Unknown - i af522bf4bbc33ae4

Дом пуст. Внутри нет никакой мебели. Только большие граффити на стенах, но совершенно неразборчивые. На одной из стен, кто-то нарисовал серфера преодолевающего волну. Оно выглядит точно так же, как картинка, которую я видела на скамейке, когда ждала автобус. На полу какой-то хлам. Я делаю глубокий вдох, как будто почувствую какие-нибудь следы от запахов, что будет ассоциироваться с Джесом, но это место отчасти пахнет несвежим пивом и потом, возможно, какие-то ребята остановились здесь, когда занимались серфингом на пляже ниже. Или, может быть, они нашли место для вечеринки, совершенно неосведомленные о волнах.

По крайней мере, дом такой же формы, как я его помню, словно зеркальное отражение дома Пита, на скале в другой стороне Кенсингтона. Я направляюсь в гараж, вспоминая коллекцию досок для серфинга, которые я видела там, когда в первый раз встретилась с Джесом. Может, хотя бы там найдутся какие-нибудь следы от него.

Но здесь ничего нет — только еще одна пустая комната.

Выхожу через переднюю дверь и спускаюсь вниз по заросшей дороге, которая приведет к дому Пита. Когда я его вижу, то срываюсь на бег. Может, кто-то из компании Пита все еще здесь живет; может быть Хьюи или Мэтт ждут по ту сторону двери. Но в доме беспорядок; здесь пахнет плесенью, как если бы волны поднялись над океаном и залили это место. Раздвижные стеклянные двери, которые ведут на задний двор, широко открыты; несколько чаек перелетают из гостиной. Они сделали этот дом своим.

Плитка пола, которая всегда была блистательно белой, где Пит раскладывал одеяла и где мы все ели ужин, который я приготовила, покрыта перьями и пометом. Птицы кричат на меня в знак протеста, пока я иду на задний двор, к одной знакомой здесь вещи: к шуму волн. Скалы опускаются так прямо и резко, что я делаю шаг назад, опасаясь, что я упаду. Камни негладкие и зубовидные. Невозможно было бы построить лестницу в этих скалах. Не могу понять, зачем кому-то этого хотеть.

Потому что ниже меня нет пляжа. Вода доходит прямо до скал. Там нет идеального треугольника белого песка. Грубые и неспокойные волны направляются прямо в стены скал, брызги сталкиваются с камнем. Серфинг на них может быть смертельным.

Это как если бы океан полностью поглотил мои воспоминания.

Я останавливаюсь у подъездной дорожки дома Фионы. Я сказала родителям, что собираюсь заглянуть к ней, когда уходила утром из дома и, конечно, они мне поверили, теперь, когда я снова стала нормальной.

Домой к Фионе со школы на выходные — она уехала в колледж в обычное время, в сентябре, как и многие другие — и спустя несколько месяцев, она в восторге увидеть меня лично.

— Ты так хорошо выглядишь, Вен, — визжит она, пока мы приветственно обнимаемся.

Я смеюсь, а Фиона качает головой.

— Нет, я серьезно. Не знаю, с тех пор как этим летом... Я имею в виду, ты выглядела хорошо, даже когда появилась здесь обкуренная.

— Теперь я знаю, ты просто была очень милой.

— Нет, — настаивает Фиона. — Правда.

Я обнимаю свою лучшую подругу и снова ее обнимаю, пока она восхищается моей новой машиной. Я позволила ей покатать нас от ее дома в горы, когда мы поужинали. Я спускаю окно вниз и вдыхаю аромат эвкалиптовых деревьев, выстроенных по ее окрестностям, стирая следы океана.

Мне хочется извиниться перед ней, сказать, что она была права все это время. Но вместо этого, я слушаю ее рассказ о разрыве с Дэксом, о милом парне, который живет на ее этаже в общежитии, о профессоре, которым она увлечена, о женском братстве, в которое она решила вступить.

— Нет, — добавляет она быстро, как будто переживает, что может меня обидеть. — Я никогда не узнаю тех девушек так, как знаю тебя.

Не уверенна, знаю ли я себя. Я была так уверенна, что мое лето под солнцем было настоящим, так уверенна, что Фиона и Мэри, и мои родители ошибались. Я вообразила себя детективом в поисках подсказок, но оказывается, что мой мозг просто построил какую-то сложную охоту на мусор для меня, этот же способ я использовала для братьев.

Закрываю глаза и вспоминаю день, когда мы с Фионой встретились в детском саду; мы сразу стали подругами, потому что у нас были одинаковые фиолетовые рубашки в полоску. Мы держались за руки в первый день в средней школе, напуганные старшеклассниками, — казалось, все они были на фут выше нас. Помню день, когда Фиона сдала свой тест на вождение и и первый день выпускного года, мы шли бок о бок и хихикали, потому что теперь новички выглядели такими маленькими.

Я до сих пор слышу, как она с гордостью впервые назвала Декса своим бойфрендом и я все еще чувствую, как крепко она меня обнимала, даже когда думала, что я схожу с ума. Как, вроде бы и было. Я улыбаюсь. У меня много воспоминаний, которые были по-настоящему. Бедная Фи была права. Думаю, что она действительно знает меня лучше всех. Она сразу же поняла, что я придумала Кенсингтон, Пита, Беллу, Джеса.

Все эти деньги, которые родители потратили на терапию и докторов, все эти анализы подтвердили, что я создала мир, где могла забыть тоску по братьям, потому что была слишком занята, чтобы влюбиться и быть любимой, пока моя фантазия не привела меня к Ведьминому дереву и все это, наконец, затрещало по швам. Мне нужно увидеть то, что видели братья; я даже вообразила, как кто-то раскрывает их смерть для меня. Фиона не могла рассказать все непринужденно.

Я вытягиваюсь через переднее сиденье, чтобы сжать руку Фионы на моем новом руле. У меня есть лучшая подруга, которая настоящая, которая любит меня, которая пыталась спасти меня, когда я сходила с ума. Мне не нужны Пит и Белла, мне не нужен Джес. У меня есть что-то настоящее, прямо здесь.

— Конечно нет, — отвечаю я наконец. Я замолкаю, растягивая лицо в улыбке. — На самом деле, мне кажется, что ты знаешь меня лучше, чем я сама.

37 глава

Пока еду домой позже, мне стало интересно, что бы сказала Мэри, если бы узнала, что я сегодня была в Кенсингтоне, если бы узнала, что теперь я видела, что он настоящий. Мэри поспорит — она аргументирует — что у меня есть полное право оплакивать потерю Джеса, Пита, Беллу, Кенсингтон и жизнь, которую я считала настоящей.

Она бы сказала: поскольку они были реальны для меня, теперь, когда они ушли, я должна скорбеть о них. Эта та логика, которую я всегда ненавидела. Не стоит привязываться к тому, что не реально. Или к людям, которых не существует.

Поэтому я не плачу из-за утраты, пока еду вдоль Тихоокеанского побережья, преодолевая мили между Кенсингтоном и мной. Вместо этого, я смеюсь. Я смеюсь, потому что должна была знать, что все это не настоящее; это было так очевидно, теперь, когда я думаю об этом. Я оставила себе такую огромную подсказку, прямо в центре моего бреда:

Не было никакой возможности по-настоящему преодолеть волну, неважно как сильно я этого хотела. К тому времени, как я добралась домой, я решила специализироваться в математике, когда поступлю в Стенфорд. Ничего подобного, только мнимые числа.