Владимир Шилкин - Ветер истории

— Ну а ты, Афоня, что скажешь? Так дело было?

— Не так! Врет все! Не пьяный я был, а только слегка употребил. И не стыдил он меня, а ругательски ругал и обзывал по-всякому. Все подтвердить могут. Не для того мы революцию делали…

— Это я уже слышал, успокойся. Понятно все. И часто такое случается?

— Первый раз! — честно глядя в глаза заявил работяга выдернутый мной из толпы для первых показаний. — Ругаться ругались, а вот чтобы в морду, так не было такого ранее.

— Да я не про мордобой, я про халатное отношение к боевой учебе, — я сурово оглядел толпу. — Я спрашиваю, часто ли дружинники опаздывают на занятия и являются на них пьяными?

— Да не пьяный я! — возмутился Афоня, но его сразу заткнули окружающие.

— Вы, товарищи, видимо, не очень понимаете, чем мы тут занимаемся. Думаете, наверное, что просто в солдатиков играем. Ну так я вам объясню. Мы тут учимся воевать. Учимся потому, что воевать придется. Уж можете мне поверить, просто так никто народу власть не отдаст. И от того как мы военное дело освоим, зависит сколько из нас после боя живыми останется. На войне, знаете ли, убивают. По-настоящему убивают! Насмерть!

Отлынивая от учебы и ленясь вы себе могилу роете. Да ладно бы себе! Вы товарищей своих под смерть подводите! Такие вот разгильдяи не просто первые кандидаты на пулю, это дырка в строю. Мы думаем, что у нас справа и слева товарищи сражаются вместе с нами, а там оказывается пусто. Хуже чем пусто! Пустое место глупостей не наделает и товарищей не подставит под расстрел, а этот дурак пьяный может.

— Да не пьяный я!!!

— Заткнись нахер, Афоня, а то сейчас сами тебе добавим! — рыкнули на скандалиста товарищи и затолкали куда-то назад.

— Эти люди, — я ткнул в инструкторов. — Войну прошли и видели смерть многих товарищей. Они цену ошибкам и разгильдяству на войне знают. Потому и гоняют вас как вшивых по бане. Вам в ноги им кланяться надо за то, что гоняют сил не жалея, душу вкладывая. Люди сердцем за вас, дураков, болеют, а вы их всяким придуркам оскорблять позволяете! И не говорите мне, что Афоня этот всей Петроградской стороне не известен как дурак и раздолбай! Уж на что я человек новый, а и то слышал! Не о деле у вас голова болит. Все уличных да дворовых компаний своих держитесь, а что защищаете человека, который на ваши жизни наплевал не понимаете. Стыдно, товарищи. Не ожидал я от вас такого. Думал, тут сознательные рабочие собрались, не крестьяне безграмотные, понимать классовый интерес должны. А хренушки, шпана дворовая.

Краем глаза заметил, что Шурканов скривив недовольно лицо, тихо скрылся в толпе. Рабочие стояли потупившись, скоблили носками ботинок и сапог мостовую. Наконец, вперед шагнул Калинин.

— Ну что, товарищи, вижу все поняли, что глупость сотворили, — зафиксировав согласное бормотание, он продолжил. — Ну так я от всех скажу. Вы уж нас, товарищи инструкторы, извините. По недомыслию несознательность проявили. Впредь такого не будет. Кто разгильдяйствовать будет, сами накажем. Спасибо вам, за науку вашу, что не по обязанности, а со всем сердцем нас учите. Ну а уж мы теперь все осознали и будем стараться изо всех сил. Правильно я говорю, товарищи?

— Правильно! Точно! Извиняйте, товарищи! — загудели дружинники.

— Да ладно, чего уж там, — смутился унтер. — Что ж я не понимаю разве? Своих завсегда защищают. Всякое случается. Разобрались и слава Богу.

Народ расслабился и загалдел. Ну уж фиг, ребята, не для того я сюда несся как угорелый, чтобы все просто помирились и довольные разошлись.

— Нет, не разобрались! — громко заявил я и в наступившей тишине повернулся к унтеру. — Вы, товарищ инструктор, почему покрывали случаи пьянства и разгильдяйства в учебном процессе? Почему я узнаю о проблеме, когда дело чуть до стрельбы не дошло? Почему не докладывали? А?

— Ну дык это… не армия же. Во фрунт не поставишь и вообще, по-людски хотелось, — инструктор явно испугался и сам уже накручивал себя за мягкотелось.

— Не армия, значит… а врагу вы это тоже скажете, чтоб не всерьез убивал их, а понарошку?

Унтер покраснел и уткнулся взглядом в кончики сапог. Рабочие тоже приняли виноватый вид, явно думая, что человек за их грехи страдает.

— Значит так. Здесь, как было сказано, не армия. Гвардия наша добровольческая и наказать вас никто не может. По крайней мере, до присяги. Но разгильдяи нам тут не нужны. Так что теперь будет так. Ругать и уж тем более бить морду никому инструкторам не позволено. Явка на занятия у нас добровольная. А вот очистить ряды от негодных инструктор обязан. Ну или как минимум указать на негодного. Так что, всех нарушителей дисциплины приказываю от занятий отстранять и из дружины изгонять. Ну а если какую дружину такой порядок не устраивает, то пусть на собрании постановят это и от учебы откажутся. Но и в бой пусть потом сами идут. Я таких неучей на фланге иметь не желаю. Голову за чужую гульбу я класть не намерен. Я намерен советскую власть защищать всерьез и рядом мне нужны только такие же серьезные бойцы. Всем все понятно?

Народ озадачено переглядывался, усваивая новое видение ситуации. Ну это нормально, столько раз за день картину мира у них перевернулась, что в пору зависнуть.

— Мы поняли, товарищ Волков, — спокойно сказал Калинин. — Вы полностью правы и с предложением вашим мы совершенно согласны. Будем учиться военному делу всерьез. Так товарищи?

— Да, точно… — опять загудела толпа.

— Ну а чего тогда стоим? Почему не учимся?

— А ну, становись! — ожили инструктора и принялись, покрикивая, сбивать людей в колонны. Вечное армейское волшебство превращения толпы в армию опять заработало. Отряды строились и колоннами расходились по местам занятий с бодрыми революционными песнями.

Дружины расходились, а слетевшиеся по тревоге революционеры собрались вокруг меня.

— Да уж, товарищ Волков, умеешь ты все ясность в умах навести, — облегченно вздохнул Калинин. — А ведь чуть всю идею Красной Гвардии не загубили.

— Ага, только, похоже, это не всем понятно, — я уставился на Шурканова. — Ну рабочие-то ладно, эмоциям поддались, а вот почему член городского совета партии начал отпугивать инструкторов несправедливостью и рушить союз народа и армии – большой вопрос.

— Я не видел возможности помирить стороны, а сохранить доверие рабочих к партии необходимо! В конце концов, не кучка инструкторов перевернет Россию, а многотысячная армия пролетариата. И именно с ними надо связывать наши планы, а всем побочным можно и пожертвовать!

— Как-то неубедительно, — буркнул я. — По-моему, кто-то просто пытался добыть дешевой популярности за счет будущей крови.

— Да как вы смеете кидаться такими обвинениями! Вы даже не член партии!