chistyakova - Osvobozhdennygotovovseposled

Сидя здесь, слушая речь пастора, его громкий голос, я чувствовала, как за мной наблюдал тот темноволосый юноша, отчаянно старавшийся особо не сверлить меня взглядом, но это у него не получалось. Мне нравилось чувствовать на себе его взгляд. Я ощущала себя сексуальной, просто сидя здесь, пока его шоколадного цвета глаза старались лучше разглядеть мою грудь.

Ему было примерно двадцать один или двадцать два, и в этом возрасте он уже был загорелым и мускулистым, очевидно проводя все свое время на улице, усердно работая и выкладываясь по полной. У него был небольшой белый шрам вдоль челюсти, что заставило меня задуматься о том, как он его получил. Руками он теребил складку на брюках цвета хаки, и мне невыносимо сильно захотелось ощутить эти руки на себе. Я желала, чтобы он прикоснулся ко мне, чувствуя, как неожиданная страсть быстро возросла в животе и овладела мной. Это же смешно, потому что через пару недель мне исполнится тридцать четыре года, а я запала на скромного парня, но все же я была прямо здесь, вожделея этого сексуального самца, только недавно покинувшего ряды подростков.

Я заерзала на скамейке, сидя боком и скрестив ноги в достаточно простой позе, но тщательно продуманной, чтобы смотреть на него и предоставить ему прекрасный обзор моих бедер и груди. Я надела все самое лучшее, что было у меня в гардеробе, впоследствии показавшееся мне слишком красивым, слишком откровенным и слишком дорогим, как только я вошла в церковь.

Проповедь тянулась вечность, и все это время мы строили друг другу глазки, обмениваясь "я–на–тебя–не–пялюсь" взглядами. Когда за рояль села пожилая леди и весьма отвратительно заиграла "О, что за друга мы имеем", я сбежала. То есть я почти выбежала из церкви. Я зацокала по ступенькам своими слишком высокими каблуками, широко шагая, насколько мне это позволяла моя слишком обтягивающая юбка.

Он был недалеко от меня, хотя я не осмеливалась оглянуться. Но я могла чувствовать его. Его глаза были устремлены на мою попу, когда я взбиралась на холм, так что я позволила себе чуть сильнее повилять бедрами, направляясь к качелям. Веревки на ощупь были шершавыми, ворсистыми, сотканными из старого волокна, которое касалось моих ладоней, когда я держалась за него, таким же старинным было серое деревянное сидение, грубое, маленькое и просевшее под моим весом. Я аккуратно оттолкнулась каблуками, наслаждаясь моментом, а затем стиснула колени, когда заметила, как он шел ко мне, что, по сути, было естественной привычкой всех женщин, которые постоянно носят юбки.

Как только он поднялся на холм и пристально на меня посмотрел, его рот слегка приоткрылся, словно он подбирал слова, отчего я позволила своим коленям слегка расслабиться. Я все-таки должна сделать это. Мой разум и влечение желали, чтобы я позволила ему мельком взглянуть, просто подразнить его, но физическая привычка заставляла держать колени вместе.

Моё либидо одержало победу.

Его глаза метнулись к моим бедрам, к маленькому темному треугольнику между ними. Его молния слегка выпирала, и я чуть шире развела колени. Он все еще пытался найти слова, когда я увидела, что его руки едва ощутимо задрожали. Я взглянула на него и вдруг осознала: он не был очередным участником проповеди, у него та же челюсть и длинный нос, как у пастора, тот же высокий рост, худой, хотя и в отличной форме, в то время как пастор выглядел больше его в два или три раза. Значит, он был сыном пастора. Ребёнок священника. Мой отец был священником до того, как умер от сердечного приступа, а это случилось как раз в год, когда я уехала со своим Дэном. Я знала, какие дети были у священников: защищенные от всех, скрытные, хранившие невинность подальше от всего мира и всевозможных его проявлений. А главное, они находились подальше от таких женщин, как я.

Я сжалилась над его нерешительностью.

– Привет, – сказала я, протягивая руку.

– Привет.

Его голос не оборвался, а лишь понизился, словно он боялся говорить слишком громко.

Он деликатно сжал мою руку, и я ощутила, насколько крепким было рукопожатие. Оно было вовсе не легким или слабым, а скорее нежным и решительным. Его глаза продолжали изучать мой вырез, а я поймала себя на мысли, что изо всех сил выгнула спину, чтобы моя грудь казалась ещё больше, предоставив ему лучший обзор.

– Я – Шия, – представилась я. – Шия Харли.

Он одарил меня ослепительной, жизнерадостной улыбкой.

– Шия Харли? Вау, классное имя.

Он наклонил голову, и локон тёмных волос упал ему на глаза. Я могла лишь чувствовать, как внутри меня росло обожание к этой пряди волос и его пальцу, который убрал ее в сторону.

– Я – Трэ.

Он вроде сказал «Трей». Я, должно быть, послала ему любопытный взгляд, потому что он пожал плечами и смутился.

– Это прозвище. Инициалы Т–Р–Э: Тимоти Роберт Эван. Я ненавижу свое имя, поэтому я стал Трэ.

Я продолжала качаться, задевая его ногой, каждый раз достигая верха.

– А мне нравится. Трэ. Оно тебе больше идёт, чем Тим. Ты не из тех, кого зовут Тим.

Он двинулся вперед, и когда я качнулась ему навстречу, моя нога скользнула вверх по голени к его колену.

Это был первый неуверенный шаг флирта, просто для того, чтобы понять, как он отреагирует. Парень посмотрел на мою ногу, а затем на меня, словно желая знать, что я под этим подразумевала, и что ему следовало сделать в ответ. Я видела, как он размышлял, оценивал, колебался.

– Итак, Трэ. Чем ты занимаешься?

Он пожал плечами.

– Работаю в гараже, меняю масло, ремонтирую машины и тому подобное. Папа хочет, чтобы я пошёл в семинарию, но я не уверен, что хочу. Ещё не решил.

– Твой отец – священник?

– Ага. Только не называй его при нем «священником». Он – пастор, как он говорит. У него есть целая лекция о том, кем является пастор в духовенстве и в церковном приходе, в то время как проповедовать может любой.

– А ты не хочешь быть пастором? – я снова качнулась вперед, и на сей раз поймала его ноги своими, повиснув и изогнувшись пальцами ног, а затем свободно качнулась.

Трэ снова пожал плечами, но я точно знала, что в голове у него царил беспорядок, о чем свидетельствовали его дернувшиеся плечи.

– Не совсем. Я просто не чувствую призвания, понимаешь? Я никогда не был за пределами Миссисипи, и даже не уверен, что когда-либо покидал Язу. Я просто... Не знаю. Такое ощущение, будто там меня может ждать нечто большее, чем маленький городок и маленькая церковь, да так, чтобы на всю жизнь, – он замолчал и покраснел. Я не думаю, что он хотел говорить все это.

– Ну что ж, думаю, ты должен сделать собственный выбор, – заключила я, вставая.

Мы стояли на расстоянии двух шагов друг от друга, и я сделала первый шаг, таким образом, посягнув на его личное пространство. Моя грудь почти касалась его, а он мужественно старался не сводить с меня глаз.