Admin - i aac1e39a59aada53

Вот он, от глубины своего юношеского чистого сердца, исходя из благороднейших побуждений, понуждаемый лучшими чувствами... побежал с доносом. Вполне возможно, что ему, и вправду, не так довлеет ожидание княжеской награды, как чувство долга, восторг восстановления справедливости, радость сопричастности и полезности...

Что ему нормальные человеческие отношения, установившиеся за те несколько дней, которые мы бок о бок провели в оружейке? Я для него - чужак, боярич, земский. А вот князь...!

Добробуда тоже распирает от узнанной тайны. Но он сам из "прыщей". Я для него - свой. Сотоварищ по отбыванию. Да ещё и от истопника спас! Хотя, похоже, он просто глуповат и не понимает очевидных последствий. Зато пылает любознательностью:

-- Слышь, Иване, а это... ну... правда? Ну, что ты её, что вы с ней... типа... и как она? ну... в смысле...

Вот из-за этого он ко мне и пришёл. Из-за острого любопытства, из желания получить подтверждение такой "горячей новости". Подробностей! Деталей! Из "первых рук", от непосредственного участника!

-- Сними-ка, Добробуд, кафтан да сапоги.

-- Эта... с чего это?! Ты... ты чего?!!!

-- Быстро!

Когда человеку к горлу приставляют острозаточенный "огрызок" - он раздевается... не столько быстро, сколько беспорядочно. Потом... теми же ремнями, которыми я недавно и саму княжну...

-- Иване... я ж к тебе как к другу... а ты меня... Ты чего задумал?!

-- Успокойся. Заботу твою, дружбу - я ценю чрезвычайно. Поэтому тебя и связал. Сейчас ты вот это выпьешь... Оно жгучее, но не смертельное. Потом узвару дам запить. Ещё - дам по морде и разобью нос в кровь.

-- За что?!!! Ты чего?! Я ж к тебе по-доброму...!!!

-- И я к тебе - так же. Теперь слушай. Ты у стольника ничего не слыхал. Привёл гонца и сразу ушёл. Шёл мимо оружейки, увидел огонёк, зашёл. Я тебя напоил... зельем своим. Мы повздорили, подрались. По вопросу... какая служба круче - вестовая или оружейная? Потом ты не помнишь. Потому что иначе - ты соучастник. Понял?

Он смотрел на меня совершенно испугано с полуоткрытым ртом. Куда я и влил содержимое полупустой корчажки со спиртом. Пока он пытался отдышаться - долил во входное отверстие узвару и уточнил:

-- Тайное слово на сегодня какое?

-- В-владимир.

-- А отзыв?

-- К-киев. А я с этого... не помру? А?

-- Нет. Сам пил не раз - не помер. Утром голова будет болеть. Кони-то вестовые осёдланные в ближней от ворот конюшне?

-- А? Ну. Да. Ой! Тфу! А бить-то зачем?

-- Извини. Спасибо тебе, Добробуд Доброжаевич, спас ты меня нынче. А ударил я тебя не злобе, а для правдоподобия, чтобы у спрашивателей и сомнений не возникло. Ну, бывай. Может, и свидимся.

Веки его уже закрывались, он пару раз всхлипнул разбитым носом с кровяным подтёком и завалился на спину. Пришлось переворачивать на бочок - не дай бог захлебнётся спьяну собственной рвотой. Свои вещички в торбочку, казённые вестовые шапку, кафтан и сапоги - надеть. И...

"Ты лети с дороги, птица,

Зверь, с дороги уходи!

Видишь, облако клубится,

Кони мчатся впереди!

И с налета, с поворота,

По цепи врагов густой

Застрочит из пулемета

Пулеметчик молодой".

Пулемёта, жаль, нету.

Пяток вестовых жеребчиков стояли осёдланными, форменный кафтан и тайное слово успокоили и без того сонных и пьяных от святок конюхов. Воротники, впервые на мой памяти, отворили ворота резво, едва подъехал - "Гоньба княжеска. Все сплошь бешеные. Им слово поперёк скажи - потом столько дерьма с самого верху повалится...".

