МИХАИЛ - СУПОСТАТКА

только беззвучно плакала. Отказывалась есть. Впрочем, мне тоже в рот кусок не лез, как

я ни старался, но сам был не лучше Среды.

В опоганенный дом ноги отказывались идти, и все эти дни мы провели в бане. Я

принѐс пару охапков сена, рассыпал на полке, где безустанно лила слѐзы Среда.

У входа бессменно дежурила Настя с телятами, время от времени она мычала, зовя

меня. Не выходил. Потому что не мог пересилить дикую слабость и апатию. Наблюдая за

Средой, я почему-то пришѐл к выводу, что она помешалась умом, и во мне всѐ словно

надорвалось, одеревенело. Временами казалось, что я тоже тихо схожу с ума. Ложился

рядом со Средой, зарывался в сено и ждал смерти.

Зачем жить, когда всѐ рухнуло, порублено, опоганено? Погибла Раечка, и часть

моей души омертвела. Изрублены Борька и Машка... Среда не в своѐм уме, я на пол-

пути...

За дверью настойчиво звала Настя, ей помогали телята: мол, есть ещѐ мы,

пересиль утраты и продолжай жить...

Зачем? Зачем жить, когда душа мѐртвая? Кто я без души? Ходячее туловище... Не

желаю таким коптить небо, лучше оборвать это существование...

Подступал липкий, ласковый сон, пеленал меня, как ребѐнка, и тихо укачивал...

А может и не сон вовсе, а Смерть явилась по зову, и транспортировала мою

мѐртвую душу по назначению?

19.Возрождение

...Я открыл глаза и вздрогнул: на меня, склонившись, смотрела Среда. Бледная, с

впалыми щеками, заострившимся носиком. А глаза... глаза были живые, смотрели с

жалостью и надеждой. Сухие губы дрогнули:

-Любый...

Столько любви было в этом слове, что она перелилась живительным ручейком в

меня, разлилась по телу, будя спящие клетки, наполняя их силой.

Среда отпрянула на секунду, и вновь появилась, держа в руках миску из которой

струился парок. Глазами сказала: вставай.

Я с трудом приподнял тяжѐлое тело, сел. Мы всѐ ещѐ находились в бане. Тихо

потрескивали дрова в печи.

Среда протянула миску, ободряюще улыбнулась уголками губ.

В миске был почти горячий мясной бульон. Я пил мелкими глотками, не спуская глаз

со Среды. На ней были меховые штаны и куртка, такие же, как те, что конфисковала

идиотка Ритка. Была вторая пара или... Сколько же я был в отключке?

-Сколько дней прошло? – машинально сорвалось у меня с губ.

Среда сдавлено вздохнула, приподняла левую руку и показала четыре пальца.

Четыре дня?! Не может быть!

71

Среда, почувствовав мои сомнения, утвердительно кивнула.

Я допил бульон, и ощутил себя значительно лучше. Если очень постараюсь, то...

Среда поспешно оказалась рядом, помогла мне подняться, подставила плечо.

В ногах была слабость, противная дрожь, но они держали моѐ тело. Я шагнул к

выходу.

За дверью было белым бело. Снегу насыпало прилично, он хлопьями облепил кусты,

деревья, стены дома. Остро кольнуло в груди, когда глянул на загон, на девственно

чистый участок перед поросячьим домиком. Простите, Боря и Маша, что не уберѐг вас...

Вы доверились мне, а я...

На глаза набежали слѐзы. Что бы скрыть их от Среды, захватил горсть снега,

умылся.

Среда приподняла край куртки, осторожно вытерла моѐ лицо, коротко прикоснулась

губами к моим губам.

-Спасибо...

Среда потянула меня в дом. Ступив на крыльцо, я невольно затормозил: в памяти

тотчас всплыла картина разбоя, нутро протестовало дальнейшему продвижению.

И вдруг под углом дома, за камнем забавно чихнули. Я вопросительно глянул на

Среду. Она загадочно улыбалась глазами.

И тут из-за камня появилась... Раечка. Она шла тихо, покачиваясь, часть еѐ

туловища обтягивала меховая муфточка.

Жива?!

Раечка приблизилась к крыльцу, стрельнула в меня жѐлтыми щѐлочками, фыркнула,

похоже, укоряющее: мол, а ты уже меня похоронил?

Я качнулся вперѐд, споткнулся, и упал на колени перед Раечкой. Руки сами

обхватили еѐ мордочку.

-Рая... как я рад... Живая... - слова на полпути размокали, превращаясь в крупные

капли, которые посыпались слезами на мордочку рыси.

Я покрывал поцелуями еѐ лоб, глаза, горячий нос, а Раечка облизывала меня

влажным шершавым языком, при этом забавно урчала. И ещѐ она, как и я, плакала.

А на крыльце стояла Среда, смотрела на нас с улыбкой и плакала от счастья.

Невероятно, но факт: Раечку вернули к жизни дети!

Она уже была на полпути в мир иной, когда живые комочки в утробе вцепились в

маму и не пустили. Да, Раечка была беременна. Об этом мне сообщила Среда.

Сама она пришла в себя, когда почувствовала, что ухожу я. И поднялась, и

стряхнула всю боль, унижение, как пыль. И встала между мной и явившейся по зову

Смертью. Четыре дня и ночи длилось противостояние - Среда одержала победу. Ибо с

ней была Любовь, а у костлявой лишь коса.

Умница, не только боролась за мою жизнь, но и восстанавливала разрушенное. За

четверо суток Среда умудрилась восстановить постель, посуду, замазала рану Слонику,

вымыла и выскребла всю комнату, сшила себе обновку. Как понимаю, она хотела одного:

когда я приду в себя, то увижу, что всѐ на месте, значит, кошмар был во сне, а не наяву...

Наивная славная моя девочка!

Вот только Борю с Машей не вернѐшь. Скрепя сердцем, Среда употребила их мясо

на пользу дела: поила меня и Раечку с ложечки бульонами.

С комом в горле, я опустился на колени перед Средой и, целуя еѐ руки, крепко-

крепко прижался к еѐ животу и замер, пьянея...

20. Гость

Через день я полностью восстановился. Рана на плече затянулась и особо не

беспокоила. И теперь уже я делал всѐ возможное для поддержания и укрепления

здоровья Среды и Раечки.

72

Снег пролежал не долго: опомниться не успели, как от него и следа не осталось. Я

ловил рыбу, охотился на кабанов, ставил силки и петли, собирал клюкву, голубику, и, по

подсказке неведомого доброжелателя готовил страждущим укрепляющие отвары, варил

компоты и супчики.

Среда свежела на глазах: исчезла бледность, щѐки порозовели, из глаз напрочь

испарилась боль. Вот только худоба портила картину. Ничего, это наживное: были бы

кости, а мясо нарастим. Обязательно нарастим: и рыбалка и охота у меня удивительно

удачно проходили, так что рыбы и мяса у нас было вдоволь. Плюс молоко и молочные

продукты.

Ещѐ через день сняли с Раечки муфточку-бинт. Всѐ отлично зажило, правда, Раечка

всѐ ещѐ ходила медленно, словно боялась разбередить рану.

А ещѐ через день случилось такое, что я даже и помыслить не мог.

Солнце только перевалило за полдень. День обещал быть по-летнему сухой и по-

осеннему прохладный. Мы со Средой разделывали тушу молодого кабана: что-то сразу в

коптилку, что-то пойдѐт на колбасу, а сало, за неимением соли, придѐтся перетопить.