Стивен Кинг - Жизнь после смерти

— Открыто.

Билл заходит. Возле заваленного бумагами стола стоит мужчина в брюках, висящих на подтяжках, высоко на талии. Его каштановые волосы прилизаны и разделены пробором посередине. На нем очки без оправы. Стены покрыты счетами и безвкусными эротическими журнальными вырезками с обнаженными женскими ножками, глядя на которые Биллу на ум приходит компания грузоперевозок, в которой работал отец Ричи Блэнкмора. Он ходил туда с Ричи несколько раз, и диспетчерская станция выглядела так же.

Окна нет. Календарь показывает, что сейчас март 1911, что так же бессмысленно, как упоминание 1956. Билл входит внутрь и справа видит дверь. Слева находится другая дверь. Окон нет, но из потолка выходит стеклянная труба и свисает над корзиной для белья фирмы Дандекс. В корзине лежит гора желтых листков, похоже, опять счета. А может, уведомления. Бумаги свалены в кучу два фута в высоту на стул перед рабочим столом.

— Билл Андерсон, так? Мужчина садится за стол. Предложения пожать руки не поступило.

— Эндрюс.

— Точно. А я Харрис. И снова вы, Эндрюс.

Такая фраза, на самом деле, не лишена смысла, учитывая все исследования Билла о смерти. Какое облегчение. Если только он не вернется навозным жуком или типа того. — Так это реинкарнация? В этом все дело?

Айзек Харрис вздыхает. — Вы всегда задаете одни и те же вопросы, а я даю одни и те же ответы: не совсем.

— Я мертв, так?

— Вы чувствуете себя мертвым?

— Нет, но я видел свет.

— О да, знаменитый свет. Вы были там, а теперь вы здесь. Погодите-ка минутку.

Харрис быстро просматривает бумаги на столе и не найдя то, что ему нужно, начинает открывать ящики. Из одного из них он достает еще несколько папок и выбирает одну из них. Открыв ее, он пролистывает пару страниц и кивает. — Просто освежаю в памяти. Инвестиционный банкир, верно?

— Да.

— Жена и трое детей? Два сына и дочь?

— Все правильно.

— Прошу прощения. У меня пару сотен путешественников, тяжело различать их. Я все намереваюсь привести эти папки хоть в какой-то порядок, но это работа секретаря, а раз они мне его не предоставили…

— Кто они ?

— Без понятия. Все общение происходит только посредством пневмопочты. Он стучит по ней. Покачавшись немного, труба останавливается. — Работает на сжатом воздухе. Последнее слово техники.

Билл подбирает папки со свободного стула и смотрит на мужчину за столом, вопросительно подняв брови.

— Просто киньте их на пол, — говорит Харрис. — Пока сойдет. На днях я точно приведу все в порядок. Если вообще есть дни. Вероятно, есть, как и ночи, но кто может знать наверняка? Здесь нет окон, как вы можете заметить. И нет часов.

Билл садится. — Зачем называть меня путешественником, если это не реинкарнация?

Харрис откидывается назад, сплетая руки за головой. Он смотрит вверх на трубу пневмопочты, которая, вероятно, была последним словом техники когда-то. Скажем, в 1911, хотя Билл предполагает, что она все еще использовалась в 1956.

Покачав головой, Харрис хихикает, но отнюдь не от радости. — Если бы вы только знали, какими вы, ребята, становитесь утомительными. Согласно файлу, это наша пятнадцатая встреча.

— Я никогда в жизни здесь не был, — говорит Билл. Взвешивает сказанное. — Только это не совсем моя жизнь, так? Это моя жизнь после смерти.

— Вообще-то, моя. Это вы путешественник, а не я. Вы и остальные тупицы, которые проходят через этот кабинет. Используя одну из дверей, вы уйдете. А я останусь. Здесь нет уборной, потому что мне больше не нужно справлять нужду. Спальни тоже нет, потому что я больше не нуждаюсь во сне. Все, что я делаю, — это сижу здесь и беседую с вами, путешествующими идиотами. Это моя загробная жизнь. Увлекательно, да?

Столкнувшись во время своего последнего исследования со всеми библейскими тонкостями, Билл решил, что был прав еще в коридоре. — Вы говорите о чистилище?

— О, без сомнения. Меня интересует лишь один вопрос: сколько я еще здесь пробуду. Я бы хотел сказать вам, что в конечном счете сойду с ума, не в силах продолжать, но вряд ли я смогу это сделать, как и посрать или поспать. Знаю, мое имя ничего не значит для вас, но мы все это уже обсуждали — не при каждой наше встрече, но неоднократно. Он взмахнул рукой с такой силой, что затрепетали счета, приколотые к стене. — Это и есть — или был, я не уверен, как на самом деле правильно, — мой земной офис.

— В 1911?

— Так точно. Я бы спросил, знаете ли вы, что такое шертвейст, но раз уж я знаю, что ответ отрицательный, я скажу сам: это женская блузка. На рубеже веков у нас с партнером Максом Бланком была фирма, которая называлась Трайэнгл Шертвейст Компани. Доходное дело, но женщины, которые там работали, были большой занозой в заднице. Они постоянно бегали покурить и — что было гораздо хуже — воровали продукцию, положив ее в сумку или засунув под юбку. Поэтому мы запирали их внутри во время смены, и обыскивали, когда они выходили. Короче говоря, однажды это чертово место загорелось. Мы с Максом спаслись, поднявшись на крышу, а потом спустившись по пожарной лестнице. Многим женщинам не так повезло. Хотя, давайте признаемся честно: были виноваты все. Курение было строго запрещено, но многие из них все равно курили, и именно из-за сигареты вспыхнуло пламя. Так сказал начальник пожарной охраны. Нас с Максом судили за непредумышленное убийство, и клянусь Богом, оправдали.

Билл вспоминает, что в коридоре висел огнетушитель с надписью: Лучше поздно, чем никогда! Он думает: «Но вы были признаны виновным на повторном слушании, г-н Харрис, иначе вас бы здесь не было». — Сколько женщин погибло?

— Сто сорок шесть, — говорит Харрис. — И я сожалею о каждой из них, г-н Андерсон.

Билл не стал поправлять его. Двадцать минут назад он умирал в постели, а теперь его увлекли этой историей, которую он никогда раньше не слышал. По крайней мере, он такого не помнит.

— Вскоре после того, как мы с Максом спустились по пожарной лестнице, женщины забили ее битком. Чертова штуковина не выдержала такой вес. Она рухнула, сбросив на брусчатку две дюжины женщин с высоты в сотню футов. Все они погибли. Еще сорок выпрыгнули из окон девятого и десятого этажей. Некоторые были в огне. Все они тоже погибли. Пожарная команда прибыла на место со спасательными сетками, но женщины прорывали их и падали на мостовую, взрываясь как пакеты с кровью. Ужасное зрелище, г-н Андерсон. Ужасное. Остальные прыгнули в шахты лифтов, но большинство… просто… сгорело.

— Как 11 сентября, но с меньшими жертвами.

— Вы всегда так говорите.

— А вы здесь.

— Да, точно. Я иногда задумываюсь, сколько еще женщин и мужчин вот так сидят в кабинетах. Женщин тоже. Уверен, что они есть. Я всегда был прогрессивным, не вижу причины для женщин не занимать низкие руководящие должности и превосходно работать. Все мы отвечаем на одни и те же вопросы и отправляем одних и тех же путешественников. Вы можете подумать, что ноша становится легче каждый раз, когда кто-то решает войти в правую дверь, вместо левой, но нет. Нет. Новая корзина спускается из трубы — шлеп — и я получаю нового болвана вместо старого. Иногда даже два. Он наклоняется вперед и произносит, акцентируя внимание. — Это дерьмовая работа, г-н Андерсон.