Неизв. - Так было суждено

Юля посмотрела на пустующую и аккуратно застеленную кровать Марины. Либо девушка не ложилась сегодня вообще, либо была где-то и с кем-то.

«С Кирой», — резануло по мыслям девушки.

Кареглазая хмыкнула и решила попробовать отнестись к этому философски. Философски не получилось, так что, напустив на себя безразличный ко всему вид, девушка закрыла от мира свою душу. Но она не учла того, что от себя уж точно не закроешься.

Быстро умывшись и приведя в относительный порядок свой хаер, Юля в последний раз взглянула на себя в зеркало и, хищно улыбнувшись соблазнительному отражению, медленно растягивая слова, произнесла:

— Как обычно: ничего хорошего тут не видно… Но ничего, вот увидит она меня, сразу же слюнки потекут! Так-то!

Уверенно кивнув самой себе и надев черные кожаные перчатки без пальцев — последний штрих рокового образа, — девушка перекинула через плечо кожаную куртку и, насвистывая ободряющую мелодию, вышла из комнаты. Мелодия хоть создавала видимость того, что у девушки все хорошо. На самом деле, на душе было настолько паршиво, что не кошки скреблись, а велоцирапторы раздирали обожженную холодом душу девушки.

На улице стояла прекрасная погода. Несмотря на то, что время близилось к зиме — как-никак уже в скором времени декабрь должен был наступить на пятки ноябрю, — висело желтощекое солнышко и лениво стреляло лучами.

— Солнце светит, но не греет, — буркнула Юля, уже пожалев о том, что так легко оделась. Все-таки кожаная куртка не заменит осеннее пальто.

В половину десятого почти все общежитие вывалило на улицу. То ли это случилось потому, что погода была идеальная для прогулок, то ли потому, что дядя Стив всех повыгонял из теплых комнат, то ли потому, что просто у каждого человека была своя причина. Инжефалина Распикулертона Престинарио ответила бы точно, что это дело призрачных рук дядюшки Стива. Конечно же, сюда каким-нибудь загадочным макаром присобачилась и новенькая. Яна же точно сказала бы что-нибудь про девственниц с драконами. Но все мы знаем, что дело было именно в дяде Стиве.

Напряженно смотря по сторонам, Юля вглядывалась в каждое лицо: меньше всего на свете девушке захотелось бы сейчас натолкнуться на кого-нибудь из своего класса. Разумеется, для некоторых личностей она сделала бы исключение, но тем не менее.

Деревья жались друг к другу, так как им было очень неловко за то, что им придется простоять несколько месяцев голыми. И все бы ничего, так нет же — люди. Ходят тут себе, прогуливаются, щебечут о чем-то. Понимаете, как напрягает, когда ты стоишь несколько месяцев голый — неважно, что рядом с тобой тысячи таких, — а мимо тебя каждый день проходят по сто человек, если не больше? То-то же.

Разноцветные листья были собраны в кучи, кучки, кучечки, кучучонки и кучищи, однако шаловливый ветер все равно умудрялся сгонять верхний слой листьев и, хохоча, уносить их подальше от себе подобных.

Юлю мало занимало то, чем там занимается ветер с юными листиками и о чем думают нагие деревья, думают ли они вообще, так что девушка только зябко ежилась. Она уже и забыла о том, что хотела поразить какую-то особу. Мысли, вежливо стучась в черепную коробочку, толпились у дверей и уже образовали бы что-то типа «kucha mala», как кареглазая впустила их. Впрочем, если думаешь о чем-то другом, то забываешь о холоде, а потом и не замечаешь его.

Но и тут Юлю очень жестоко и хитро обломали. Только мысли хотели наброситься всей своей голодной стаей — питались эти мысли нервами и эмоциями, преимущественно отрицательными, — как чья-то рука обняла девушку за талию. Не поворачиваясь, кареглазая сжала руку в кулак и, повернув корпус, резко выбросила ее вперед, словно камень.

Кто-то приглушенно охнул.

— Так и знала, что ты, — отряхивая руку, протянула Юля.

Разумеется, что поднимать руку на учителей нехорошо, но кареглазую это не волновало. Девушку, наверное, больше заботило питание морских свинок, нежели Виталик.

— За что? — держась за разбитую губу, простонал мужчина.

— Неча руки распускать, — огрызнулась девушка.

— Я смотрю, ты тоже уже успела.

— Что?

— Руки распустить, — ответил Виталик. — Бровь разбита, губа тоже… кто ж тебя так?

— С деревом не поладила, — осклабилась девушка. — Мне нравился Буратино, но дерево — видимо, это была девушка Буратино — не оценило моего стремления быть с ним.

— Что за бред сивой кобылы?..

— Это ты кого сейчас кобылой назвал?!

Поспешно отойдя от Юли, которая уже собиралась впечатать слова мужчины ему же в лицо, Виталик примирительно поднял руки, словно говоря, что сдается.

— Ты вообще почему в таком виде? — окинув стеклянным взглядом спортивный костюм мужчины, поинтересовалась девушка. — Уж не за фигуркой ли смотришь?

— Бегаю по утрам, — мужчина растянулся в довольной улыбке, считая, что он наконец-то завоевал одобрение со стороны неприступной красавицы.

— Тх, баран ты.

— Что?!

— По утрам нельзя бегать. Только проблемы с сердцем заработаешь.

— Слушай, — начиная постепенно злиться, начал Виталик. — Я приехал сюда не для того, чтобы выслушивать твои оскорбления.

— Для чего ж ты тогда приехал? — изобразив неподдельное удивление, спросила Юля. — Неужто считал, что я приму тебя с распростертыми объятиями, кинусь на шею и тэ дэ, и тэ пэ? Эй, гляди! Не твоя ли губа по земле покатилась? Закатай обратно!

И с этими словами Юля пошла дальше. Разговаривать с Виталиком у девушки не было настроения. Но после того, как она прописала ему в челюсть, все-таки какие-то крохи хорошего настроения почтили девушку своим присутствием.

Однако и Юля могла закатать губу обратно. Буквально через пару секунд мужчина подбежал к девушке и, схватив ее за руку, резко развернул к себе.

— Мы не договорили!

— Совсем охренел? Отвали, будь врагом! — толкая от себя Виталика, рыкнула Юля.

— Юля! — крикнул мужчина так, что на них обернулись все люди, которые находились в ближайших ста метрах. — Ну, не обижайся. Прости! Я знаю, я идиот! Но я требую еще один шанс!.. Я исправлюсь, стану внимательнее… Вот скажи, почему ты такая грустная? Из-за меня?

— Конечно нет. Нахрен ты мне нужен? — хмыкнула кареглазая.

По старому опыту девушка знала, что нельзя сейчас проявлять ни снисходительность, ни доброту, вообще ничего, так как больше шансов мужчине девушка давать не желала. Первый шанс потерял, второй упустил, а третий не получит потому, что в сердце уже давно нет места настырному дядьке.

Как уже отмечалось ранее, почти все ученицы — да и учителя — гуляли на улице. Яна, Марина и Кира исключением не стали. На Марине было как раз то самое пальто, которое когда-то она отдала Юле, дабы та не превратилась в замерзшую селедку. В ту же ночь Юля умудрилась посеять самую нижнюю пуговицу, а затем, чтобы Марина ничего не заподозрила, пришила новую. Светловолосая сделала вид, что не заметила подмены — на пальто были черные пуговицы и одна белая.