Канаев Владимирович - Петр 2. Петербург

Вот, например, утром, при очередном посещении Академии познакомился с Даниэлем Мессершмидтом. Сорокалетний медик-натуралист в марте вернулся из восьмилетнего путешествия по Сибири. Сейчас у него происходили какие-то скандалы на почве определения его многочисленных находок в Кунсткамеру. Ещё и зарплату ему задерживали и даже ненадолго под арест посадили. Вдобавок, успел жениться на местной немке, которую увидел в каком-то видении во время путешествия. Человек мягкий и скромный, он страдал от невнимания начальства. Мы поговорили с ним о собранных гербариях, чучелах, о нарисованных картах, об открытом им Кузнецком угольном месторождении (вместе с другими исследователями). Попросил не тянуть с подготовкой и публикацией полного отчёта об экспедиции.

- Если не получается всё сразу - публикуй по мере готовности, не тяни Даниэль. Люди оценят твой вклад в науку только если ты вовремя напечатаешь результаты. А Иван Данилович окажет тебе всяческое содействие! - я зыркнул на Шумахера, стоявшего рядом и секретарь Академии часто-часто закивал. Не так давно у меня с ним был серьёзный разговор (очередной), где я пообещал увеличить финансирование Академии и вовремя закрывать долги перед учёными и за оборудование, но от него требовал внимания и любезности к капризным научным светилам.

- Иван Данилович, работа у тебя непростая. Учёные часто люди капризные, а казна наша пустая. Но наша с тобой работа состоит в том, чтобы учёные мужи могли нормально работать на благо науки.

Полагаю, администратор от науки проникся моей мыслью, что император российский может работать на эту свору скандалистов-учёных, что он вообще может работать на кого-то кроме Бога! Надеюсь, Академия будет процветать, уж очень не хочется верить историческим нападкам на деятельность Шумахера. А Мессершмидт, я надеюсь, получит справедливую оценку своих заслуг от меня и от мировой науки. Он стал первым в длинной череде учёных-исследователей Сибири. Пусть теперь пишет труды, да готовит новых исследователей на кафедре географии Академии, которую я планирую организовать. Не решил пока, стоит ли объединять её с астрономией.

Сегодня же мастер-оптик Академии Иван Елисеевич Беляев предоставил мне изготовленный ртутный термометр. С астрономом Делилем тут же обсудили градуировку шкалы. Спиртовые термометры изобрели лет семьдесят назад, но стандартной шкалы до сих пор не было. Обычно делали произвольную шкалу из 50 делений, где около 10 градусов располагалась температура таянья льда, а температура воздуха не повышалась выше 40 градусов. В начале века француз Амонтон сконструировал воздушный термометр со шкалой от 'абсолютного нуля' (весьма неточно высчитанного) до температуры кипения воды. Четыре года назад немец Фаренгейт в Голландии сделал первый ртутный термометр, но шкала у него была весьма странной, не привязанной ни к одной температурной константе. Впрочем, то что температура кипения воды постоянна при одинаковом атмосферном давлении, открыл как раз он. Об этом его открытии Делиль не знал, хотя о самом Фаренгейте слышал. Подумав немного, Делиль предложил идею поделить шкалу на 150 делений от точки замерзания воды до точки кипения. Я про себя только поразился. Именно такую же шкалу Делиль предложил и в истории Игоря Семёнова лет через десять.

- Почему сто пятьдесят то? Сотня мне кажется более круглой цифрой!

Так мы и перехватили идею температурной шкалы шведа Цельсия, которую он ввёл бы только через пятнадцать лет. И будут в будущем говорить не о градусах Цельсия, а о градусах Делиля. Сегодня я не стал вести с французом речь о более точной калибровке шкалы при стандартном атмосферном давлении. Зато попросил скромно молчавшего в сторонке Беляева подумать о новой конструкции термометра с более тонким капиллярным каналом.

- Меньше расход ртути, дешевле получится термометр, - таким спорным образом объяснил я эту свою идею. На самом деле я хотел бы получить обычный градусник, но не решился сразу раскрывать все карты. Делиль считался официальным французским шпионом. Не стоило добавлять ему данных о необычных знаниях российского императора. Вообще весь разговор я строил так, чтобы француз теперь мог спокойно приписать создание стандартной шкалы температур себе. А другие разновидности конструкций термометров я потом обговорю с Беляевым наедине. Или с его помощником, семнадцатилетним сыном Ваней.

С Делилем же мы продолжили разговор о секстанте, который изобрели мастера Адмиралтейства. Астроном был в восторге и уже планировал заказать большой секстант для астрономических наблюдений. Я же попросил его не спешить писать об изобретении своим друзьям в других странах.

- Наши юристы сейчас решают вопрос о получении патента на конструкцию секстанта во Франции, Англии и других странах. Если сведения об изобретении придут туда раньше, чем нужно, изобретатели потеряют деньги.

Француз закивал. Думаю, какое-то время он будет молчать об этом, экспериментируя с новыми 'игрушками'. А я про себя чертыхнулся, убедившись ещё раз, что в этом городе ничего нельзя удержать в секрете. Нужно будет Ушакова озадачить проведением предварительного расследования утечки информации. Только 'без пристрастия', то есть без пыток, а лучше вообще незаметно. А то неизвестно что начнут вытворять ретивые администраторы! И шум ненужный и лишняя нервозность в работе, а то и мастера могут пострадать.

Делиль же рассказал мне о планах превращения центральной башни Кунсткамеры в передовую обсерваторию, оснащённую самыми современными приборами. Я пообещал ему профинансировать изготовление мощного телескопа, а пока попросил начать составлять таблицу движения Луны относительно Солнца, чтобы секстант в полной мере показал удобство по сравнению с астролябиями. Упомянули и о помощи Кириллову в составлении первого Атласа Российской империи. Зашла речь и о более точных картах с использованием триангуляции и топографических знаков. Я планировал что-то подобное, но до начала проведения масштабных геодезических работ нужно было начать изготовление точных теодолитов. Для этого мне требовался Беляев и его ученики, которые итак были заняты с термометрами и микроскопом. Нагружать их изобретением теодолита посчитал пока излишним.

Вообще же мне нужно хорошее производство оптического стекла, если я хочу завоевать мировой приборостроительный рынок. Уже изобрели флинт (стекла с низкой дисперсией и высоким преломлением, англичанин Тильсон в 1663г) и крон (стекла с высокой дисперсией и низким преломлением, немец Кункель в 1689г), а через пару лет Честер Мур Холл объединит крон с флинтом и изготовит первую ахроматическую линзу. Хотелось бы его опередить не только в самой идее, но и в конкретных изделиях массового производства из хорошего оптического стекла. А с этим было плохо. В Российской империи оптическое стекло начали изготавливать только накануне революции. Те же стекольные заводы, что уже есть в России, занимаются всяким ширпотребом. Да и находятся они в основном в Подмосковье. Ближайший завод в Ямбурге (это который потом коммунисты переименуют в Кингисепп) недалеко от Нарвы. Ямбург входит во владения Меншикова. Конфисковать его имущество я не планирую, а вот мастера с его заводов понадобятся, хотя бы на время. Сырьё же есть и поближе к Петербургу, например в будущих Саблинских пещерах, это всего в сорока километрах к югу. Найду стеклодува-педанта, способного жёстко контролировать качество сырья и технологический процесс варки - смогу организовать новую важную отрасль производства в стране.