Артем - Чей ты, малыш

как устоял на ногах. – Эй, вы?! Родители не учили, что детям надо спать?!

Он постоял еще немного, подождал ответа, но, так ничего и не услышав,

пошел домой.

В квартире пахло Аниными духами. Вернувшись с мороза, Евгений сразу

уловил тонкие апельсиновые нотки в воздухе. Зажег свет, но никого не увидел. На

столе стояла ее кружка, повернутая логотипом «НЕСКАФЕ» — так она всегда

делала перед тем, как добавить в кофе сливок. И стул стоял под ее любимым

углом, чтобы, согреваясь кофе, можно было смотреть в окно. И занавески с

вензелями, которые тоже выбирала она, были раздвинуты. Она, несомненно, была

здесь, ждала его, но ушла, так и не дождавшись…

Евгений улыбнулся.

А может, он просто скучал по ней и сделал все сам, чтобы вернуться домой и

не чувствовать себя таким одиноким?

Он сел на кровать и понял, что не сможет заплакать. Он вылил столько слез,

что их не осталось, внутри у него было темно и сухо, как в чулане.

— Я очень скучаю по тебе, — прошептал он. – Прости, что это все, что я

могу…

Он повалился на кровать и скоро уснул. И ему снилось, будто кто-то

подходил к нему и склонялся над ним. А холодные губы шептали о том, что скоро

он сможет отомстить.

В следующую смену главврач поймала его в коридоре. Бесцеремонно

схватила за рукав и подтащила к себе.

— Сегодня поступила новенькая, – сказала она. — Я поместила ее в твою

палату. Девочке всего девятнадцать, а срок – тридцать девятая неделя. По виду –

неблагополучная, забитая какая-то. Первый раз, поэтому боится. Сходи. Поговори

с ней.

— И что я ей скажу? – спросил он. – Что это не больно?

— Раньше ты умел находить слова, — она пристально посмотрела на него. –

Ты справишься? Или мне передать ее Чурсиной?

— Справлюсь.

— Тогда иди.

В палате было тихо. И светло. Пустые, аккуратно заправленные кровати

стояли рядами у стен – от недавнего наплыва рожениц не осталось и следа.

Евгений легонько прикрыл за собой дверь и осмотрелся. Он не сразу заметил ее,

поначалу решил, что главврач его обманула. Но потом разглядел на самой дальней

койке, у окна – взъерошенную, напуганную. Она смотрела на него огромными

глазами, и Евгению подумалось, что она похожа на вывалившегося из гнезда

птенца. Когда-то давно, в детстве, он с друзьями находил таких глупышей и

возвращал обратно, обдираясь о ветви деревьев. Он помнил, как птенцы на него

смотрели. Так же, как эта девочка.

«Совсем ребенок».

Она, и правда, выглядела как подросток – худая, нескладная, с двумя

косичками и вздернутым маленьким носом. И оттого огромный живот казался

чуждым ее телу, как будто она сунула под одежду подушку, решив разыграть

вернувшихся из долгого путешествия родителей.

— Здравствуйте. Меня зовут Евгений, я буду вашим ведущим врачом…

Она ничего не ответила – отвернулась к окну.

«Ночью был снегопад», — почему-то подумал он и подошел ближе. Ему

захотелось узнать, на что она смотрит.

Родильный дом находился в лесопарковой зоне – но лес, еще с утра по-

зимнему красивый, теперь утопал в рыхлом снегу. Сбитый людскими ногами в

тяжелые мокрые кучи, снег превращался в жидкую грязь.

Однако девочка смотрела не на это – в насквозь промокшем и обезлюженном

дворе играли в догонялки несколько белок. Рыжие, похожие на искры огня, они

метались между деревьев, цепляя друг друга за пышные хвосты.

— Нравятся? — спросил шепотом Евгений.

Девочка удивленно оглянулась, но закивала.

— Я никогда не видела, как они играют, — сказала она.

— А кормила когда-нибудь?

Ее глаза стали еще шире.

— Нет, — прошептала она. – А разве так можно?

— О, — он махнул рукой. — Они тут у нас ручные… Хочешь попробовать?

Она не ответила – яростно закивала в ответ.

— Пошли! Только оденься потеплее…

Улица плыла. Талый снег с брызгами шлепался с деревьев, превращался в

серую кашу и хлюпал под ногами. И повсюду было солнце – в синем небе и в

серых лужах. Евгений выпросил у вахтерши горсть жареных семечек и теперь

сыпал их в подставленную маленькую ладонь.

— Иди. Покорми их, — сказал он. Девочка сделала несколько робких шагов,

но потом обернулась:

— А они не убегут?

Он только мотнул головой.

— Иди.

А после смотрел, как она кормит белок с руки – счастливая и красная от

восторга.

Когда они возвращались обратно, он спросил, как ее зовут.

— А разве вам не сказали? – удивилась она.

— Не успели. Но если ты хочешь, чтобы…

— Даша, — выпалила она.

Он кивнул.

— Как тебе у нас, Даша?

Она пожала плечами.

— Как в больнице.

И он понял, что ей часто приходилось там бывать. Возможно, слабое

здоровье, возможно – родительские побои.

— Аллергии на животных нет? – в шутку всполошился он, пытаясь сменить

тему.

Она засмеялась:

— На бЕлок?

— Нуу, на кошек, например.

— У моего парня… ну, — она посмотрела на свой живот, — была собака…

так что… вот…

«А теперь, судя по всему, — подумал Евгений, — нет ни парня, ни собаки».

Разговор перестал строиться, и весь остальной путь до палаты они прошли

молча.

— Чуть позже я приду с обходом, — сказал Евгений и открыл перед ней

дверь.

— Хорошо.

Она ступила через порог, но обернулась.

— Спасибо вам. Давно в жизни не было ничего… ну, такого. Так что спасибо.

— Обращайся, — подмигнул он ей и поспешил удалиться.

— Я так люблю тебя, родной…

Евгений вздрогнул и открыл глаза. Ему показалось, будто кто-то коснулся его

щеки. Стояла ночь, и в квартире было темно. Часы на прикроватной тумбочке

показывали 3-39.

Он потянулся к светильнику и щелкнул выключателем. И тут же увидел ее:

она стояла в дальнем углу, там, куда не дотягивался свет ночника.

— Господи… — выдохнул он и присел в кровати. – Аня?

Но она не ответила, стояла молча. А Евгений не мог разглядеть ее – тьмой,

будто плесенью, заволокло всю дальнюю часть комнаты. Он видел только

размытые очертания фигуры – истончившиеся, высохшие, как будто перед ним

стоял узник Освенцима.

— Кто ты такая? – прошелестел Евгений сухими губами. Ему вспомнилось

предостережение матери.

«Верю ли я в это?» — промелькнуло у него в голове, и он схватил с тумбочки

ночник.

— Покажи мне свое лицо! – крикнул он и выбросил руку с ночником вперед,

осветив тьму. На секунду перед ним предстал тот, кто стоял в темноте – странное,

костлявое нечто, наряженное в одежду его жены. Намалеванное косметикой лицо

– лицо трупа со впалыми, забеленными пудрой щеками, нарисованными бровями и

криво натянутым женским париком. А потом лампа в ночнике с громким хлопком

разлетелась вдребезги, и в темноте Евгений услышал крик своей жены: