Елизавета Салиас-де-Турнемир - Княжна Дубровина

— Это мы можемъ сдѣлать и дѣлаемъ почти каждый день. Вотъ выдумала, сказалъ Митя съ презрѣніемъ.

Папочка погладилъ смущенную Лиду по головкѣ и сказалъ улыбаясь:

— Мы съ тобою пороху не выдумаемъ, да это все равно, безъ насъ порохъ выдумали и еще мало ли что выдумываютъ; за то мы съ тобою люди добрые и кроткіе. А ты, Анюта?

— Я, папочка, хочу…

— Опять хочу, замѣтила Маша укоризненно; — противное слово твое, но любимое. Съ нимъ ты разстаться не въ состояніи.

— Ну, не придирайся Маша, отвѣчала Анюта съ гримасой нетерпѣнія, — я хотѣла бы, — ну будешь ли довольна моимъ выраженіемъ, — слушай, я повторяю: я же-ла-ла бы ес-ли вы сог-лас-ны, ну такъ хорошо ли? сказала Анюта лукаво глядя на Машу.

— Говори, мы ждемъ, сказалъ папочка нетерпѣливо.

— Погодите, сказала Маша насмѣшливо, — Анютѣ надо сперва на своемъ поставить, а потомъ она удостоитъ насъ отвѣтомъ.

— Такъ ты надо мной насмѣхаешься, сказала Анюта обидѣвшись, — такъ не буду же я говорить, дѣлайте какъ хотите, мнѣ все равно!

Папочка сдѣлалъ видъ, что ничего не замѣчаетъ, спокойно обратился къ Агашѣ и сказалъ:

— Твой чередъ. Ты что хочешь?

— Кататься въ лодкѣ и послѣ пить чай на томъ берегу Оки.

— Ваня, а ты? спросилъ папочка.

— Нанять лошадей и прокатиться за городъ на каменную гору и прыгать въ обрывъ.

Каменною горой называлась гора совсѣмъ безъ камней, а напротивъ вся изъ сыпучаго песку, съ обрывомъ къ рѣкѣ. Обрывъ имѣлъ много уступовъ и дѣти забавлялись раза два или три въ лѣто, когда доходили до каменной горы, тѣмъ, что прыгали съ верху въ сыпучій песокъ. Эти отчаянные скачки внизъ не грозили никому и ничему никакою опасностію кромѣ платьевъ, который зачастую такъ обрывали и пачкали, что Машѣ задавали работу на цѣлую недѣлю. Она терпѣть не могла этой забавы и знала, что несмотря на заявленія дѣвочекъ, что онѣ помогутъ ей чинить и штопать, ей придется все это сдѣлать одной, а дѣла и безъ этого было у ней не мало. Она не утерпѣла и воскликнула отчаянно махая руками.

— Нѣтъ! нѣтъ! только что сшили новыя лѣтнія платья, а ихъ рвать и портить на обрывѣ, ни за что!

— Маша! сказала Анюта, — мы старыя платья надѣнемъ. Она была страстная охотница скакать въ обрывъ.

— Нѣтъ! Нѣтъ! говорила Маша. — Ни за что!

— Успокойся, Маша, это только мнѣнія, сказалъ папочка. — Митя, твоя очередь.

Митя въ качествѣ подростка, ему только что минуло шестнадцать лѣтъ и онъ считалъ себя, большимъ, предложилъ идти утромъ къ Золотому ключу, взять съ собой всякихъ пироговъ и лепешекъ и провести тамъ весь день; онъ обѣщалъ послѣ прогулки въ рощѣ, находившейся вблизи, прочесть поэму Пушкина: «Полтава».

— Вотъ это будетъ всего лучше, сказалъ папочка, — и я послушаю твоего чтенія.

Маша одобрительно покачала головой.

— Ты, я вижу, согласна, сказалъ папочка Машѣ, — и потому я считаю вопросъ рѣшеннымъ.

— Не совсѣмъ, отвѣтила Маша, — я предлагаю поправку: сперва пойдемте въ пригородный монастырь, помолимся Богу за счастливое окончаніе учебнаго года, и поблагодаримъ Его за наше великое счастіе, а оттуда пойдемъ къ Золотому ключу. Я захвачу всего для вкуснаго обѣда.

