Борис Батыршин - Коптский крест. Дилогия

Владелец лавки, чопорный пожилой господин, подозрительно отнесся к предъявленному странным посетителем документу – доверительному письму от фирмы "Ройал Watches Канэдиан*" из Торонто, Канада. Письмо это было сделано самим Олегом Ивановичем несколькими часами ранее, в 21-м веке, с помощью обычного фотошопа и графики, скачанной из сети.

Надо признать, часовщик имел основания для недоверия – он в жизни не слыхал о том, что в Канаде делают что-то кроме кленового сахара. Так что рассмотреть предлагаемый диковинный товар он намеревался со всем тщанием – для чего и вооружился целой горстью часовых ответрок и особой лупой, вставляемой прямо в глаз, наподобие монокля. Но далее у почтенного ветерана часового дела возникли непредвиденные трудности. Он никак не мог открыть заднюю крышку часов, хотя потратил на это не меньше десяти минут. Олег Иванович сначала терпеливо ждал, а потом, вежливо испросив у господина Ройзмана пинцет, в два движения снял крышку и протянул часы удивленному владельцу лавки. Тот мотнул головой, и углубился в изучение незнакомого механизма, не рискуя, правда, прикасаться к начинке часов отверткой..

Эффект превзошел все ожидания. В какой-то момент Олегу Ивановичу показалось, что старый часовщик чуть не выронил свой монокль-лупу; он вздрогнул, а затем поднял глаза на стоящего перед прилавком господина.

– Простите, но эта система мне не знакома! – просипел Ройзман. От его чопорности и невозмутимости не осталось и следа. – Я даже не смог понять, как на ваших часах стрелки переводятся! А ключ куда вставляется? Как их заводят?

– Простите, милостивый государь, разумеется, сейчас я вам покажу как это делается. – и с этими словами Олег Иванович взял с прилавка другие часы (раскрытые Ройзман сжимал в руке, как последнюю надежду своего многострадального народа), и, вытащив шпенек подзавода, продемонстрировал часовщику стремительное вражение стрелок.

– Ключ для подзаводки не нужен; а если вот так утопить головку, – И Олег Иванович щелкнул рубчатым колесиком, возвращая его в исходное положение, – то можно ею же заводить. Только колесико крутите не в одну сторону, а туда-сюда, пока она не перестанет проворачиваться. А вот эта копочка – перевод календаря. Вот, так нажимаете – и дата меняется. Только это ногтем надо…-

Ваня наблюдал за этой сценой со стороны – и постепенно до него доходило, что отец делает что-то не то. Глаза у старого еврея буквально лезали на лоб; он давно уже сжимал свой "монокуляр" в руке, свободной от часов, и смотрел на Олега Ивановича то ли как на опасного сумасшедшего, то ли как на Моисея, вещающего Заповеди Божьи народу Израилеву. А Олег Иванович ничего не замечал – он увлекся объяснениями и уже описываллозяину лавки устройство пружинного браслета.

– Сударь…. – сумел наконец подать голос Ройзман. – Вы мне таки ответьте – откуда вы взял? этих механизмов? И только не надо мне сказать, что это сделали в какой-то Канаде! Азохн вей, там живут одни французы, а они понимают за часовое дело, не лучше, как ребе в ветчине! –

Похоже, удивление заставило старика стряхнуть с себя налет венского лоска; вместо правильного, чопорного языка, коему место в магазинах Невского проспекта, он заговорил на наречии Фонтанов и Дерибасовской.

– Таки вы думаете, что я куплю этих ваших часов? Почему нет, может и куплю, только скажите – что старый Ройзман станет иметь с этого товара, кроме немноже?чко геморроя? –

Ваня с трудом сдерживал смех – он видел, как теряет нить разговора отец, и понимал, что ситуация заходит в тупик. Олег Иванович явно промахнулся с часами: похоже, их начинка опередила свое время несколько сильнее, чем он рассчитывал, что и ввергло беднягу Ройзмана в футуршок. Сам-то Ваня успел разглядеть разложенный в витрине лавки товар – крупные, массивные часы, часть из которых была снабжена массивными откидными крышками, заводились особыми крохотными ключиками. Ключики эти были привязаны к колечку для цепочки. Любой из выставленных экземпляров был, как минимум, втрое толще тех часов, что опрометчиво предложил Ройзману Отец Ивана.

Надо было как-то выкручиваться их сложившейся ситуации – и Олег Иванович решил дать "полный назад". Он решительно сгреб часы с прилавка в саквояж, не утруждая себя возней с коричневой бумагой, и заявил:

– Если я правильно вас понял, эти часы вам неинтересны? Что ж, очень жаль, что отнял у вас время… –

Ройзман подпрыгнул, словно его кольнули в зад – ппричем не шилом, а как минимум, штыком от винтовки "Бердан" N2.

– Ой-вэй, что ж за цу?рэс! Разве старый Ройзман имел вам сказать за то, что ему неинтересно? Нет, он таки имел сказать, за то, что ему интересно, только он не имеет понимания – откуда эти ваши часы, и какая им будет цена! –

После того, как было произнесено слово "цена", разговор, наконец, перешел в конструктивную стадию. Олег Иванович и Ройзман принялись торговаться. Тут уж часовщик был уже на своем поле – взяв себя в руки, он стремительно мимикрировал, возвращаясь в образ венского коммерсанта. Из-за косяка двери, ведущей в подсобное помещение, за торгующейся парочкой испуганно наблюдал приказчик Ройзмана – похоже, весь этот цирк оказался для молодого человека в новинку.

В общем, не прошло и получаса, как высокие договаривающиеся стороны пришли к соглашению. Ройзман согласился взять всю партию оптом ("гамузом", как он выразился, снова перейдя на одесское наречие) по 35 рублей за экземпляр, вместе с браслетами. Олег Иванович, вымотанный беседой с радостью согласился – и, увидев, как радостно вспыхнули глаза Ройзмана, Ваня понял, что на этот раз он с отцом крупно просчитались.

Напоследок Олег Иванович оставил в лавочке экземпляр письма и визитку, ничем совершенно не рискуя: трудно было представить себе, что в Москве в ближайшие несколько лет объявится представитель хоть какой-нибудь канадской фирмы.

Притворив дверь за необычными посетителями, часовщик обернулся к приказчику, все еще недоуменно выглядывавшему из задней комнаты лавочки.

– Лёва, что вы мне тут стоите, как памятник дюку? Ноги в руки – и скажите позвать Яшу! И пусть хватает свои гимнахзические бебехи! Бикицер, Лёва, и не делайте мне нервы, их есть кому испортить!

Двумя минутами позже любой, кто взял бы на себя труд понаблюдать за лавкой Ройзмана, увидел бы следующее: дверь приоткрылась, и в образовавшуюся щель просочился молодой человек характерной наружности. Он был в старенькой гимназической тужурке, которую вместо положенных, серебряных, украшали желтоватые роговые пуговицы – так донашивали форму исключенные гимназисты и экстерны. Голову молодого человека украшала гимназическая же фуражка без кокарды.

Вслед за ним из двери лавки выглянул и сам Ройзман; что-то втолковывая молодому человеку, часовщик тыкал пальцем в сторону двоих пешеходов, неспешно удалявшихся в сторону Никольской. Юноша несколько раз мелко кивнул часовщику, и, перейдя на другую сторону улицы, тоже двинулся к Никольской, вслед за недавними гостями часовщика.