Unknown - i e8c15ecf50a4a624

Газета П. П. Рябушинского «Утро России», выражав­шая политические настроения той части московской бур­жуазии, которая, в отличие от ее другой — октябрист­ской — части, стремилась к созданию чисто буржуазной партий, следующим образом характеризовала октябристов: «Октябристов многие считают буржуазной партией. В дей­ствительности это далеко не так, как свидетельствует со­ставленный в Госуд. Думе официальный справочник». Из 124 членов фракции на 1910 г. было 80 землевладель­цев и только 10 земледельцев. По званию фракция насчи­тывала: дворян — 72, купцов — 13, крестьян — И, при­сяжных поверенных — 7, профессоров — 7, врачей — 3, землемеров — 1. «Преобладание в партии дворянского эле­мента придает партии тот феодальный облик, который со­вершенно исключает возможность возлагать на октябрис­тов какие-либо надежды в смысле правильного усвоения интересов русской промышленности. Союз 17 октября — это, в сущности, союз аграриев. Неудивительно поэтому, что октябристов так влечет в сторону к правым и национа­листам — двум фракциям с громадным преобладанием дворянских и землевладельческих интересов» [417].

О полном преобладании во фракции помещичьих эле­ментов свидетельствует тот факт, что только 35 октябрис­тов были избраны городскими куриями, а остальные, за исключением 10 избранных крестьянами, были посланы в Думу теми же помещиками, которые посылали в нее и пра­вых. Октябристы, следовательно, были правой партией, ко­торая защищала интересы не только помещиков, но и опре­деленной части торгово-промышленной буржуазии. Из это­го следует, что свое лидерство во фракции Гучков мог со­хранить до тех пор и в той степени, в какой это устраивало большинство фракции. А большинство, верное своей при­роде, как правило, предпочитало голосовать с правыми и неохотно шло на голосование с кадетами. Помещичья часть фракции допускала блок с кадетами лишь по тем во­просам, по которым считали нужным блокироваться она и ее соседи справа. Подлинным представителем фракции был не буржуа Гучков, а крупный екатеринославский поме­щик, настоящий правый по своим взглядам, М. В. Родзян­ко. Таким образом, Столыпин мог не беспокоиться, что ок­тябристско-кадетское большинство вдруг начнет действо­вать самостоятельно, без его воли и согласия. В. И. Ленин называл октябристскую партию в III Думе правительст­венной в том смысле, что она являлась орудием политики Столыпина, партией правительства.

Такой характер октябристской партии был обусловлен прежде всего страхом буржуазии перед революцией, при­ведшим к расколу ранее единого либерально-буржуазного лагеря на три партии: октябристов, мирнообновленцев и кадетов. Московская буржуазия, которая в основном и составила либерально-буржуазное крыло октябристской партии, напуганная размахом революции, провалом так­тики кадетов, устами Гучкова одобрила военно-полевые суды и решительно отказалась от игры в «парламента­ризм» и «ответственное министерство», выдвинув взамен лозунг лояльного сотрудничества «общества» с «истори­ческой властью» на базе третьеиюньской «конституции». Московских тузов роднило с крепостниками-помещиками также то, что они во многом сохраняли черты буржуазии эпохи первоначального накопления, которая по приемам эксплуатации, отношению к казенному сундуку, полити­ческим взглядам и т. п. недалеко еще ушла от своего союзника.

Тот же страх перед революцией обеспечил функциони­рование октябристско-кадетского большинства. После сво­его провала кадеты в третьеиюньский период круто повер­нули к открыто «веховской» политике. «Партия кадетов,— писал В. И. Ленин,— есть партия ,,Вех“» [418]. Во время кам­пании по выборам в III Думу в конце октября 1907 г. ка­деты на своем V съезде объявили, что они идут в Думу для «органической» законодательной работы в качестве «ответ­ственной оппозиции», в отличие от оппозиции «безответ­ственной», т. е. социал-демократов, которым Дума нужна только как трибуна. Еще раньше, в сентябре, лидер каде­тов П. Н. Милюков, зарабатывая своей партии это меотеч-

ко «ответственной оппозиции» в будущей Думе перед пра­выми и октябристами, заявил, что у кадетов есть «враги слева» и что кадеты перестают таскать «левого осла» на своей спине[419]. Чтобы было ясным, что речь идет только о большевиках, а не о меньшевиках, которые по-прежнему остаются друзьями, Милюков писал: «В лице самого г. Плеханова мы имеем дело не с врагом, а с другом... Вот когда победят все эти влияния (меньшевистские.— А. А .), мы скажем спокойно и решительно: у нас нет врагов на­лево» [420] .

