Admin - <4D6963726F736F667420576F7264202D20D4E8EDCFEEF0F2C0F0F2F3F02DD2EEEAE8EE2E646F63>

раковине «Надежного», все отчетливее начинала просматриваться растущая дымная полоса.

Вскоре, вздымая тучи брызг и пены, по левому борту ледокола прошли мимо так же

направляющиеся в залив миноносцы первого отделения – №203 и №204.

- Что там, Илья Александрович! – Чихачев окликнул в мегафон стоявшего на мостике

своего кораблика командира отделения миноносцев Виноградского.

- Наши возвращаются, Сергей Степанович! Флот! Все идут. Встречать бежим!

- Так рано идут? Ведь завтра ввечеру только их ждали…

- Раньше не позже!

- А может и нам можно?

- Так Вам разве кто-то запретил? Канал и бочки в полном порядке, новые поставлены…

Спасибо Вам! Буксиры уже выходят и «Громобой» за ними! Телеграфа у Вас нет, никто

«Надежному» персонально не сигналил. Сами решайте!

- Спасибо!

Так… Сколько же у меня пластинок осталось? Штук двадцать есть. Хватит, вроде

как… Пусть потом фитилят как хотят, но не снять ЭТОГО я не могу. Один раз в жизни такое

бывает. Или реже. Эх, Господи, благослови! - метнулась в голове Чихачева, уже шестой год

как увлекающегося фотографией, шальная мысль. И немедленно переросла в уверенность.

Через пару минут на ледоколе началась возбужденная суета. Боцман добыл давно

ждавшие своего часа флаги расцвечивания, вскоре они были растянуты, как и положено от

гюйсштока до флагштока через топы стенег. На мостике, справа от входа в ходовую рубку

занял свое нештатное, но лучшее место, штатив фотоаппарата, а рядом коробка с

пластинками. Готовых стекол оказалось аж целых двадцать шесть. По поводу ободранной

льдом краски на бортах и явно видимых последствиях недавнего угольного аврала,

командиру осталось лишь тяжко вздохнуть…

Завершив, таким образом, необходимую подготовку, маленький портовый ледокол,

отчаянно задымив, прибавил ходу, круто развернулся, и решительно отправился встречать

возвращающийся в базу победоносный флот. Отправился прямо в историю, потому как серия

любительских фотоснимков Чихачева оказалась единственной, запечатлевшей самые яркие и

пронзительные моменты этого дня «со стороны», поскольку Апостоли со своей фотокамерой

находился на борту флагмана Руднева…

И, видит Бог, и трудяга-ледокол, и его экипаж имели на это полное моральное право…

***

- Влезть бы нам всем в Золотой Рог до темноты с этакой-то оравой…

- Всеволод Федорович, дорогой, ну кто нас теперь куда гонит? Сами посудите. Полно

те, ей Богу, себя накручивать. Не Цугару, чай! Там - согласен, понервничать пришлось, когда

стало ясно, что тральный караван вот-вот против волны выгребать не сможет. Но справились

же. А здесь наша дорожка уже протралена, «Надежный», судя по телеграмме Гаупта, все

прошкрябал, и не один раз…

- Прошкрябал. Не сомневаюсь. А коли ночью кто борт пропорет? Он же лед поколол

только, а не в крошку истолок или растопил. Днем опасную ледышку с моста увидеть –

плевое дело. А ночью?

- Не войдем все за день, кто-то из пароходства и на якоре утра подождет. Война

кончилась. Топить нас никто пока больше не собирается. Не волнуйтесь понапрасну.

- В этом Вы правы, конечно, Петр Алексеевич… Что-то действительно нервы никак в

порядок не соберу. Как будто пружина в часах раскрутилась и со шпенька соскочила…

Из-за Веницкого еще волнуюсь: все ли у него нормально в Вэй Хае пройдет, сможет ли

"выковырять" наших. Мне подзатянувшееся молчание Форин оффиса не нравится. Затевают

какую-то гадость бриты... Очередную! А у нас в их порту - три броненосца... Я поэтому и

попросил Алексеева послать «Святителей» с «Пересветом». Все-таки любую аргументацию

хорошо подкреплять главным калибром! Или я сгущаю? От войны никак не отойду?

- Честно говоря, я пока тоже оглушен немножко. Так вот взять и шагнуть из войны в

мир… Утром сегодня опять вскочил как ошпаренный – приснилось, что Николая

Александровича с Фитингофом на их «столе-крейсере» Камимура изловил.

- Доброе утро, господа… Всю жизнь мне поминать теперь будете, Петр Алексеевич, ту

нашу прогулку к Гуаму? – вдруг подал откуда-то сзади голос Беклемишев.

- А, «Гроза береговой обороны, портов и судоходства» Страны восходящего солнца

пожаловали! Милости просим! Присоединяйтесь-ка к нам. И с весной Вас, однако…

Мы тут с Всеволодом Федоровичем поднялись к корабельному начальству. Поглядеть

далеко ли до дому осталось. И по пустякам не обижайтесь, я ведь тогда из-за Вашей

задержки пол пузырька валерьяновой настойки истребил…

- Допустим, но я не за себя вовсе. Вы, Петр Алексеевич, опять «Наварина» «столом

перевернутым» прилюдно обозвали. Некрасиво это, знаете ли. Да-с. Я все слышал. А ведь

просил же… И Вы обещали!

- «Перевернутым»! Да боже меня упаси! Напраслину возводите. У меня пол мостика

свидетелей здесь. Ну, не обзывал я «перевернутым» Ваше любимое блю… - Безобразов

осекся, прикрыв рот рукой. Последний слог «до» остался не произнесенным…

Вокруг раздались сдавленные смешки, хихиканье, а не сумевший как всегда сдержаться

Руднев закатил глаза и с трагической миной процедил:

- Дуплет-с, господа!

А затем, разряжая неловкую паузу, вынес вердикт:

- Во-первых, пока я еще командую нашим флотом - никаких дуэлей. Тем более среди

адмиралов. Во-вторых, Петр Алексеевич, Вам все-таки придется сейчас прилюдно каяться.

Мне-то ведь Вы тоже обещали. Помните: когда мы у Горы стояли? Вы же знаете – у Николая

Александровича это любимый пароход. А он у нас однолюб. Понимать надо такие вещи.

- Ладно, все, господа. Виноват. Признаю. Раскаиваюсь… Вы удовлетворены, Николай

Александрович? Торжественно обещаю Ваш любимый «Наварин» больше не обижать.

И хватит смеяться, молодежь!

- Спасибо, Петр Алексеевич, - Беклемишев, улыбаясь, подошел к Рудневу, Безобразову,

а так же к стоящим вместе с ними командиру «Потемкина» Васильеву и старшему офицеру

Семенову, - Будем считать инцидент исчерпанным. В самом деле, зачем обижать моего

«старика». По Уставу ведь не положено, чтоб у корабля сразу три прозвища было…

- Три? А какое же третье? Что-то мы тут и не слышали на «Светлейшем». Сами-то

ваши каюткомпанейские как «Наварина» своего кличут?

- Ну Вас! Опять смеяться будете. Не скажу.

- Э, нет! Все. Вылетело – не вернешь. Признавайтесь уж, будьте добры, любезный наш

Николай Александрович!

- Как, как… «Слоник»! Вот как…

- Господи! А слоном-то за что его, бедного…

- А это к Всеволоду Федоровичу вопрос. Кто тогда на военном совете сказал, что мы на

заднем дворе у Микадо резвимся аки слоны в посудной лавке?

Очередные смешки собравшихся были прерваны докладом спустившегося с фор-марса