Admin - i 55852782446a6f06

- Вид неважный, да всё никак с ремонтом не соберёмся, - извиняющимся тоном обратился к нам следователь. Кажется, ему было неловко за столь невзрачный вид родных стен. - После Гражданской тут совсем Чернух знает что было, стены вон кое-как замазали, да и ладно. А потом только собрались, средства выделили, так война началась. Понятное дело, не до ремонтов стало.

- Ну, не так уж всё и плохо, - усмехнулся фельдшер. - Оно как-то подсознательно ожидается, что в таком месте вот именно так угрюмо и мрачно всё должно быть, так что, наверное, судьба. Хотя работать, конечно, неприятно.

Вот так, перебрасываясь короткими фразами, мы спустились в подвал. Вернее, разговаривали-то больше Исавий с Чернобором Савельичем, а я был сосредоточен на процессе перемещения. Мало того, что устал с непривычки очень быстро, так ещё нога разболелась немилосердно, и в боку начало монотонно ныть. Под конец даже закралась грешная мысль, что надо было отказаться от этой треклятой очной ставки, и подождать, пока совсем оклемаюсь.

- Ну, вот мы, наконец, пришли, - сообщил Садурский, останавливаясь возле тяжёлой двери, покрытой рунами, перед которой за столом со скучающим видом что-то писал в тетради молодой сотрудник милиции в форме с нашивками сержанта. - Как наш постоялец? - насмешливо поинтересовался Чернобор Савельич у охранника.

- Да, куда он из клетки денется, - отмахнулся тот. - Сидит, голубчик. Смирный уже стал после того раза.

- После какого? - опередил меня с вопросом любопытный фельдшер.

- Да тут комната у нас особая, для содержания чародеев. С защитой, - охотно пояснил следователь. - Так эта сволочь посчитала себя умнее всех, сбежать попыталась, как оклемалась. Ну, его и приложило защитой так, что пришлось целителей по второму кругу вызывать. Больше не озорует, - желчно усмехнулся он. - Ну, готовы?

- Всегда готов, - вздохнул я, хотя особой готовности общаться с Домлевым уже не имел.

Низкая комната без окон, примерно три на три сажени, раньше, вероятно, служившая погребом, освещалась тусклым пыльным плафоном над дверью. Здесь было прохладно, но сухо. Помещение разделялось на две части едва заметной мерцающей магической завесой, продублированной ярко-красной чертой по полу, стенам, и даже потолку. Меньшая часть комнаты, та, что у двери, предназначалась, видимо, для посетителей. С одной стороны от двери стоял письменный стол с выключенной настольной лампой, с другой - несколько стульев в ряд.

Большая же половина, служившая апартаментами заключённому, из мебели имела каменное кресло в центре, возле самой завесы, тоже покрытое рунами, в одном углу - унитаз, в другом - двухэтажные нары. Собственно, на этом скудная обстановка и заканчивалась.

- Заключённый, займите кресло для допросов, - нейтральным тоном обратился к лежащему на верхних нарах человеку Чернобор Савельич. - Присаживайтесь, присаживайтесь, вам и так тяжело, - обратился он ко мне. Возражать я не стал, и, поддерживаемый фельдшером, тяжело опустился на один из стульев для посетителей. Исавий плюхнулся рядом, Садурский занял место за столом, выложив на него из тощего портфеля несколько листков бумаги, ручку и чернильницу, добытую в недрах стола. - Заключённый, займите кресло для допросов и не заставляйте меня прибегать к силовым мерам, - повторил своё распоряжение следователь всё тем же безликим голосом. Наверное, не так-то легко давалось ему это спокойствие.

- А силовые методы - это какие? - полюбопытствовал фельдшер.

- Тоже свойство защиты, наложенной на комнату, - спокойно пояснил следователь. - Когда кто-то пересекает вот эту черту на полу, красную, то заключённый насильно этой самой защитой водружается в кресло. В это время она управляет его телом, что чревато всевозможными травмами от растяжений до переломов и повреждения внутренних органов. Просто под параметры каждого конкретного человека подобные управляющие контуры надо отдельно подстраивать, а кому здесь надо занимать ценного специалиста подобными мелочами? Приличные люди тут не сидят, а тех, что сидят, жалеть некому, - он безразлично пожал плечами. На последнее заявление добродушный Исавий укоризненно покачал головой, но от комментариев благополучно воздержался.

Тем временем обитатель камеры решил послушаться следователя. Он завозился на койке, и принялся неловко спускаться. Следователь не торопил, наблюдая за естественным ходом событий. Впрочем, вряд ли у заключённого получилось бы проделывать эти операции быстрее: у него по самое плечо отсутствовала правая рука, да и на правую ногу он явно избегал наступать. Кряхтя и покашливая, он спустился и доковылял до кресла, на которое с трудом опустился, опираясь на руку, и я сумел, наконец, разглядеть его.

- Вам, наверное, трудно его узнать, - спокойно обратился ко мне Садурский.

- Нет, отчего же, - я пожал плечами, пристально разглядывая лицо заключённого. Тот отвечал мне угрюмым, тяжёлым взглядом.

Не знаю уж, я это постарался, или прибывшая подмога, но пострадал Домлев очень сильно. Он лишился руки, глаза, да и вся правая половина лица была покрыта шрамами. Его действительно довольно трудно было бы узнать теперь. И даже, скорее, не из-за увечий, а из-за гадкого выражения крысиной злобы, искажавшего лицо куда сильнее шрамов.

- Итак, приступим. Товарищ гвардии обермастер Илан Олеевич Стахов, знаком ли вам заключённый?

- Да, - кивнул я, разглядывая через мерцающую стену бандитского атамана и тщетно пытаясь найти в его чертах черты своего покойного сослуживца. - Это гвардии капитан Косарь Селемирович Домлев, числящийся среди погибших при обороне Приасска 17 ноября 1909 года.

- Заключённый, подтверждаете ли вы это? - Садурский вопросительно посмотрел на Домлева.

- Жив всё-таки, сука, - процедил сквозь зубы, с ненавистью глядя на меня, капитан. - Чуть-чуть я тебя не достал, на пару секунд не успел, [цензура] такую прищучить, - он скрипнул зубами и тяжело, надрывно закашлялся.

- Подтверждает, - мрачно хмыкнул себе под нос фельдшер, глядевший на заключённого со смесью гадливости, брезгливой жалости и разочарования. Видимо, он ожидал от грозного атамана чего-то большего.

- Где вы видели этого человека последний раз? - деловым тоном обратился ко мне заметно повеселевший следователь. Самая главная формальность была улажена, и он со спокойной душой мог уже передавать дело в суд, но всё-таки решил довести процедуру до логического конца. Я ответил на этот вопрос, на несколько следующих, подписал всё, что требовалось. В общем, вся эта очная ставка продлилась от силы минут десять.

- Чернобор Савельич, можно мне с ним поговорить? - неожиданно даже для себя попросил я, когда все уже собрались на выход, и Исавий помог мне подняться на ноги. - Наедине.