Златан Ибрагимович - Я — Златан

Но в следующем матче лучше не стало. И в последующем. Я забил свой первый гол за «Милан» в ворота «Лацио», и мы даже были близки к победе. Но на последних минутах мы упустили победу. На этот раз не было допинг-контроля.

Поэтому я сразу пошел в раздевалку и со всей силы пнул доску, где тренер рисует игровые схемы. Она полетела, как снаряд, и попала в игрока.

Не играйте с огнем, это опасно, — прорычал я, и в комнате воцарилась тишина. Думаю, все сидящие там люди точно поняли, что я имел в виду: мы должны были побеждать, и мы, мать вашу, не должны были пропускать ненужные голы в конце. Так продолжать было нельзя.

После четырех матчей у нас было лишь пять очков. Во главе таблицы, конечно же, был «Интер». Я чувствовал, что давление на меня становится все сильнее. Мы до сих пор жили в отеле Boscolo, и нам удалось немного освоиться. Хелена, которая не выходила на

публику, дала первое интервью. Оно было для журнала Elle, и это был фарс. Каждое сказанное слово попадало в заголовок. Я мог сказать какую-то фигню в духе: «После встречи с Хеленой стало гораздо меньше лапши с фрикадельками». Эти фразы стали в журнале неким подобием признания в любви Хелене, что показывало, что я менялся. У меня был бзик по поводу прикованного ко мне внимания, а сейчас я начал становиться более застенчивым.

Вокруг меня было не так много людей, и мы вели спокойную жизнь. Я сидел дома, и через несколько месяцев мы переехали в квартиру в центре города, которую для нас нашло руководство клуба. Конечно, это было мило, но там не было нашей мебели, наших вещей. Все это было здорово, но все это было чужим. По утрам меня в фойе дожидался телохранитель, с которым мы ехали в Миланелло, где я завтракал перед тренировкой и обедал после оной. Всегда было много всякой PR-фигни, фотосессий. Как всегда это происходило в Италии, я был далек от семьи. Перед выездными матчами мы оставались в отелях, а перед домашними — в Миланелло. И я начал ощущать это.

Ощущать, что я скучаю по дому. Винсент рос, он говорил все больше. Это сумасшествие. Макси и Винсент так много переезжали с места на место, что они спокойно говорили на трех языках: шведском, итальянском и английском.

Начинался новый этап в жизни, и я частенько задумывался, а чем же я займусь после окончания карьеры, а Хелена начнет свою? Меня посещали подобные мысли. Порой я даже ждал конца карьеры. Порой — нет.

Но я был не менее заряженным на поле, и скоро футбольные дела начали налаживаться. Я решил исход семи-восьми матчей подряд, и вернулась старая добрая истерия. «Ибра, Ибра» повсюду. Газеты сделали фотоколлаж. В центре был я, а на мне вся остальная команда. Мол, я ташу весь «Милан» на своих плечах. Это обсуждали так горячо, как никогда прежде.

Я знал одну вещь, касающуюся футбола, лучше других: в футболе ты сегодня можешь быть богом, а в другой день — совершенно бесполезным. Приближался главный матч осени, дерби против «Интера» на Сан-Сиро. Никаких сомнений в том, что ультрас будут меня ненавидеть. Давления должно было стать еще больше. Помимо всего прочего, у меня начались проблемы с одноклубником Огучи Оньеву, американцем размером с небольшой дом. Както я сказал одному товарищу по команде:

— Что-то серьезное произойдет. Я это чувствую.

ГЛАВА 27

Говорят, что это добрейший человек на Земле. Отучи Оньеву похож на боксера-тяжеловеса. Двухметрового роста и весит под центнер. В «Милане» он не имел твердого места в основном составе команды. Зато раньше был признан лучшим легионером бельгийского чемпионата и игроком года в США. И он хотел поддеть меня.

Я не такой, как другие защитники, — сказал он.

Это хорошо!

Меня не бесит твоя болтовня. Твой рот, который не закрывается.

Ты о чем?

Да ладно. Я видел тебя в игре. Ты все время препираешься, — продолжил он.

Мне это надоело.

И не только потому, что я устал от защитников, которые все время провоцировали меня. Я болтать не люблю. Я беру реванш на поле. Я за свою жизнь столько дерьма наслушался: меня и гребаным цыганом дразнили, и мать мою обзывали и всякое-разное. А хуже всего это: Вот встретимся после матча! Это, блин, о чем? На парковке встретимся или как? Глупее не придумаешь. Я вспомнил Джорджо Кьеллини, центрального защитника «Ювентуса». Мы играли вместе, а потом, когда я уже был в «Интере», мы встретились на поле. Он все время висел на мне: «Давай-давай, это ведь не как раньше, а?» Он провоцировал и провоцировал, а потом блокировал меня захватом сзади. Как самый настоящий трус, понимаете? Ведь парня сзади себя ты не видишь. Я согнулся и почувствовал боль. Сильную боль. Но ничего не сказал. Я никогда в таких ситуациях не разговариваю, отвечаю тем же. В данной ситуации я сделать ничего не мог, просто не успевал. И уже после финального свистка я подошел к нему, схватил за волосы и оттаскал, как провинившегося пса. Кьеллини испугался. Я увидел это.

Ты ведь хотел подраться? Так чего обосрался? — прошипел я и ушел в раздевалку.

Hy да, я лучше владею своим телом, чем языком. Это я и сказал Оньеву. Но он не унимался, и тогда я заорал:

Это запрещенные приемы!

А он тыкал в меня пальцем, дескать, вот ты всякое дерьмо несеть. «Ну все, с меня хватит», — подумал я и сказал:

Следи лучше за собой.

А он снова пальцем тычет. У меня в глазах потемнело. Но я ничего не сказал. Ни слова. Ублюдок будет теперь знать, как я «говорю» в такие минуты, и в следующий раз, когда он завладел мячом, я ринулся к нему, прыгнул и очутился прямо перед ним. Это самый худший блок. Но он-то меня видел. Он отпрянул, и мы оба упали на траву, и сначала я подумал: черт, промахнулся. Ладно, в следующий раз я его достану. Но когда я поднимался, чтобы уйти, получил тычок в плечо. Это плохая идея, Огучи Оньеву.

Я бросился к нему, и мы схватились. И всерьез. Мы хотели душу друг из друга вытрясти. Брутально вышло: мы, два парня под центнер каждый, катались по траве, орудуя даже коленями. Конечно, вокруг собралась вся команда, нас пытались растащить. Но это было непросто, совсем непросто. Мы просто озверели от бешенства, да, именно так. На поле всегда много адреналина: игра — это схватка. Но тут его было сверх меры, мы дрались не на жизнь, а на смерть. Но тут произошло самое странное.

Огучи Оньеву вдруг со слезами на глазах стал молиться богу. Он крестился, а я думал: что это с ним? И решил продолжить. Это, правда, выглядело чересчур. Тут подоспел Аллегри, тренер.

Ибра, успокойся!

Это не помогло. Я просто-напросто сгреб его, оттащил в сторону и снова ринулся к Оньеву. Но меня остановили товарищи по команде. И хорошо сделали. Потому что это могло плохо кончиться. Позднее Аллегри вызвал нас обоих. Мы пожали друг другу руки и извинились. Но Оньеву был холоден как лед и официален. Ты холоден, ладно, и я буду, нет проблем. И я поехал домой. Потом мне позвонил наш босс, Галлиани. И, заметьте, я не люблю винить других. Не по-мужски это. Дерьмо, если просто сказать, особенно в команде, где ты вожак.