Павел Дмитриев - Поколение победителей

Закончив «предстартовую подготовку», перевел взгляд на попутчицу. С девушкой творилось что‑то странное, она увлеченно скребла обеими руками дверь в поисках ручки. Неужели решила бежать в лес? Чем успел напугать?

– Что с тобой? – Я попытался ее успокоить. – Сейчас домой поедем!

– Ты шпион или пришелец? – Девушка прекратила дергать дверь и повернула ко мне лицо с широко открытыми злыми глазами. – Откуда взялся?

– Да не бойся же! Вот, уже везу тебя домой. – Я врубил передачу и сдал на полметра назад, чтобы выехать на жалкое подобие дороги.

– Не бывает таких автомобилей!

– А какие бывают? – Ну что еще за дикий вопрос? – Да обычный я, в Екатеринбурге живу! С летающими тарелками не дружу, секреты Родины – хотел бы продать, так все одно никто не купит, не знаю ничего особо…

Но Катерина меня явно не слушала, только нервно рассуждала, словно сама с собой:

– Ну «Волга» или «Победа». Они же совсем не такие!.. Ледженд еще какой‑то, музыка не наша. Надписи не русские… Да и одет ты не по‑советски совсем! Да вообще – все у тебя чужое, незнакомое…

– Прекрати истерику! Объясни толком! – Я нашарил в двери предусмотрительно припасенный на вечер энергетик, сдернул язычок и протянул девушке: – Вот, выпей газировки, успокойся!

– Нет!!! – неожиданно сильно оттолкнув баночку, она снова начала дергать дверь.

Словами тут явно не помочь, да и тянуться через ее колени к двери было как‑то страшновато. Выпускать новую знакомую посередь лужи тоже не вариант. Пришлось резко выехать на относительно чистое место, выскочить, обойти машину и распахнуть дверь снаружи, освободив девушке дорогу в лесной массив.

– Не смею задерживать, но ради бога, объясни, что случилось! Ну не понимаю я!

Екатерина выскочила из салона, резко отпрыгнула на пару шагов и, увидев мое искреннее недоумение, остановилась в раздумье, явно давая последний шанс все объяснить. Упускать такую возможность было по меньшей мере глупо и, поспешно, но насколько возможно спокойно начал объяснять:

– Меня зовут Петр Воронов, двадцать восемь лет, занимаюсь строительством компьютерных сетей, вот как раз и еду с монтажа… – Если от такого начала не сбежала, можно продолжить: – Живу в Екатеринбурге, на ЖБИ. Не женат. Тачка – обычная Тoyota RAV‑4, японская, двухтысячного года издания. Смарт Legend, ну, это телефон такой. У вас что, тут даже сотовых нет, что ли?

– Не‑эт… – протянула она и с крайне задумчивым выражением лица продолжила: – Я тут учительницей работаю в школе. Математичкой. Окончила в прошлом году пед в Свердловске и по распределению попала сюда, в Н‑Петровск.

Она замолчала почти на минуту, перевела взгляд с машины на меня, потом опять на машину… Но только я собрался вывалить очередную благоглупость, Катя добавила:

– А сейчас тысяча девятьсот шестьдесят пятый год. – И гордо добавила: – Живу в СССР.

Не знаю, как должна называться такая немая сцена, но мне стало резко не до театральных эффектов. Я молча повернулся и пошлепал на водительское место прямо через грязь. Влез в знакомый и внезапно ставший очень родным салон, одним глотком высадил отвергнутую дамой банку «Редбула». В голове пролетали мысли – о родителях, которые едва ли дождутся от меня телефонного звонка. Да и вообще, не дождутся сына. О младшей сестренке, которая не сильно‑то меня жаловала последнее время, но реально переживать будет не меньше матери. Об Интернете, которого еще нет, и непонятно, когда будет. О советских компьютерах, самых больших в мире. О подруге, впрочем, вот уж кто не пропадет без меня… Все это смешалось в коктейль и давило на мозг не хуже литра водки. Хотелось выть, ругаться матом, плакать, кататься по земле, драть ногтями обшивку салона и еще сделать кучу подобных вещей. Причем одновременно.

Не помню точно, сколько я пробыл в таком состоянии. Клацнул замок, и на краешек соседнего кресла примостилась Катерина. Дверь она предусмотрительно оставила чуть приоткрытой. Но теперь на лице девушки читался не страх, а… Вот как она выглядит, женская жалость. Даже глаза, прежде темные и тусклые, вдруг засветились изнутри темно‑зеленым огнем. И стали от этого еще красивее!

Удивительная скотина человек. Только что был готов чуть ли не вешаться от досады и тоски из‑за оставшихся в непонятной дали близких. Когда читал о трагедиях, мне всегда было жалко родственников погибших. Ведь пострадавшим уже все равно… И вот в голову полезли совсем иные мысли. Впрочем, рано рефлексировать. Родители живы и здоровы, у меня тоже руки‑ноги и голова на месте. Жалко, не знаю, как устроены пространственно‑временные континуумы и есть ли возможность передать родственникам письмо, типа как в кино «Назад в будущее». Но модель с «растворением» Марти Макфлая из‑за изменений в прошлом мне всегда казалась бредовой. Самое вероятное – распараллеливание миров при таких коллизиях… Короче, с этим мне все равно не разобраться.

Поток мечущихся мыслей остановила Екатерина. Как‑то по‑домашнему вздохнув, она поставила узлы на пол между своих кирзачей, развязала один и достала оттуда литровую банку молока. Чуть покопалась еще, и на свет появились полбатона с парой вареных яиц, завернутых в газетный обрывок.

Ели мы, не сговариваясь, молча, откусывая хлеб от одного куска и передавая молоко друг другу. Женская интуиция творит натуральные чудеса, не знаю, есть ли вообще способ более быстрого возвращения в реальность.

Глава 1Быт советского Урала

Стоп! Если девушка из тысяча девятьсот шестьдесят пятого года, это не значит, что мы с ней именно в том времени. И не надо тупить, в машине есть радио! Привычный FM «порадовал» полной тишиной. На AM не лучше. Потыкал кнопки – в SW‑диапазоне нашлась музыка! Вполне себе советское ретро, и слова несложно разобрать: «Заправлены в планшеты космические карты…» М‑да… Что еще можно поймать в эфире через пятилетку после полета Гагарина? Прозвучали позывные радио «Маяк», блок новостей, говорили про конфликт Китая и Тайваня – это точно моя реальность?

Быстро проверил с Катей все исторические события, которые сохранила память. Особенно последние – Великая Отечественная, смерть Сталина, ХХ съезд, отставка Хрущева. Фактология и даты совпали практически один в один. Сомнения ушли – я не переместился в пространстве, а вместе с куском дороги провалился в прошлое.

Заметив, что новый знакомый снова начинает сползать в депрессию, попутчица опять полезла в котомку. На тусклый свет появился небольшой кусок медовых сот. Белый от сахара и жесткий, как карамель, явно прошлогодний. Она без колебаний протянула его мне. Это было так искренне и трогательно, что… От такого нельзя отказываться, можно только разломить пополам и постараться отдать большую часть девушке. Маятник моих чувств качнулся в обратную сторону. Остро захотелось не просто жить, а делать это с комфортом и удовольствием, чтобы к старости не было обидно за прожитые годы. Прошлое отошло на задний план, осталось лишь сакраментальное: «Я подумаю об этом завтра»[1].