Белорусская литература - Плот у топи

Где вы, люди? Что я вам сделало? В том-то и дело, что ничего не сделало, много хотело – и ничего не смогло. Потому что вам невозможно помочь, потому что вы не хотите, потому что вам нравится и вы верите в то, что происходит с вами. Потому что я иду, и останавливаюсь, и поворачиваюсь спиной, и ничего не могу сделать, потому что – даже самые маленькие и самые безобидные – вы пугаете меня уже тем, чего вы не сделаете. И как могу жить с вами на одной планете?

Нет ничего страшнее страха. Ты можешь смеяться над страхом, не бояться его и не понимать, пока твое тело любит и слушает тебя. Но если страх станет сильнее, возникнет не снаружи, а изнутри, будет постоянно держать в напряжении, не давая хоть немного расслабиться, хотя бы вдохнуть, забыв о хрупкости и непредсказуемости этого существования, тогда тебе больше не будет смешно.

Судорожно глотая затвердевший воздух, ты, как я, забаррикадируешь окно, чтобы ни острая прохлада, ни яркий свет не могли разбередить твою тревогу. Ты, как я, выдернешь из розетки телефон и возьмешь больничный на десять лет, потому что, что бы ты ни делал, тебе может быть и тебе будет плохо, потому что счастье и спокойная радость – это не ты, это как будто никогда и не было тобой.

И если все это произойдет с тобой, ты действительно узнаешь страх. Тебе не нужно будет карабкаться высоко, глотать стимуляторы или бежать под пули, чтобы почувствовать жизнь. Жизнь будет проходить через каждую клеточку твоего беззащитного тела, по каждому нерву будет проноситься в мозг, и ни один кусочек, ни одна часть этого сонма ощущений не сумеет соединиться с другой – и тебе будет страшно, так страшно, как никогда еще не было.

Дмитрий Колейчик «Мясной хлеб»

(первое…)

И кровь, и плоть… Вся плоть – трава. И на рассвете в поля, в города выходят мощные комбайны, они красные, как пожарные машины, и так хорошо смотрятся в красноватых потеках, в розоватых приторно-сладких разводах – в растекшихся по небу лучах восходящего, тающего алым цветом, как лед по золотой коже, солнца. Заливает глаза, как потом, липким сахарным сиропом – алым, розовым, красным; вытираешь со лба липкий пот рукавом холщовой рубахи – промокла вся от твоего сладкого сиропного пота и соков, которые брызжут фонтанами, когда ты очередным мощным махом, своей стальной закаленной косой – подругой трудовой – перерубаешь спелые стебли, листья новой плоти… Хорошо! Скоро наступит жара. Маринка в алой косынке принесет крынку холодного молока с сукровицей и краюху теплого свежего мясного хлеба…

И кровь, и плоть… Вся плоть – трава. Комбайны, словно шикарные корабли, идут по полю, по проспектам, улицам города, величаво, неспешно идут по волнам плоти, врубаются, вгрызаются в нее стальным блеском, холодной улыбкой своих ножей. Вот они, хлеборобы нового времени! Они управляют этими стальными динозаврами – мощными стерильными четкими машинами, говорит корреспондент, задыхаясь от восхищения, и страха, и гипервентиляции, и нервно теребит четки с черепом Адама вместо распятия. «Хватит хапать по вершкам! Копнем глубже! Ха-ха-ха…» – доносится громоподобный, раскатистый и какой-то злой смех. Кому-то серенькому в толпе, совсем невидному, сжавшемуся в комок, сморщенному, как сушеная груша, в мятом старом плаще – почти что в ветоши – кажется… (и здесь он начинает говорить шепотом), что это смеется Сатана и звонит колокол… (и здесь совсем тихо) – «По ком, по ком, по ком…»

И корреспонденту тоже так кажется, поэтому он и теребит четки с символическим черепом Адама, серебряным черепом Адама, костяным черепом Адама… Череп клацает челюстью; клацает, клацает – и, наконец, начинает выклацывать нечто вразумительное: «Ох, пройдусь я по вашим спинам! Обглодаю я ваши ребрышки… да потроха пообсасываю весь жир вытяну на себя жилы ваши намотаю укручусь уверчусь замотаюсь я кожею вашею шею надвое всем перегрызу плоть нужна мне! Плоть собирать надо! Плотью обрасту! Заново буду! Буду есть!»

