанку славянофобство.

В отличие от русской литературы, музыки и даже науки русская философия не приобрела какого-либо признания в мире. Она писалась исключительно для внутреннего употребления и была «доморощенной» в худшем смысле этого слова. Все или почти все русские философы были великодержавниками, славянофилами и мистиками. Мистицизм, вообще говоря, умонастроение интернациональное, но русские философы даже его умудрились сделать православным. Глядя на русскую философию я почему-то вспоминаю фразу все того же Маркса про «вздох угнетенной твари». Этой философии впору ставить диагноз и назначать лечение. В анамнезе у нее – имперское рабство. Как результат – мозговая травма в виде комплекса неполноценности. Мозг включает известный компенсационный механизм, генерируя комплекс превосходства.

Даже у свободолюбца Бердяева в 1911 г. можно было прочесть: « Те, которые верят в миссию России, а в нее можно только верить, те всегда видели и всегда будут видеть это призвание в творческом достижении религиозного синтеза и в жизни, и в сознании. Отвлеченная философия не может у нас создать ничего замечательного, ее работа у нас в лучшем случае лишь педагогическая. Если существует своеобразный дух России, то дух этот ищет истины как пути и жизни, т.е. истины живой, конкретной. Только в этом может быть наше всемирно-историческое дело » [17].

И вот в русской философии появляется «загадочная душа», «соборность», «особый путь», «мессианское назначение». В современном мире мне известно еще одно большое сообщество людей, претендующих на особый путь и мессианство. Это – исламские фундаменталисты. Они тоже собираются спасти мир. И, конечно же, все это под лозунгом Святыни. Очевидно, русские спасут мир, если даруют планете счастье жить под властью Всемирного Российского правительства. Ну а мусульмане его спасут, если всюду установят Священный Ислам. Похожие настроения, имеющие тенденцию к патологии, есть у американцев (а теперь и у европейцев с тех пор, как они тоже захотели стать Империей, не понимая, что всеми своими достижениями обязаны своей исторической раздробленности): спасти мир Священной Демократией.

Страстное желание человека унифицировать весь мир по образу и подобию своему – это еще одно проявление его первородного солипсизма.

Почему же Россия, прожив 1000 лет рядом с Европой, имея общие с ней гены, культурные ценности и даже религию, учась у нее и подражая ей во всем, не стала культурной частью Европы? Человек, как уже было здесь сказано, есть продукт симбиоза биологии и среды. Если не принимать идею славянской генетической ущербности, которой нет ни малейшего подтверждения, то остается только вторая составляющая симбиоза – быт. Что отличает исторический быт россиянина от быта европейца? Только одно – необъятная родина.

Европейца взрастила его компактная страна. И эта компактность, как мы установили, следуя Постулату об оптимальности иерархии, социологически фундаментальна. Именно поэтому совершенно естественно то, что цивилизованная Европа, которую мы сегодня знаем, началась с итальянских городов-республик. В самом сердце павшей Римской империи сформировались эти независимые города, на обломках римского права строилось гражданское общество в них, ведь гражданин (citizen, bourgeois) есть изначально горожанин. Патриотическая ценность городов заключалась в их малости. Гражданин знал, где кончается его родина. Действительность предъявляла его мозгу весомые аргументы в пользу того, что ему следует дорожить общественным благом этого компактного социума. Закон орбиталей работал в нем естественно, без уродств. Что касается Закона пирамиды, то правитель сидел невысоко и сдернуть зарвавшегося самодура с трона не составляло труда.