Unknown - i e8c15ecf50a4a624

В то же время кадетский законопроект был очередным зондажем настроений октябристов, оказавшимся и на этот раз весьма неудачным. «...Говорить о всеобщем избира­тельном праве,—заявил Шидловский,—по-моему, пред­ставляется совершенно невозможным, и такова точка зре­ния Союза 17 октября» [699].

Не имела успеха и инициатива прогрессистов, высту­пивших с законодательным предположением об изменении земского Положения 1890 г. в сторону некоторого расши­рения избирательного права и прав земства.

В IV Думе не было по существу возможности для ли­берального творчества даже по октябристскому рецепту. Ничтожный октябристский законопроект, предусматривав­ший незначительное понижение ценза при выборе земских гласных, встретил возражения среди самих октябристов. И когда Дума высказалась за желательность законопроек­та, он, как и другие, погиб в недрах комиссии.

Законодательный паралич IV Думы был неизлечим. Кризис «верхов». Параллельно с кризисом Думы развивал­ся кризис «верхов». Содержанием его были резкий крен «верхов» вправо, падение авторитета официального прави­тельства, полное превращение его в объект игры камарильи и «темных сил», что нашло наиболее яркое и законченное олицетворение в распутинщине.

Преемником Столыпина царь назначил В. Н. Коковцова, оставив ему же пост министра финансов. Коковцов не был прямым ставленником камарильи, какими являлись на­пример, военный министр В. А. Сухомлинов и сменивший

Макарова на посту министра внутренних дел черниговский губернатор Н. А. Маклаков. Но камарилья рассчитывала на него как на исполнительного оппортуниста-чиновника, учитывавшего в своей деятельности прежде всего настрое­ния и волю «сфер». Шидловский позже писал, что царь при назначении Коковцова на пост председателя Совета минист­ров прямо сказал ему: «Не следуйте примеру Петра Ар­кадьевича (Столыпина.— А . А.), который как-то старался все меня заслонять, все он и он, а меня из-за него не видно было» [700]. Сам Коковцов свидетельствует, что императрица по тому же поводу сказала ему буквально следующее: «...Вы не должны стараться слепо продолжать то, что делал ваш предшественник... Не ищите поддержки в политиче­ских партиях; они у нас так незначительны. Опирайтесь на доверие государя...» [701]

Коковцов не только отлично понял, чего ждут от него верхи и правые, но с первых же дней своего премьерства стал делать все, чтобы оправдать эти ожидания. В част­ности, свое первое появление в Думе в качестве председа­теля Совета министров он ознаменовал националистической речью, которая привела в бурный восторг всю правую часть Думы, хотя до этого Коковцов в помещичье^буржу- азных кругах считался противником национальной полити­ки Столыпина. И тем не менее он потерял полученное им в аванс доверие верхов очень быстро.

Крепостникам-помещикам политика Коковцова каза­лась чересчур буржуазной, недостаточно обеспечивающей их аппетиты. Показателем их недовольства служит цити­рованная выше статья Меньшикова «Экзамен В. Н. Ко­ковцова».

Одним из непосредственных поводов, вызвавших край­нее раздражение думских правых против Коковцова, было его нежелание давать безоглядно деньги главарям черно­сотенцев, грызня которых из-за казенных денег сделалась уже притчей во языцех. Когда Пуришкевич, П. В. Новиц­кий и Марков 2-й потребовали от Коковцова 960 тыс. руб. на избирательную кампанию в IV Думу, последний отка­зал, отлично понимая, куда в действительности пойдут деньги [702]. В ответ Марков разразился угрозами, и с этого

времени появление Коковцова в IV Думе стало сопровож­даться резкими нападками в его адрес со стороны правых и националистов.

Но главным камнем преткновения для Коковцова, как и для ряда других министров, стал Распутин. Распутин- щина в 1912—1914 гг. уже расцвела пышным цветом* Влияние «старца» при дворе было огромным. Падение Макарова целиком было обусловлено его тактическим про­махом в отношении Распутина. Распутин сделался «цент­ральным вопросом», свидетельствует Коковцов[703]. Распу­тиным и его похождениями были заняты двор, Совет мини­стров, Дума, * пресса. Одна сенсация сменялась другой* Газеты смаковали драку с Распутиным его недавних дру­зей — епископа Гермогена и монаха Иллиодора. По требо­ванию царя оба еще недавно всесильные черносотенцы- обскуранты подверглись суровому наказанию Синода. Царь требовал от Коковцова, чтобы тот заставил печать молчать о Распутине, что было невозможно. Со своей стороны Коковцов настаивал, во имя спасения престижа царской власти, на отъезде Распутина в Тюмень. В резуль­тате Коковцов полностью утратил расположение царской четы и вопрос о его отставке стал только делом времени.

Уже в период избирательной кампании в IV Думу ми­нистры А. В. Кривошеин, И. Г. Щегловитов, С. В. Рухлов, В* А. Сухомлинов и др.— все ставленники камарильи и крайние черносотенцы — повели тайную и явную борьбу против премьер-министра. Когда собралась IV Дума, они заключили с этой целью союз с главарями крайних правых и националистов. Первый удар от них Коковцов получил, явившись в Думу с правительственной декларацией. Оце­нивая декларацию, Пуришкевич говорил: «Нам надоела, нам претит... эта шаткость правительственной власти...» «Про­грамма, с которой выступил здесь перед нами председатель Совета Министров, это не путеводная звезда..., а...‘ туман­ность» [704]. На Коковцова обрушились также националисты, выражая при этом сочувствие сидевшим тут же в мини­стерской ложе Рухлову, Щегловитову, Кривошеину и Мак­лакову [705].

Следующий удар Коковцову был нанесен в мае 1913 г. во время бюджетных прений. Адресуясь непосредственно

к министру финансов, Марков 2-й произнес: «красть нель­зя»[706]. Это было рассчитанное оскорбление, в ответ на кото­рое министры перестали посещать Думу. «Министерская забастовка» длилась до осени. Инцидент был улажен Щег- ловитовым, заявившим председателю Думы Родзянко, что конфликт исчерпал себя, так как ему точно известно, что дни Коковцова сочтены и он скоро будет уволен в от­ставку[707].

В сентябре 1913 г. князь В. П. Мещерский, имевший большое влияние на царя, в своем журнале «Гражданин» резко напал на Коковцова за то, что он якобы хотел ввести в России «парламентаризм» и узурпировать в пользу Со­вета министров прерогативы короны. Сверх того, Коков­цов обвинялся в личной вражде к «молодому и талантли­вому министру внутренних дел» Маклакову, которому он будто бы мешал выполнить волю царя — осуществить «прекрасный» план обуздания печати[708]. В такой резкой форме обвинения не предъявлялись даже Столыпину.

Еще более нелепым был предлог, избранный для от­ставки Коковцова, которая последовала 29 января 1914 г. Царь выразил Коковцову недовольство в связи с тем, что его финансовая политика строилась главным образом на спаивании народа. Соответственно этому его преемнику на посту министра финансов П. Л. Барку предлагалось принять меры к сокращению потребления водки. Это была грубая, примитивная демагогия, не имевшая под собой никакого желания покончить с «пьяным бюджетом»* Увольнению Коковцова предшествовала кампания «Граж­данина» и думских правых, обвинявших его в спаивании народа, и это лишний раз подтверждает, что его отставка явилась результатом совместных действий камарильи и правых.