Дженнифер Пробст - В поисках тебя

— Отлично. Я собираюсь штопать одежду своим детям, а ещё вязать. Свяжу пледы и махонькие пенеточки для мальчика и двух девочек, которые у меня появятся.

Он удивлённо смотрел на неё и ждал концовки, которую так и не услышал. В груди першило от бурного хохота, которому до смерти хотелось вырваться на свободу, но Дилан его поборол, хоть и с трудом.

— Ты рассказывала, что в старших классах завалилась на экзамене по домоводству. Райли, ты же его ненавидела. Да ты рвать и метать будешь, если попытаешься штопать!

Она чуть не задохнулась и наставила на него палец.

— Ишь ты! Я ему, видите ли, говорила! В этот раз я его полюблю. Вязание крючком в моей шкатулке. И муж мой будет заниматься всем уходом за домом: стричь лужайку, чинить водопровод, может быть, даже поможет строить пристройку.

Дилан поджал губы, чувствуя, что вот-вот заплачет.

— Разве ты не зарабатываешь кучу бабла?

Её брови сошлись в одну линию.

— Ну и что?

— С какой стати муж должен заниматься этим дерьмом, если вы в состоянии нанять работников? Ты, что, не собираешься управлять издательством «Шик»? Следующая по плану йога?

Её ледяное молчание говорило само за себя.

Ничего у неё не выйдет. С её-то характером? Помнится, она ему говорила, что не в состоянии усидеть наедине со своими же мыслями, что от бездействия ей хочется спрыгнуть с утёса. У Райли уйма энергии, она классический многозадачник и затоскует без кучи целей и проектов, которыми занимается одновременно. На этот раз Дилан не смог сдержаться и разразился смехом.

— Ты чокнутая. Я готов заплатить, чтобы посмотреть на твою попытку скрестить ноги и спокойно просидеть пять минут. Проклятье, да ты после первой же минуты уже откроешь рот, чтобы заговорить.

Райли спрыгнула со стола и толкнула Дилана.

— Йога в моей шкатулке! Я хочу привнести в свою жизнь размеренность и равновесие, и йога — ключ к достижению этой цели.

Дилан вытер глаза.

— Разумеется, милая. Просто мне кажется, было бы проще, если б ты разобралась в самой себе и нашла кого-то подходящего, а не пыталась измениться. Возьмём, например, меня. Спорю, что подойду твоей шкатулке. «Семейные узы» не просто так нас свели.

Она втянула воздух.

— Ещё чего. Особенно если тебе не по душе вязание, йога и дружба до секса.

Дилан ничего не мог с собой поделать. Ей так шло, когда она сердилась. Он запустил руки в волосы Райли и впился в её губы долгим, глубоким поцелуем, который прервал лишь после того, как она притихла и стала податливой. Только ему под силу укротить Райли Фокс. Теперь остаётся доказать это ей до того, как наступит утро.

— Пойду включу генератор, чтобы у нас снова появился свет. Посиди здесь, и не вздумай одеваться.

Поцеловав её напоследок, Дилан взял свечу и вышел в коридор. Спустился по лестнице в щитовую и спустя несколько минут запустил генератор. Свет, помигав, включился, и Дилан вернулся наверх, готовый приступить ко второму и третьему раундам с женщиной, которая, ворвавшись, вернулась в его жизнь.

Райли успела закутаться в скатерть-дорожку со стола.

Серебристо-золотая обёртка делала её похожей на притягательный рождественский подарок, который осталось только открыть. Когда Дилан увидел Райли при полном освещении — богатую текстуру падающих на плечи волос, нежную безупречную кожу, полные опухшие губы — у него перехватило дыхание.

— Боже, ты великолепна, — прошептал он, и от этих слов её щёки и верхнюю часть груди залил лёгкий румянец. — Почему на тебе скатерть?

Её удивительные глаза, прищурившись, вспыхнули, и она с исключительной надменностью произнесла:

— Потому что мне не нравится ходить голой.

Он ответил волчьей ухмылкой.

— Прикрывать тебя — преступление. Придётся мне тебя в этом убедить.

Он шагнул к ней, но она отпрыгнула, придерживая руками скатерть.

— Нет! Я не шучу, Дилан. Я отказываюсь быть столь нецивилизованной.

Он очень удивился. Какая она всё-таки забавная.

— И это тоже в твоей шкатулке? Проявлять цивилизованность и закрывать то, к чему я только что прикасался, что пробовал на вкус?

Её самообладание так и не поколебалось.

— Точно. Не следовало тебе рассказывать о своей шкатулке.

— Поступай как знаешь, милая. Идём, я хочу тебе кое-что показать. — Он прошествовал к французской двери и раздвинул тяжёлые шторы. Он чувствовал её злобный взгляд обнажённой спиной, но знал, что Райли смотрит и на его голый зад, и что это зрелище ей нравится.

— А что насчёт тебя? — практически пропищала она. — Тебе нужна одежда.

Дилан выгнул бровь.

— Мне удобно голышом. У тебя с этим проблемы?

Её вспыхнувшие щёки и голодный взгляд не остались незамеченными. О да, хорошенько он её сделал.

— Да, проблемы, — строго ответила она. — Я не могу сосредоточиться.

— А я и не хочу, чтобы ты сосредотачивалась, — подмигнул ей Дилан. — Тащи-ка сюда свою очаровательную задницу.

— Хорошо. — Раздражённо фыркнув, она босая потопала к нему. Нарядная скатерть волочилась за ней, словно шлейф королевы. Дилан распахнул французскую дверь, прижал Райли к груди, а затем она наклонилась и выглянула с балкона.

И вдруг потрясённо ахнула.

Зрелище было поистине волшебное: зимняя страна чудес, о которой мечтаешь в детстве. Его дом стоял на вершине горы, и с него открывался изумительный вид на Ринкерз парк. Сосны и вечнозелёные деревья обрамляли весь каток и служили каймой самому парку, покрытому толстой коркой льда. Дополняя сцену, медленно падали крупные снежинки. Вдалеке можно было разглядеть крытый каток и замысловатую карусель с расписными лошадками, которые словно бы застыли во времени. Вокруг парка и в кронах деревьев были развешаны белые сосульки гирлянд.

Дилан купил парк не просто так. Помимо уединения, в котором он так отчаянно нуждался, и его любви к жизни в естественной изоляции, в этом месте было нечто такое, что возвращало ему жизненно-важную крупицу оставленной позади невинности. Здесь он вспоминал о том, что важно, чего он хочет от жизни и от своей постоянной борьбы за обретение равновесия. И взирая на этот вид с Райли в объятьях, со снегом и огнём за спиной, он на краткий миг достиг идеала.

— Здесь так красиво, — прошептала она, будто не желая разрушить чары. — И это всё твоё?

— Да, — в его голосе звучала гордость, — моё.

Она задрожала на ветру, но он не чувствовал ничего, кроме тепла прижатого к нему тела. Желание сделать её своей поднялось из глубин души и обрушилось на него подобно цунами. Дилана буквально трясло. Он нуждался в ней снова, чтобы заклеймить, трахнуть, мучить, ублажать. Полухмельной от желания, он повернулся к ней и припал к её губам.

***

Чтоб его черт побрал.

Как можно наслаждаться видом, да и вообще думать о чём-то, когда он так хорошо выглядит голым? У него потрясающее тело, от слабой поросли золотистых волос до загорелой кожи, сухой мускулатуры и крепких мышц тугой попки, которые играют при ходьбе. Он носит наготу как одежду: уверенно, непринуждённо, словно ему наплевать на всех, кому это не нравится.