Дмитрий Салынский - Фильм Андрея Тарковского «Cолярис». Материалы и документы

Хэппи-энд: через день, 2 апреля режиссер узнает о принятом решении послать фильм на фестиваль в Канны.

Рабочая версия и пролог

В Госфильмофонде России сохранилась одна из рабочих версий фильма, так называемый «вариант с зеркальной комнатой», интересная сценой галлюцинаций Криса, не вошедшей в окончательный монтаж и давшей повод для легенд. Мало кто эту сцену видел, но многие слышали о ней, и эхо ее звучит в некоторых оценках творчества Тарковского, которое метафорически уподобляется зеркальной комнате. Но в целом эта версия с художественной точки зрения менее удачна, чем прокатная — в ней есть длинноты, неудачно озвученные и лишние по драматургии куски.

Рабочая версия (каталог Госфильмофонда, № С-8176) составляет 5190 метров в 19 частях (не разделяется на серии). Для сравнения: прокатная версия составляет4627 метров в 17частях (1 серия — каталог ГФФ, № С-8964: 8 частей, 2198 м.; 2 серия — каталог ГФФ, С-8965: 9 частей, 2429 м.). При переработке рабочей версии в прокатную сокращены 563 метра (18,8 минуты).

Отличия рабочей версии от привычного нам прокатного варианта видны с самого начала. Открывается она текстовым прологом - титрами на черном фоне — интервью профессора К.Кельвина, где, кроме прочего, есть и такие слова: «...с тех пор, как человек уничтожил социальное неравенство и покончил с войнами, наука достигла огромных успехов. И, тем не менее, вы ошибаетесь, считая, что наука всемогуща [...]».

Пролог, как своеобразный маркер времени, помогает определить, когда была сделана рабочая версия, ведь его уже нет в прокатном варианте, и еще не было в варианте, который сдавался студии 30 декабря 1971 года, когда Сизов предложил добавить «очень короткий ввод в картину с разъяснением концепции автора».

В полученном режиссером 11 января (запись в «Мартирологе» от 12 января) списке убийственных поправок «сверху» содержится требование «Сделать вступление (текстом) к фильму (из Лема), которое бы все объяснило». 20 января редактор фильма Л.Лазарев в письме режиссеру предлагает: «Вероятно, надо после титров дать надпись, которая была бы разжевыванием для тех, кто боится неясностей. Что- нибудь вроде этого (даю рыбу) [На редакционном жаргоне «рыбой» называли черновые наброски, - Д.С.]: «...Это произошло уже тогда, когда на Земле прекратились войны, были уничтожены социальный гнет, голод, нищета». Лазарев надеется: «Если все эти вопросы, нелепости исчезнут (по-моему, делать это можно и без съемок), отпадут 90% претензий по части идеологии, мировоззрения и т. д.».

Тарковский соглашается и 24 января 1972 года подписывает план поправок, на которые согласен: «...Будет введен пролог-вступление, проясняющий общий смысл и философскую концепцию произведения [...] Будет уточнена формация общества, уже освободившегося от социального гнета, нищеты, голода и сделавшего успешные шаги в изучении космического пространства», — а 14 февраля сообщает, что в картину уже внесены изменения, в частности, введен «пролог- вступление в виде надписи». 16 февраля Vl Творческое объединение «Мосфильма» принимает фильм, отметив, что в него вставлен пролог и перелет Криса на космическую станцию, но предлагая еще небольшие поправки.

Предложение/!.Лазарева достаточно тактично, содержание пролога им не придумано и взято не из поправок от начальства и даже не из Лема, а из написанного Тарковским и Горенштейном сценария, где оно выглядит чуть иначе в диалоге Криса с отцом: «Дело не в том, что мы с Бертоном летали на допотопных ракетах, — помолчав, сказал отец. — В нашей молодости многое было другим... Еще были живы старики, которые помнили последние войны... Инвалиды и вдовы последних войн... Тебе не понять этого, но тогда еще по инерции существовал страх перед возможностью гибели нашей человеческой цивилизации. Хоть и тогда уже не было границ и исчезло социальное неравенство, мир уже был един, но инерция прошлого еще долго, подобно призраку, витала над нами». Примерно те же утопические взгляды Тарковский высказывал и в письме в ЦК: «Речь идет о будущем: о жизни людей без войн, без социального угнетения, без национального неравенства, без насильного ущемления человеческих способностей». Не думаю, что надо всерьез воспринимать продолжение этой фразы: «...о том будущем, которое все мы называем коммунистическим», — ведь он понимал, куда направляет письмо.

В диалогах рабочей версии фильма уже нет указанной реплики старшего Кельвина, ведь она частично ушла в пролог, но и в прокатном варианте, где нет пролога, она не восстановлена, а тем самым, вместе с ней и с прологом, из фильма ушел оптимизм по поводу «исчезновения социального неравенства» — довольно относительный, если в будущем еще продолжались «последние войны». Сейчас принято думать, что советские редакторы нагружали фильмы идеологией. Если бы все обстояло только так, то в любом фильме от варианта к варианту ее накапливалось бы все больше. Но в «Солярисе» было наоборот: по ходу работы он освобождался от идеологии, и прокатный вариант чище от нее, чем рабочая версия и сценарий.

В первом черновом варианте (без пролога) картина сдавалась студии в конце 1971 года. В «Мартирологе» Тарковский записывает: «4 де

кабря 1971. Скоро кончаю «Солярис». После сдачи надо будет еще раз кое-что тонировать и снова перезаписывать картину. «29декабря. Завтра (или послезавтра, если завтра не будет готова копия) сдаю «Со- лярис» Сизову. Конечно, набегут отовсюду — из Комитета, Главка, из ЦК, наверное. По-моему, будет скандал. Сам еще картины я не видел, а знаю несобранные ее части, лишенные общего для меня впечатления. 30 декабря. Сегодня в 6 часов вечера сдача студии. У меня еще нет никакого впечатления от картины. Оно должно появиться после просмотра. Некоторые куски получились очень неплохо. Это сцены — C Ma- терью, Самоубийство, Город и Возвращение к пруду, Ночной разговор, Бред больного Криса».

На сдачу была представлена копия после перезаписи, что следует из записи в «Мартирологе» от 29 декабря: «В лаборатории, когда Юсов просматривал выходящие из печати перезаписанные части, столкнулся с такой картиной: чтобы не мешать работе, люди в зале стояли на коленях все время, лишь бы увидеть еще одну часть "Соляриса"».

Примерно между 24 января и 14 февраля 1972 года в ленте сделаны изменения, в том числе добавлен пролог, и отпечатана новая копия. 15 февраля режиссер записывает: «Картину отправили в Комитет. Без обсуждения. Сегодня звонил Сизов, сказал, что картина стала гораздо лучше, стройнее. Но намекал на то, что надо ее еще сократить. Я буду бороться. Длина сейчас является уже эстетической категорией», — и на следующий день дает оценку собственной работе: «16 февраля. Свой "Солярис" я сделал. Он стройнее "Рублева", целенаправленнее и обнаженнее. Он гармоничнее, стройнее "Рублева”. Но госкиношное начальство с этим не соглашалось: «21 февраля. Романов не принимает картину, не подписывает акт, считает, что я не сделал никаких поправок». 25 февраля полученное, наконец, из Госкино заключение Сизов переправляет съемочной группе со своей резолюцией — «в кратчайшие сроки произвести поправки картины». Для нас важно, что в этом заключении Госкино указан метраж просмотренной картины — 5055 метров, а это и есть длина рабочей версии (с небольшим расхождением, в Госфильмофонде она составляет 5190 м.).