Неизв. - Так было суждено

— Н-ку?

— Неверный ответ, Котикова, — прошипела Надежда Викторовна. — Можете оставить свой портфель, а затем идти к доске и отвечать то стихотворение, которое Вы, я очень в это верю, выучили. Я могу рассчитывать на высшее исполнение?

— Да, разумеется, — с каменным выражением лица произнесла Юля, в этот момент желая провалиться сквозь землю, нежели предстать перед всем классом и хорошо поставленным голосом произнести «э-э-э».

Яна, скрестив на груди руки и откинувшись на спинку стула, так хитро и широко улыбалась, что кареглазой захотелось запустить в нее плоскогубцами, которые Валя постоянно носила с собой. Аня, в глазах которой Юля предстала незаслуженной жертвой Надежды Викторовны, думала, как лучше всего помочь восстановить справедливость, которая, по мнению рыжеволосого чуда, была самым наглым и бессовестным образом нарушена. В итоге девушка пришла к выводу, что будет шепотом произносить каждую строку, а Юля — повторять за ней. Был риск, что это услышит Надежда Викторовна, но Аня решила попытаться хоть как-то выручить бедолагу. Еще одной проблемой было то, что Аня сидела на третьей парте, то есть шепот в этом случае являлся бы понятием относительным.

Таня ободряюще улыбнулась Юле, однако в этой улыбке было больше сочувствия, чем поддержки. Инна, которая сидела словно под черным куполом своих волос — лица девушки кареглазая так до сих пор и не увидела — и что-то бормотала себе под нос, негромко сказала:

— Поверь мне, новенькая, бывают вещи и похуже.

На произнесенную загробным голосом ободряющую фразу, из-за которой Юля чуть не ляпнулась в обморок и не поседела, кареглазая все-таки благодарно кивнула.

И вот настал этот момент, когда Юля стояла у доски. Кареглазая давно просекла, что с такими учительницами, как Надежда Викторовна, обворожительная улыбочка не помогает, а лишь потом выходит боком, причем выходит, топчась именно по тебе, покуда ты не исторгнешь свой предсмертный стон.

— Что же за стихотворение Вы нам расскажете, Котикова? — если бы тигр умел улыбаться, то это было бы похоже на улыбку Юлиной классной руководительницы. Клыков, разве что, чуть-чуть не хватало.

— Мы сейчас проходим замечательную поэтессу, да… — пафосно начала Юля. — И, конечно же, я прочла далеко не одно ее творение. Меня так захватили ее стихи, что многие строфы перемешались в голове, и я не могу толком вспомнить, что к чему относится…

— Я уверена, — перебила Юлю Надежда Викторовна, — что Вы сейчас приведете свои мысли в порядок и все прекрасно вспомните.

— Да, разумеется, — на всякий случай кареглазая кивнула.

— И, к слову, какую замечательную поэтессу мы сейчас проходим?

— Ну, она такая замечательная… — начала девушка.

— Так какую?

Аня уже раскрыла рот и вот-вот готова была произнести фамилию, как Надежда Викторовна, не поворачивая головы в сторону рыжей, произнесла:

— Знаю, что наша третья парта всегда очень разговорчивая и всегда все знает. Если услышу хоть одно слово, Котиковой сразу же ставлю высший балл в четверти, а тот, кто подсказал, будет иметь, в лучшем случае, минус два балла. Я надеюсь, я ясно выразилась?

Аня нахмурилась и уже хотела несмотря ни на что подсказать Юле фамилию, так как рыжая была человеком благородным и предпочла бы спасти кого-нибудь, пожертвовав самой собой, но девушку вовремя остановила Юля, отрицательно покачав головой. Помощь помощью, но лучше единица в журнале за один урок, чем потом испортить аттестат ни в чем неповинному человеку.

— Котикова, отчего Вы так молчаливы? Язык проглотили?

Марина, которая все время со скучающим видом смотрела в окно, незаметно для учителя открыла в учебнике страницу, на которой была напечатана крупным шрифтом фамилия поэтессы, и перевернула учебник вверх ногами так, что Юля могла спокойно прочесть все, что было написано на странице. Сама Марина сидела на первой парте — ее пересадили, так как часто случалось, что старосту срывали с урока, дабы решить какой-либо вопрос — и поэтому не могла вызвать никаких подозрений со стороны преподавателя. Тем более Надежда Викторовна была более чем уверена, что светловолосая подсказывать никому не будет. Да Марина и не собиралась.

Смущенно кашлянув в кулак, надеясь тем самым привлечь внимание Юли, Марина придвинула учебник чуть ли не к самому краю парты. Кареглазая, конечно, никак не отреагировала на этот кашель — мало ли, почему человек кашлянул. Светловолосая кашлянула еще раз. И опять никакой реакции не последовало. В итоге кашлянув уже в десятый раз — последний получился особенно злобным — и бросив недобрый взгляд на Юлю, которая в упор ничего не замечала, Марина замолчала.

— Вам плохо? — обеспокоенно спросила Надежда Викторовна.

И так почти все внимание класса было уже отвлечено на Марину. Все, кроме Юли, разумеется, уже поняли, что светловолосая хочет помочь девушке.

— Нет, просто поперхнулась, спасибо, — коротко ответила девушка и вежливо улыбнулась.

— Чем?

— Воздухом, — брякнула Юля.

Конечно же кареглазая никак не могла удержаться, чтобы не съязвить, даже несмотря на то положение, в котором она находилась. Классная руководительница прожгла Юлю взглядом. Девушка поспешно посмотрела вниз, проверяя, не осталось ли прожженных двух дырочек на ее теле.

Марина приложила ладони к лицу, покачала головой, словно говоря этим, мол, ну что за дубина эта Юля. Потом девушка как бы случайно уронила ручку на пол, и она покатилась прямо к ногам Юли. Кареглазая уже наклонилась, чтобы поднять несчастный предмет, как ее рука соприкоснулась с рукой Марины. Светловолосая едва различимым шепотом произнесла:

— Читай с книги, лежащей на парте.

— Марина, что-то Вы странно сегодня себя ведете, — подозрительно произнесла Надежда Викторовна. — С Вами точно все хорошо? Заработались, видно, в Совете. Я могу освободить Вас от занятий, если Вам нездоровится.

— Благодарю, но, пожалуй, откажусь, — любезно отозвалась девушка.

— Ахмадулина? — выдала внезапно Юля. — А, ну, да, Ахмадулина. Чо эт я? Конечно Ахмадулина!

— Вот как? Вы все-таки вспомнили? Что же, какой стих Вы выучили?

Марина, не отрывая взгляда от Юли, осторожно перелистала несколько страниц учебника, пропустив краткую биографию поэтессы, и остановилась на первом попавшемся стихе. Кареглазая как бы ненароком посмотрела на парту Марины и сквозь зубы едва различимо прошептала:

— А чо такой большой?

У светловолосой дернулась бровь от такого нахальства. Нет, ты рискуешь своим авторитетом, помогаешь этой пигалице со стихотворением, выручаешь ее, а ей еще что-то не нравится. А ведь авторитет — дело очень тонкое. Годы могут уйти на то, чтобы заработать себе авторитет, а рушится он в одно мгновение, и потом трудно его восстановить.