Конь принял по дороге вправо. Как недавно на ленивой кобыле за щитами княжескими ездил. Десять минут галопа, и я перед городскими воротами. Запертыми. И куда теперь? Крыльев-то нет. Конёк - не горбунёк, крепостные стены не перепрыгнет.

И не надо. Я же говорю: наследил я здесь везде, натоптал. Наплёл... "паутинок мира".

Перед воротам - ров, через ров - мост. На мосту горят факела, и я между ними на коне кручусь. Вдруг сверху:

-- О! С Городища ...ло, ...ло, и мурло приехавши! Ага, усе разом, утрёх. Эй, паря, опять щиты золотые воровать собравши? Га-га-га!

-- Мужики! Я по делу спешному! Мне в город надо!

-- А ты скажи ещё какой стишок - мы и пустим.

Тю! Слава богу, мой склероз - моего маразма ещё не победил. Я ещё много чего вспомнить могу. Из "великого и могучего".

Стражники открыли ворота, заставили повторить стишок. Два раза - для лучшего запоминания, и отпустили с миром.

В усадьбе сразу началась кутерьма. Сборы по тревоге - дело моим людям знакомое. Но уж очень много непоняток.

-- Ваня! Ты чего опять натворил?

-- Не скажу. Не потому, что тебе, Аким Яныч не верю, а потому, что тебе про то знать опасно. А чего не знаешь - за то и не отвечаешь. Ну, вроде.

-- Ты... ты чего... ты князя зарезал?!!!

-- Да не кричи ты так шепотом! Ничего я твоему Благочестнику не сделал. Он, вообще, нынче в пригородной.

-- Да? А жаль... Так. И куда ты нынче?

-- Аким! Тебе это знать - смерти подобно! Ведь будут пытать пока не скажешь. А не знаешь - не соврёшь.

-- Так-то оно... Сердце-то... ну... тревожится... Лады. Весточку-то хоть пришлёшь?

-- Само собой. Как устроюсь, да дела эти... устаканятся. С собой - Сухана. Без меня с ним никто не справится.

-- И - меня.

-- Ивашка, дело тут такое... без головы - на раз. Ты ж уже не молодец безбородый, чтобы зимой по буреломам прятаться да таиться. Тебе бы к теплу, к дому...

-- Да разъедрить тебя ратовищем! Ты мне чего говорил-клялся?! Когда мы со Сновянки уходили?! Забыл?! Что ты меня от себя прогонять не будешь!

-- Да я ж не про то. Опасно очень, тяжко будет...

-- Нахрен и похрен! Говорил?! Исполняй!

Мда... "Мужик сказал - мужик сделал".

Непонятно - чего с собой брать, непонятно - куда бежать, непонятно - чем дело кончится. Николай кошель с серебром притащил. В ответ получил от меня кучу "указивок" - как торг вести, как с усадьбой этой... продавать? Ещё кучу всяких слов Акиму насчёт вотчины наговорил...

А по сути: ничего не менять, ничего сильно не предпринимать. Жить как жили. Постепенно сворачивая дела в княжестве, но используя на полную катушку наработанное имеющееся. Что я им умного могу сказать, когда сам - свой завтрашний день не понимаю?!

Я уже говорил: Смоленск в эту эпоху очень своеобразно построен. Здесь ров, вал и стена на нём - в верхней, "польной" части. Фактически - между началами оврагов. Построена Ростиком в 1138 году, когда Изя Блескучий с Юрием Долгоруким сцепились. По бокам - крутые склоны глубоких оврагов, спускающихся к Днепру. Снизу, от Днепра - тоже не очень-то влезешь. На более-менее удобных направлениях - каменные монастыри или большие церкви. Ну, а Подол, предместья... посады защищать...

Важно: сплошной огороды нет, три мужика с заплечными торбами и оружием в руках могут по натоптанной тропиночке спустить вниз. Прямо в знакомый мне домик на приднепровской улице Великой, где живут-поживают знакомые мне старички - родители убитого, почти у меня на глазах, возчика. Когда-то они меня в приёмыши звали. Как давно это было...