Анатолий Чубайс - Приватизация по-российски

Сопротивление отраслевики вели в основном на двух фронтах. Во-первых, они прилагали массу усилий, чтобы либо запретить приватизацию, либо закрепить в государственной собственности пакеты акций как можно большего числа предприятий. Во-вторых, они пытались провести акционирование по-своему, по-министерски, путем создания подконтрольных им холдингов.

Вопрос о том, что следует приватизировать, стоял очень остро с самого начала работы над программой приватизации. Уже тогда было ясно, что ряд секторов нужно выводить из общей схемы и приватизировать по индивидуальным планам (например, ТЭК, телекоммуникации и т.д.). Составлялся и список не подлежащего приватизации имущества. В этот список с одобрения правительства вошли, в частности, железнодорожный транспорт, аэрокосмическая промышленность, учреждения здравоохранения и образования. Однако список постоянно уточнялся. Каждое отраслевое министерство настаивало на том, что именно в их отрасли нельзя проводить приватизацию. Мотивы были традиционными: стратегическая важность, национальные интересы, оборона, высокие технологии... Или даже контроль за идеологией! Так появился запрет на приватизацию предприятий полиграфической промышленности.

Мы же старались распространить приватизацию на возможно большее число предприятий. Весь мировой опыт показывал, что в подавляющем большинстве отраслей промышленности государственная собственность крайне неэффективна, но многие страны пришли к этому выводу сравнительно недавно — в 80-е годы. В это время в Великобритании, например, началась приватизация сложных отраслей — энергетики, телекоммуникаций, авиатранспорта. Наша программа предусматривала начало приватизации сразу же с широкого спектра отраслей. Хотя и по специальным схемам, но должны были приватизироваться телекоммуникации, электроэнергетика, авиаперевозки, чего до сих пор никак не могут сделать многие европейские страны.

Немало сил уходило и на борьбу с холдингами. Была тогда в российском правительстве такая фигура — министр промышленности Александр Титкин. Так вот он предлагал очень привлекательную для наших чиновников модель приватизации: вначале все предприятия акционируем, после чего все акции сложим в большие финансово-промышленные группы. И чтобы министерства ими управляли.

По такой схеме получалась не приватизация, а “холдингизация”: государство сохраняло свой контроль над предприятиями. Мы были уверены: в большинстве случаев холдинги должны образовываться естественным путем, на рынке (как это происходит сейчас), а не за счет государства. Ведь было же совершенно понятно: сегодня чиновники создают свой холдинг, а завтра самыми различными способами будут пытаться использовать казну для его содержания.

Конечно, в отдельных случаях создание холдингов было экономически оправданным. Скажем, нефтяная промышленность шла по этому пути: создавались нефтяные компании, которые владели нефтедобывающими, нефтеперерабатывающими, оптовыми предприятиями. И так действительно получалось более логично. Но подобного рода компании были скорее исключением. Как правило, руководители министерств и ведомств пытались создать такие холдинги, куда просто в кучу сваливались многочисленные предприятия.

Был один вопрос в полемике с нашими оппонентами, по которому мы не соглашались идти ни на какие компромиссы, считая его крайне принципиальным: многие руководители министерств и ведомств, а также представители директората настаивали на том, чтобы законом было разрешено создавать закрытые акционерные общества. В таких обществах каждый акционер, решивший продать свои акции, должен получить на это согласие всех других акционеров.

Понятно, что директора хотели контролировать процесс перераспределения собственности, ни в какую не желая допускать к “своим” предприятиям чужаков. Ведь те могли бы установить контроль за деятельностью самих директоров, а там, глядишь, и вообще попросить их из руководящих кресел. Поэтому идея закрытых акционерных обществ навязывалась нам с особым упорством.

Но мы решили не уступать, понимая, что и так пошли на крупный компромисс с директорами и работниками предприятий, отдав им значительную часть собственности. Да, в итоге мы быстро решали задачу отделения предприятий от государства, но существенно тормозили появление эффективного собственника. Можно сказать, жертвовали качеством ради скорости. Но делали мы это сознательно, имея в виду, что в дальнейшем рынок все расставит по местам и отыщет эффективного собственника. И вот теперь нам навязывали вариант, который начисто исключал саму возможность появления такого рынка: если акции нельзя свободно продавать и покупать, какой же может быть рынок?

Мы понимали, что создание в массовом порядке закрытых компаний привело бы к особо тяжелым последствиям. С одной стороны, многие потенциальные покупатели акций опасались бы вкладывать деньги, так как впоследствии были бы лишены возможности продавать свои акции без согласия других акционеров. С другой — директора и рабочие, получившие акции на льготных условиях, навсегда сохранили бы свой контроль над предприятием. Это во многих случаях создало бы непреодолимый барьер для появления эффективного собственника.

Одним словом, если бы не удалось отстоять акционерные общества открытого типа, пришлось бы констатировать: приватизация заведена в тупик, лучше бы такую приватизацию вообще не затевать.

Свою позицию мы отстояли. После целого ряда вынужденных компромиссов можно было облегченно вздохнуть: путь для формирования эффективного собственника открыт, пусть даже двигаться по нему придется небыстро.

И все же читатель вправе спросить: а стоило ли вообще проводить приватизацию, если требовалось идти на такие компромиссы? Может быть, лучше было бы вообще от нее отказаться? Уверен, что нет. Во-первых, даже при всех уступках директорам и рабочим приватизация позволила сделать огромный, гигантский шаг вперед к формированию эффективной системы частной собственности. Конечно, после 75 лет господства тоталитарного экономического строя эффективный собственник не мог появиться в одночасье. Но приватизация запустила в действие мощнейшие экономические процессы, которые обеспечивают движение в этом направлении.

Во-вторых, идя на компромиссы и добиваясь политической поддержки приватизации, мы тем самым обеспечивали поддержку реформам в целом. Думаю, что если бы не приватизация, то и весной 1992 года, и в ходе осеннего кризиса 1993 года, когда стоял вопрос о продолжении экономических и политических преобразований в нашей стране, баланс политических сил мог бы оказаться не в пользу реформ.