Мелани Маршанд - Мой муж - Господин

— Ох, ты про язык? Как остроумно. Знал, что нужно было позвонить Возняку, — я со злостью смял салфетку.

— Возняк мечтает о моем месте, — сказал Дэниел серьезно. Я засмеялся. Иногда он бывает таким уморительным.

— Просто не хочу вываливать на нее это в одночасье, — сказал я.

— В чем же тогда, черт возьми, заключается твой план? Это в тысячу раз хуже. Она определенно будет плакать и, возможно, ударит тебя.

— Слезы радости, — сказал я. — Удары радости.

— Ты идиот , — Дэниел посмотрел на меня с кислым выражением на лице. — Ты действительно не понимаешь этого, не так ли?

— Просвети меня, — я сидел, опустив голову на руки и видя только внутреннюю часть век.

— Нет, — он использовал тон, которому подчинился бы любой менее влиятельный человек, и это раздражало меня больше, чем что-либо еще. — Ты будешь только спорить со мной, и мы просто потеряем время. А в конце ты будешь еще более убежденным в своей правоте.

— Я не скажу ни слова, — пообещал я, открывая глаза и встречаясь с его раздраженным взглядом. — Просто скажи, что думаешь, потому что я понятия не имею, что делаю.

Улыбка медленно появлялась на его лице.

— Ты и понятия не имеешь, как долго я ждал этих слов.

— О, Боже, — я снова уронил голову на руки. — Заткнись .

— Я думал, что ты хочешь услышать мое мнение.

— Я убью тебя, — сказал я. — Медленно. Я знаю, где ты спишь.

Наступил момент тишины.

— Ты напуган, — произнес он. — Ты видишь, как она идет по той же дороге, что и Дарья, и думаешь, что рано или поздно она свернет туда, куда ты не сможешь последовать за ней. Твое подсознание не противится сравнению с твоей бывшей женой, потому что между ними нет ничего общего, но часть мозга, ответственная за принятие решений, чувствует это. Поэтому ты паникуешь. Ты боишься заполучить ее, потому что боишься потерять.

— Я не терял Дарью, — запротестовал я. — Она ушла.

— Тогда что тебя пугает? — он поднял брови в раздражении. — Только не говори, что это не так. Я знаю, что я вижу.

— Потому что ты сам всегда боишься, Цыпленок, — огрызнулся я. — Поэтому и чувствуешь страх повсюду. Представляешь его себе.

Он говорил разумные вещи, но я не хотел признавать их. Единственное оправдание моего страха — боязнь потерять компанию, но я не мог рассказать ему о договоре. Он просто не дал бы мне договорить до конца.

— Ну да. Именно я здесь напуган, — пробубнил он. — Только потому что я параноик, не значит, что небеса не падают, знаешь.

Дженна уже знала. Должна была знать. Как она могла бы упустить это? Бумажное подтверждение нашего ложного брака едва ли объяснит то, что мы сделали и сказали в течение последних месяцев.

А если нет, то медовый месяц станет еще большим сюрпризом, чем я думал. Это не плохо.

Не так ли?

Глава 30

Дженна

По мере того, как увеличивалось свадебное безумие, сопровождаемое все большим количеством срочных писем от организатора, который хотел знать, нравится ли мне тот или иной шрифт или цветок или главная цветовая гамма, я все больше прилагала усилий к тому, чтобы придерживаться рутинных дел. Мне необходимо было сохранить хоть каплю здравомыслия, и кофеин всегда был первым шагом к этому.

Так я и оказалась в своей любой кофейне, заказывая обычный утренний кофе. С одним небольшим исключением — это было в самый разгар дня накануне свадьбы.

До сих пор все происходящее казалось нереальным. Даже близко. Я знала место — красивый реставрированный винтажный кинотеатр, украшенный красными и золотыми акцентами, я подписала приглашения, выбрала торт и дизайн для именных карточек. Но на протяжении всего времени казалось, словно я лунатик в чьей-то чужой жизни.

И все становилось еще более нереально.

— Простите, — услышала я голос за спиной, когда садилась за свой столик. Я подняла взгляд. Там стояла женщина, не сводя с меня глаз, словно могла прочесть историю моей жизни по моему лицу. — Вы Дженна Хэдли?

Я прочистила горло.

— Могу я узнать, кто спрашивает?

— Я Дарья.

На мгновение показалось, что затих весь мир.

Не знаю, чего я ожидала. Она была высокой и красивой, с кучерявыми локонами и макияжем смоки-айс, как у французской актрисы. Я понимала, как Бен мог влюбиться в такую.

— Дарья, — отозвалась я эхом. — Я вас знаю?

Она усмехнулась. Эта усмешка — почти зеркальное отражение усмешки Бена, и все же не она.

— Не строй из себя дурочку. Тебе это не идет, — она грациозно присела. — Должна признать, особенно учитывая время, я сомневалась. Но не сейчас.

Я прочистила горло.

— Сомневалась?

Она снисходительно улыбнулась мне.

— Он действительно не сказал тебе? Что же, в это я могу поверить. Он определенно не любит говорить о вещах, которые не выставляют его в лестном свете, — одним движением руки она подозвала официанта, и он подошел. — Чашку ромашкового чая, пожалуйста.

Я наблюдала за ней, пытаясь понять. Это была проверка? Верила ли она хотя бы одному моему слову? Выглядела ли я нервной?

Надеюсь, не более, чем предполагала ситуация.

— Я бывшая жена Бена, — сказала она, наконец, немного морщась. — Господи, серьезно? Что еще он не рассказал тебе?

Я тяжело сглотнула.

— Я знаю все, что мне нужно.

— О, милая, — она протянулась через стол и похлопала меня по руке; я отдернула ее, словно от укуса змеи. — Это ты сейчас так думаешь. Однажды ты пожалеешь о своем доверии к нему. Поверь мне. Почему, думаешь, он не упоминал обо мне?

— Может, ты его больше не волнуешь, — я почувствовала себя плохо от этих слов. Но это был единственный способ убедить ее, что я действительно не знала, кто она. — Он продолжает жить. Должно быть, прошло много времени.

— Ох, — она улыбнулась, глядя в стол. — Он говорил тебе, что ты первая женщина, которую он полюбил? Мне он тоже это говорил. Конечно, когда мы встретились, ему было девятнадцать. Так что, возможно, это была правда.

Девятнадцать. Он был почти ребенком. Они оба были.

— Он рассказал тебе о Хантингтоне? — спросила она, внезапно пронзая меня взглядом.

Сердце остановилось.

— Он рассказал мне о матери, — соврала я. — И все, — я молилась, чтобы это не стало фатальной промашкой.

Губы Дарьи превратились в тонкую полоску.

— Но он не сказал тебе о себе?

— Нет, — призналась я. Что-то в выражении ее лица говорило, что и она была в неведении — по крайней мере, какое-то время. — Но он сказал, что расскажет, когда будет готов. Я понимаю, если он не хочет делать тест...

— Он сделал тест, — просто сказал она. — Когда ему было девять. Его отец предоставил ему выбор, что, по моему мнению, является чуть ли не уголовным делом.

Сердце громко скучало в груди.

— Он был...?