Джон Кейжу - Открытия, которые изменили мир

Конечно, в истории были и другие, менее травмоопасные способы избавить пациента от боли под ножом хирурга: опиумные препараты, снотворные семена белены, мандрагора (корень, похожий на человеческую фигуру, согласно преданию издающий громкий вопль, когда его вытаскивают из земли) и, разумеется, самое популярное во все времена средство — алкоголь.

К несчастью, все ранние методы анестезии имели три существенных недостатка. Они или не действовали, или убивали пациента, а порой и то и другое сразу. Настоящая анестезия — надежный и безопасный способ добиться частичной или полной утраты пациентом чувствительности с потерей или без потери сознания — была официально «открыта» только в 1846 г. Страшно подумать, скольким людям до этого момента пришлось перенести мучительнейшие процедуры, от удаления зубов до ампутации конечностей, практически без обезболивания. До середины XIX века главным вопросом, который задавал пациент при выборе хирурга, был такой: насколько быстро он работает. Скорее всего, вы предпочли бы видеть у операционного стола такого профессионала, как Уильям Чеселден или Жан-Доминик Ларрей. Первый, английский хирург, мог удалить почечный камень за 54 секунды; второй, главный хирург наполеоновской армии, производил ампутацию за 15 секунд.

Увы, ни анестезия, ни скорость хирургов не помогли Фанни Берни, знаменитой писательнице XIX века, чьи произведения позже вдохновляли Джейн Остен. Воспоминания Берни о пережитой без обезболивания серьезной операции можно уверенно назвать одним из самых ужасающих документов в истории медицины. 30 сентября 1811 г. врачи произвели мастэктомию, удалив Берни пораженную раком правую грудь. Процедура длилась около 4 часов. Берни как-то удалось выжить, и через 9 месяцев она описала все пережитое в письме к сестре. Единственной «анестезией», которую она получила, был ликер, а также то, что она узнала об операции всего за 2 часа до ее начала. Но и это ей не слишком помогло. «Эти два часа были исполнены ужаса, — пишет она. — Они показались мне поистине бесконечными».

Нетрудно понять и ощутить ужас, охвативший Берни в тот момент, когда она вошла в одну из комнат своего дома, подготовленную для операции. «При виде огромного количества бинтов, компрессов и губок мне стало немного дурно. Я ходила из угла в угол, пытаясь справиться с волнением, пока наконец меня не охватили полное оцепенение и безучастность. В таком состоянии я пребывала до того момента, как часы пробили три».

Вряд ли Берни почувствовала себя более уверенно, когда в комнате внезапно появились «семь человек в черном» — врачи и их ассистенты.

«Я ощутила возмущение, и это ненадолго вывело меня из оцепенения. Почему их так много, и без моего разрешения? Но я не могла произнести ни слова… Меня охватила сильная дрожь. Хотя она была вызвана скорее отвращением, которое рождали во мне приготовления, чем страхом боли».

Вскоре Берни уложили на операционный «матрас» и дали ей еще одно, последнее подобие анестезии: накрыли лицо льняным платком, чтобы она не видела, как проходит операция. К несчастью, платок не справился со своей незамысловатой функцией.

«Платок был тонким, и сквозь него я прекрасно видела, как вокруг моей постели собрались семеро мужчин и сиделка. Увидев, как блестит начищенная сталь инструментов, я закрыла глаза… На несколько минут воцарилось молчание. Должно быть, врачи осматривали меня и жестами отдавали распоряжения помощникам. О, до чего ужасное ожидание!»

А продолжение было еще ужаснее. До этого Берни полагала, что ей удалят небольшой фрагмент пораженной ткани, но теперь услышала, как врачи говорят о необходимости полностью удалить правую грудь. «Я вскочила, сбросила с себя платок и закричала… Я объяснила, в чем причина моих страданий…»

Доктора внимательно выслушали ее, но ответили «полным молчанием». Платок вернули на место, и Берни прекратила сопротивляться. Операция началась. Берни поведала об этом сестре в подробностях.

«Когда ужасная сталь вонзилась в мою грудь, рассекая вены, артерии, плоть и нервы… я начала кричать, и кричала без остановки все время, пока делали надрез. Странно, что этот крик до сих пор не звучит у меня в ушах, такой невыносимой была боль… Когда инструмент вынули, боль не уменьшилась, поскольку поток воздуха внезапно устремился к этим нежным частям, как масса крохотных, острых и зазубренных кинжалов, рвавших края раны».

Позже, «когда инструмент вынули во второй раз, я посчитала, что операция закончена — но нет! Снова начали резать, и это было еще хуже, чем раньше… о небо! Я чувствовала, как нож касается грудной кости и царапает ее!»

Берни вспоминает, что за время операции дважды теряла сознание. Наконец, «когда все было окончено, меня подняли. Силы полностью меня оставили, я не могла шевельнуться, мои руки и ноги безжизненно повисли, а в лице, как сказала мне потом сиделка, не было ни кровинки». Она добавила: «Почти год я не могла говорить об этом ужасном дне, воспоминания слишком живо вставали передо мной. Даже сейчас, хотя прошло уже 9 месяцев, у меня разболелась голова».

Болезненно долгое ожидание: почему анестезия появилась только через 50 лет

Хорошая новость: после операции Берни прожила еще 29 лет. Плохая новость: она вполне могла избежать ужасов хирургии без обезболивания, потому что в 1800 г., за 11 лет до ее операции, английский ученый Гемфри Дэви в ходе эксперимента открыл примечательные свойства одного газа: «Оксид азота… способен снять физическую боль, — писал он, — поэтому его можно с успехом использовать при проведении хирургических операций».

Если Дэви отметил «болеутоляющие» свойства оксида азота уже в 1800 г. — а другие врачи вскоре выяснили, что схожими свойствами обладают эфир и хлороформ, — почему официальное «открытие» анестезии состоялось только через 50 лет? Спорам нет конца, но многие историки полагают, что сочетание религиозных, социальных, медицинских и технических факторов в первой половине XIX века создало условия, в которых люди не искали анестезии — или не были к ней готовы.

Один из ключей к разгадке лежит в самом слове «боль». Английское pain происходит от греческого poine , что значит «наказание», и подразумевает, что боль — определенное богом наказание за некое прегрешение, неважно, понимает человек, что совершил его, или нет. И тем, кто согласен с этим определением, попытки избавиться от боли казались глубоко безнравственными и вызывали сильнейший протест. Сила этого образа мыслей стала особенно ясна, когда в 1840-е развернулись дебаты о том, нравственно ли давать обезболивание женщинам при родах. Свою роль сыграл ряд социальных факторов — в том числе тех, для которых прекрасно подходит термин «бессмысленная бравада». Историки отмечают, что почти во всех цивилизациях способность стойко переносить боль считается признаком благородства, мужества и твердости духа. Наконец, в XIX веке некоторые врачи возражали против обезболивания, поскольку считали, что боль имеет важную физиологическую функцию и ее устранение помешает выздоровлению.