– Я буду новым Адамом! Я буду лучшим Адамом! Я буду вечным Адамом! – кричит, агитирует с трибуны, обещает жить вечно, говорит, что теперь все за…бись будет. Первому ему, конечно, за…бись будет, а остальным – по директиве: сказано за…бись – значит за…бись!

– Я хочу быть вечным Адамом! Ведь все хотят! А я знаю как! Я больше никогда не умру! Хватит уж, разок на…бали, с-с-суки! «Вечная жизнь.inc», х…й вам! Древо Жизни – плоть! Вся плоть – трава! – гаркнул, как выплюнул масляную харкотину в толпу, которая орала, срывала глотки, но продолжала кричать, ликовать, приветствовать. Идея вечной жизни захватила всех. А он внезапно из обросшего плотью, супернового, улучшенного, вечного Адама превращается в голодного, гадкого, склизкого, как лягушачья кожа, вампира Дракулу. И смотрит на всех рыбьими глазами, и теребит крабовыми пальцами, и улыбается так, что скулы его растекаются прямо по воздуху. И это увидели только тот серенький серапионов брат (серебряный мой!) и корреспондент, и поэтому этот спецкор так нервно теребит четки из черт-знает-чего, например костей, черепов и ржаных и пшеничных колосьев!

Но на камеру корреспондент задыхается от восторга, от восхищения, как при гипервентиляции легких, и радуется, и рокочет, как мотор, в микрофон:

– Посмотрите на эти прекрасные комбайны, рвущие плоть! Кость совсем не помеха, перемелем эту кость! Посмотрите, как весело и профессионально проходит уборка людей с улиц наших городов!.. Завтра в каждом продуктовом магазине – свежий пышный теплый мясной хлеб!

И в этот торжественный момент гром оваций прерывается, и речь корреспондента прерывается, и эфир прерывается (сделали репортаж!), и завтра в краюхе мясного хлеба кому-то попадаются четки.

Казни

(второе…)

Живая клетка – это чрезвычайно мощная информационная управляющая система, представляющая собой уникальный центр по синхронной переработке сразу трех важнейших составляющих – органического вещества, химической энергии и молекулярной информации. Она является той элементарной биологической единицей, которая обладает всеми свойствами живого. Клетка обычно представляет собой микроскопический объект, где на молекулярном уровне рождается удивительный мир и жгучая загадка жизни. Можно сказать, что это и есть те издревле разыскиваемые таинственные «Врата Жизни»…

«Информационное управление клеточными процессами» Калашников Ю.Я.

***

– На все воля Бога! – сказал, как отрезал, инквизитор, разжигая пламя.

– Воля ваша… – вяло проронил приговоренный, не желая вступать в дискуссию и принимаясь гореть.

***

Весело-весело, горели ветки весело. Пылали кости весело. Мясо превращалось в смолу, а потом в пемзу. Выпучивал глаза, которые, достигнув размера куриного яйца, с треском лопались. Глаза, такие воспаленные, с красно-синими прожилками-молниями на белках, блестящими яркими радужками и огромными черными бархатными зрачками, которые уже не смотрели никуда – в никуда смотрели, но уж не понимали, что видят! Да. Потому что человеческие глаза не устроены, чтобы смотреть в никуда, во всяком случае, чтобы смотреть в никуда осмысленно. Они просто запечатлевают (наверно), словно удачный кадр, итог всей жизни, полной борьбы, исканий, страданий, искренности… да… а потом – сразу шиш с маслом! И это самое «никуда» (и «ничто», и «нигде»…) находится вот в этих глазах. Там оно покоится – дурная фантазия живущих о некоем «никуда», о каком-то немыслимом антимире, который не может существовать, но должен же быть (они так этого просят!), ну, хотя бы в мертвых глазах! Как будто в них что-то может быть; хотя бы – Ничто…