Пользователь Windows - o b5f4535d73c98ec0

взгляда у меня сбилось дыхание, и я отвел глаза. Содрогаясь и

сжимая пальцы в его волосах, я почувствовал, как меня накрывает

оргазм – огненная волна такой мощи, что мне казалось, она поглотит

меня. Крик Майкеля эхом звенел в ушах, а сам он дрожал вокруг меня.

Он рухнул вперед, опираясь на локти, и упал на меня. Когда он

соскользнул на постель, я повернулся на бок и, вздрагивая, притянул

колени к груди.

Он устроился у меня за спиной и небрежно закинул руку мне на

талию, его дыхание оседало в моих волосах. Я закрыл глаза, чувствуя

покой и умиротворение, ощущая пот, остывающий на его коже, и

подумал о том, собирается ли он выгонять меня из моей собственной

постели и на этот раз. Но он не сказал ни слова на этот счет, а потом

его дыхание перешло на тихий ритм спящего человека. Обвив руками

колени, я лежал, не в состоянии уснуть от напряжения, и боялся

подняться и разбудить его.

В конце концов, пусть тревожно и беспокойно, но я провалился в

сон. А проснулся в пустой постели, на простынях, впитавших его

запах. Я встал и распахнул ставни, впуская свет фонарей. Только

обернувшись, я заметил букет алых роз на комоде. Я изумленно

смотрел на них, не находя слов, и дрожащей рукой взял записку,

лежавшую поверх цветов.

Дюжина роз за дюжину удовольствий, и я всё равно в долгу

перед тобой за остальное. Я сдержу обещание, ведь столь многим

обязан тебе. Ты больше не услышишь моего имени.

Спасибо, Арьен, за всё, что ты сделал.

Твой,

Майкель фон Трит

Глава 5

Конечно, всё было далеко не так просто.

Первые два дня я действительно не слышал его имени. А потом

слухи только о нем и говорили, причем шептались уже не о том, что

видели, а о том, что его не было видно совсем. Говорили, что он

заболел; что потерял вкус к дешевым шлюхам де Валлена и завел

богатую любовницу. В итоге, кто-то вспомнил, что одна из проституток

пыталась заколоть его, и все вмиг уверились, что он мертв. Девушку

выкинули на улицу, а Элиза, позабыв, что ей надоели его нелепые

выходки, днями и ночами лила слезы, хоть я и пытался сотню раз

уверить её, что собственными глазами видел, как он излечился.

Избегать этого было невозможно, так что я перестал даже

пытаться и безучастно позволял всему этому окружать меня, ощущая

себя камнем в толще воды. Я как обычно принимал клиентов, и если

они спрашивали, почему у меня в окне висит дюжина сухих роз, я

говорил, что цветы были подарены девушкам, и отвлекал их на что-

нибудь другое. Если они, глядя сверху вниз, шептали слова

привязанности, двигаясь во мне, я заставлял их замолчать быстрым

поцелуем и просил найти их губам лучшее применение.

«Как я мог не полюбить тебя?» — произнес он, и было

бессмысленно вспоминать, как дрожал его голос. Он был не первым и

не последним, кто говорил мне подобные вещи, но, когда другие

нашептывали мне нежности, я вспоминал именно его, звук его голоса

и прикосновения его губ к моим векам.

Я сохранил его записку, как бы глупо это ни выглядело, спрятал её

в комоде вместе с бинтами, которые больше не были нужны. Но

надолго она там не задерживалась. Я почти до дыр затер на листке

строчку, в которой он написал «Твой», потому что гладил бумагу,

бездумно глядя на залитый солнцем канал.

Хэди докучала, называя меня замкнутым, а Элиза жаловалась,

что со мной больше не интересно играть в шашки: я часто отвлекался

и забывал поддаваться ей. Но я сказал им, что они глупышки, и вновь

стал вести себя как обычно.

Несколько недель спустя кто-то поехал на юг проведать больного

родственника и вернулся с рассказом о том, что Майкеля фон Трита

видели в районе Делфта в компании девочек из забегаловок и

уличных мальчишек, которые следовали за ним, словно свита за

самим королем Лодевейком.

Все терялись в догадках, что могло привести его туда, почему он

собрал себе компанию в захолустном городке после роскоши

Амстердама. Я же хранил молчание.

После этого новости появлялись всё реже. Слухи разносятся

быстро, но дороги между городами длинны и путешествия занимают

много времени. И всё же, несмотря на это, сплетни распространяются

– такие же нескончаемые и надоедливые, как жужжание мух.

Я с головой погрузился в работу, полагая, что это, по крайней

мере, будет отвлекать меня от мыслей о Майкеле. Но толку не было. Я

не мог отделаться от происходившего даже будучи со своими

клиентами. Девушки гордились тем, что какое-то время наш бордель

пользовался вниманием вампира, и обожали хвастаться этим. В

конечном счете, стало известно, что он приходил раз за разом именно

ко мне.

Вот тогда нас стали посещать другие вампиры. Девочки толпились

вокруг них так же отчаянно, как в свое время окружали Майкеля. А

когда выяснилось, что все вампиры приходили, чтобы взять

покровительство надо мной, совершенно игнорируя девушек, те разом

ополчились против меня. Хэди обвинила меня в жадности и не верила,

когда я настаивал, что ничего от них не хочу.

Приходя, вампиры тщательно изучали меня, словно занятную

диковинку. Я смиренно сносил этот осмотр до тех пор, пока они не

принимались задавать мне вопросы о Майкеле. Они хотели знать, что

он видел во мне.

— Еду, — прямо отвечал я им. — Вот и всё, чем я был для него.

Но когда они просили насытить их, я решительно отказывал.

Они пытались добиться своего ещё пару дней, а потом

переставали появляться. Как бы там ни было, моих смертных

клиентов разубедить оказалось гораздо сложнее. Вскоре в постели я

только и делал, что отвечал на вопросы о нем, хотя как раз он должен

был занимать мои мысли меньше всего. Мужчин привлекало то, что

они будут ласкать того, к кому прикасался Майкель фон Трит.

Один из клиентов – я уже какое-то время с ним встречался и

успел проникнуться к нему теплыми чувствами – схватил меня, когда я

собрался раздеться, и спросил:

— Правда, что тебя покупал вампир?

— Да, — скучающе ответил я ему. В последнее время всех

интересовало во мне только это. — Но он хотел только поесть. Он не

пускал меня к себе.

Это не было ложью. В обоих случаях, когда мы делили постель,

он ни разу не платил мне.

— Он кусал тебя? — Казалось, мой клиент получал удовольствие.

— Куда? Покажи мне.

Я подчинился – именно за это мне и платят. Развернув запястья, я

позволил ему осмотреть кожу и повосторгаться тем фактом, что она

оставалась совершенно гладкой, а потом коснулся горла и рассказал,

что там он кусал тоже, но только однажды.

Он обнял меня и склонился ближе, чтобы царапнуть своими