Admin - i 1cdedbafc07995a6

Ваня бьет по педали газа, свистят по скользкой дороге покрышки. Мы отъезжаем от "Супер-Арсенала" под гогот и улюлюканье сидящих в "Акценте" парней. В нашу сторону показывают скабрезные жесты и корчат рожи. Я слышу голос водителя, кричащего в чуть приоткрытое окно: "Черти! Черти!"

Я выбираю вагон в середине поезда и направляю Ваню туда. Когда мы останавливаемся у насыпи, дождь почти прекратился. Розовые капли едва слетают с небес, точно стряхнутые с губ гигантского зараженного божества.

Поезд выглядит довольно надежным убежищем. Железные стенки, толстые стекла, в купейных вагонах прочные двери с хорошими замками. Все вагоны соединены друг с другом, в каждом есть два выхода, а межвагонные двери вообще непробиваемые, так что "прокаженных" можно легко отрезать от остального состава, если они вдруг ворвутся внутрь.

"Мы могли бы здесь жить", -- мелькает в голове шальная мысль.

Нет, нельзя так думать. Это пораженчество. Хоронить мир людей слишком рано. Человечество не могло погибнуть всего за сутки. Где-то там обязательно есть оплот живых людей, современный Арарат, призванный стать колыбелью новой цивилизации. Я верю, что там нас ждут близкие и друзья. Если это место существует, мы обязательно найдем его.

-- Дождь еще моросит, -- замечает Ваня.

-- Спрячьте руки в рукава и натяните кофты на головы, -- распоряжаюсь я. -- Пойдем так.

Ждать нельзя -- тени на дороге все ближе, и их все больше.

Вооружившись, мы открываем дверцы машины и ступаем на пропитанную отравленной водой улицу.

14:00

-- Воняет, -- слышу из-под толстовки приглушенный голос Витоса.

Да, теперь мы все чувствуем это -- розовый дождь имеет запах. Едва уловимый, но в то же время едкий, химический аромат алкогольной рвоты. По опыту прошлой ночи я знаю -- долго в воздухе он не продержится. Возможно, его исчезновение означает смерть вируса, неспособного долго жить вне живого организма.

Первым в вагон залезает Витос, следом за ним я. Ваня замыкает.

Прячу мачете за пояс, хватаюсь за влажные поручни, и рукава вязаной кофты тут же впитывают розовую влагу. Почувствовав ее на своих ладонях, я едва не кричу от паники. Неконтролируемый, животный страх скручивает где-то в области живота. Я почти уверен, что уже заражен, что вот-вот потеряю сознание, а когда очнусь -- моей единственной целью станет убийство себе подобных ради пропитания и просто ради убийства.

-- Быстрее! -- безотчетно подгоняю Виталика. -- Быстрее! Быстрее! Быстрее!

-- Да иду, заебал! -- шипит тот, ощущая мои отчаянные тычки в спину.

Мы оказываемся в тамбуре. Только покинув перенасыщенную розовой дрянью среду, я замечаю, что Вани на ступеньках нет. Он по-прежнему на земле, смотрит на нас снизу вверх:

-- Идите, я догоню.

-- Лезь в вагон! -- кричу на него шепотом.

За моим плечом Витос поносит матом его и всю его родословную на несколько колен вверх по генеалогическому древу.

Но тот уже не видит нас, выпуклые глаза лихорадочно изучают нижнее Нансена. Дождь совсем перестал, в шуршащей тишине инфицированного города мы слышим, как хлопают двери черного "Акцента". Четыре человека направляются к "Супер-Арсеналу".

Тени "прокаженных" приобретают вполне четкие очертания, и я вижу, что они повсюду. Нижнее Нансена, верхнее Нансена, спуск на Буденовский проспект... Они бродят вокруг, мне даже кажется, что я слышу, как они урчат что-то себе под нос на своем нечеловеческом наречии.

Потом шуршащую тишину обезлюдевшей улицы вспарывает звон бьющегося стекла -- пассажиры "Акцента" проникли в оружейный магазин через окно.

-- Идите, -- говорит нам Ваня, взвешивая топор в руке. Оглядывает вагон в поисках номера. Его явно распирает какая-то идея. Он завелся -- теперь уже не остановить. -- Я щас... быстро...

И, прежде чем мы с Витосом успеваем хоть что-то сказать, мой друг возвращается обратно в машину и заводит мотор.

14:25

Мы запираем вагон с обоих концов, но не втягиваем ступеньки, оставляя для Вани пути для отхода. Вагон купейный. С оружием наизготовку и трясущимися от страха коленями обыскиваем все купе. Нам снова везет -- ни одного "прокаженного". Запираемся в одном из купе. Вещи пассажиров брошены так, словно их владельцы вышли отсюда минуту назад глотнуть свежего воздуха на очередном полустанке. На столе нехитрая снедь и чай в железных подставках, койки расстелены, подушках сохранили вмятины голов своих хозяев.

Глаза Витоса широко раскрыты, нижняя губа отвисла:

-- Они спали, когда все случилось...

Да, картина не из приятных. Но сейчас не время рефлексировать.

Прилипаем лбами к окну и следим за Нансена. Белая "Октавия" медленно подкатывает к "Супер-Арсеналу". Наших конкурентов на оружие не видно -- все четверо увлечены разграблением магазина. Ваня выжидает еще минуту, потом открывает дверь и выходит на улицу.

Я вижу в его руке нож, другая сжимает топор. Пригибаясь к земле, Ваня подкрадывается к черному "Акценту" и, одно за другим, прокалывает все четыре колеса. Даже отсюда я слышу шипение, с которым выходит воздух из пробитых покрышек.

-- Сука. Сука. Сука, -- бубнит у меня над ухом Витос. -- Чо он делает...

Я снова окидываю взглядом нижнее Нансена. Дорога в обе стороны безлюдна, насколько хватает глаз -- обзор ограничен шириной окна. Но что твориться за его пределами известно только Ване.

-- Сука. Сука. Сука.

"Акцент" уже стоит на дисках, расплющивших спущенную резину. Ваня возвращается к "Октавии" и вдруг замирает. Затем принимается лихорадочно обыскивать карманы в поисках ключей.

В эту секунду я вижу первого "прокаженного".

Это женщина. Она вступает в пределы видимости окна, и Витос перестает бубнить. Мои легкие со свистом втягивают воздух сквозь неплотно сжатые губы.

Ей чуть за тридцать, абсолютно голая, с головы до пят измазана розово-черной грязью. При каждом шаге тело женщины извивает в страшных корчах, скрюченные руки словно живут своей жизнью -- она то прижимает их к израненной груди, впиваясь пальцами в мягкую плоть, то отрывает назад, уже со свежими кусочками кожи под ногтями. Длинные волосы грязным колтуном лежат на плече. Страшнее всего ее лицо. Перекошенный судорогой рот вытянут в непрерывном немом "О", подбородок и горло покрыты запекшейся кровью, излившейся из того обрубка, что раньше был корнем ее языка. Глаза закрывает слипшаяся от грязи и крови челка. На голове слева недостает уха -- не знаю, отгрызли его сородичи, или она оторвала сама.

Первые секунды шока настолько сильны, что полностью обездвиживают нас. Ротовую полость наполняет терпкий привкус адреналина. Мы так перепуганы, что не можем даже дышать. Все на что нас хватает -- наблюдать за адским отродьем, которое медленно приближается к нашему другу.

Между тем, Ваня не замечает зараженную женщину, или не хочет замечать. В ситуациях сродни этой страусиная тактика может быть весьма полезна -- по крайней мере, не даст тебе впасть в ступор.