Главный смысл решений V съезда состоял в том, что кадеты шли на блок с октябристами в качестве младшего партнера. Попытки нескольких «левых» кадетов воспроти­виться этому закончились тем, что они были изгнаны из ЦК. Октябристы полностью одобрили резолюции кадет­ского съезда. Оценивая его итоги, В. И. Ленин в статье «Приготовление „отвратительной оргии“» писал: «Чтобы законодательствовать в III Думе, надо так или иначе, пря­мо или косвенно, соединиться с октябристами и встать все­цело на почву контрреволюции и охраны ее побед... Прак­тическая проводимость (кадетских законопроектов.—

А .) зависит от октябристов. Выяснить проводимость — значит с заднего крыльца забежать к октябристам. Поста­вить свою инициативу в зависимость от этого выяснения— значит в угоду октябристам урезывать свои проекты, зна­чит поставить свою политику в зависимость от „октяб­рей"» [421].

Итак, соотношение сил в третьеиюньском блоке сложи­лось вполне определенно. Первое большинство господство­вало над вторым; правые верховодили над октябристами, а те в свою очередь помыкали кадетами. Сам октябристский «центр» был очень непрочен и противоречив, поэтому вся­кие сколько-нибудь серьезные осложнения обостряли внутрифракционную обстановку, вызывая угрозу раскола. «Избирательный закон 3 июня 1907 года,— писал

И. Ленин,— „строил" государственную систему управ­ления — да и не одного только управления — на блоке крепостников-помещиков с верхушками буржуазии, при­чем первый социальный элемент сохранял в этом блоке ги­

гантский перевес, а над обоими элементами стояла факти­чески неурезанная старая власть» [422].

Что же касается правых, то их взаимоотношения с офи­циальным правительством в общих чертах соответствова­ли взаимоотношениям этого правительства с придворным окружением, которое В. И. Ленин называл вторым, неофи­циальным правительством. «Дело в том,— указывал

В. И. Ленин,— что у нас, как и во всякой стране с само­державным или полусамодержавным режимом, существует собственно два правительства: одно официальное — каби­нет министров, другое закулисное — придворная кама­рилья. Эта последняя всегда и везде опирается на самые реакционные слои общества, на феодальное — по-нашему черносотенное — дворянство... Огромная масса „правых" в III Думе будет, по крайней мере, в подавляющем большин­стве своем, если не целиком, защищать интересы именно этой общественной плесени и ржавчины, этих „гробов по­вапленных", завещанных нам темным прошлым. Сохране­ние крепостнического хозяйства, дворянских привилегий и самодержавно-дворянского режима — вопрос жизни и смерти для этих мастодонтов и ихтиозавров, ибо „зубры"— для них слишком почетное название» [423]. Кабинет, писал В. И. Ленин, обычно в значительной пасти состоит из став­ленников камарильи. Но в то же время зачастую «боль­шинство кабинета по своему составу не вполне соответст­вует требованиям камарильи. Конкуренцию допотопному хищнику, хищнику крепостнической эпохи, составляет в данном случае хищник эпохи первоначального накопле­ния,— тоже грубый, жадный, паразитический, но с некото­рым культурным лоском и — главное — с желанием так­же ухватить добрый кусок казенного пирога в виде гаран­тий, субсидий, концессий, покровительственных тарифов и т. д. Этот слой землевладельческой и промышленной бур­жуазии, типичной для эпохи первоначального накопления, находит себе выражение в октябризме и примыкающих к нему течениях» [424].