— А ты умнѣе всѣхъ, какъ всегда, сказалъ папочка, и прибавилъ весело: — Быть по тому, а я отъ себя прибавляю рубль серебромъ для особеннаго угощенія всей компаніи.

И тогда поднялись голоса:

— Мармеладу, кричала въ восторгѣ Агаша.

— Мятныхъ пряниковъ, вопилъ Ваня.

— Изюму и винныхъ ягодъ, настаивала Лида.

— Шепталы, прокричала Анюта изъ-за угла, забывъ свою недавнюю досаду.

— Вотъ и Анюта подала голосъ, сказала Маша, — ну отлично, я всѣхъ помирю и всего будетъ по немногу, и мармелада, и пряниковъ, и всего, всего.

— Однако не обѣдать же намъ шепталой и изюмомъ, сказалъ Митя не безъ важной серьезности.

— Не безпокойся, сказала Маша. — Мы возьмемъ корзинки, будетъ и пирогъ съ курицей, и говядина, и лепешки. Каждый понесетъ что-нибудь, всякій то чего требовалъ.

— Съ уговоромъ, сказалъ Митя, — дорогой не ѣсть, а то эти барышни все скушаютъ и принесутъ пустыя корзинки, особенно Лида и Анюта. Мармеладъ и шептала очутятся въ большой опасности у этихъ хранительницъ общественнаго провіанта.

Всѣ засмѣялись, но Анюта опять недовольная надула губы и прошептала:

— Они всѣ всегда меня обижаютъ.

— Не дури, Анюта, сказалъ Митя, — кто тебя обидитъ, ты сама всѣхъ обидишь!

Дѣти разсмѣялись и сама Анюта не могла не улыбнуться.

Было положено, что въ слѣдующее воскресенье, то-есть чрезъ три дня, если погода будетъ хорошая, всѣ они отправятся на богомолье, а оттуда къ Золотому ключу. И всѣ эти три дня были днями суеты, веселья, ходьбы и стряпни. Маша превзошла сама себя и не жалѣя трудовъ приложила руки помогая кухаркѣ жарить и печь. Круглый пирогъ испекла она сама и вышелъ онъ такой высокій, сдобный, на видъ вкусный; дѣти загодя наслаждались ожидаемымъ пирогомъ. Настало и воскресенье. Съ ранняго утра дѣвочки, даже Лиза, уже подросшая, вскочили съ постелей, умылись, причесались и надѣли новенькія съ иголочки платья; Анюта свое розовое ситцевое въ мелкую клѣтку, Агаша точно такое же, онѣ всегда шили себѣ одинаковый платья, даже съ одною отдѣлкой, а Лида и Лиза свои голубыя, тоже новенькія платья. Маша вошла къ нимъ и ахнула.

— Какъ! въ новыхъ платьяхъ; что отъ нихъ останется, когда мы воротимся домой вечеромъ? Какія вы, право, не бережливыя. Нѣтъ, я этого не позволю. Отецъ трудится, иногда черезъ силу, чтобы васъ одѣть, обучить…

— Маша, да вѣдь это на богомолье, въ церковь, какъ же намъ не надѣть новыхъ платьевъ, сказала Агаша.

— И въ такой праздникъ, когда братья перешли въ высшіе классы, даже Ваня, за котораго такъ боялись, сказала Анюта.

Лида ничего не сказала, но у ней ужь навернулись слезы на глазахъ. Маша взглянула на нее, улыбнулась и сказала:

— А Лида ужь готова! У ней глаза на мокромъ мѣстѣ.

Всѣ дѣвочки разсмѣялись.

— Ну слушайте, дѣти, прибавила Маша, — идите въ храмъ Божій въ новыхъ платьяхъ, я не мѣшаю, но берегите ихъ въ рощѣ, не запачкайте, не разорвите, помните, что всякое изъ нихъ обошлось въ два рубля слишкомъ, безъ работы. Вѣдь шила я, на даровщину.

— А вотъ тебѣ и на чай, сказала Анюта бросаясь ей на шею.

— Ахъ, зачѣмъ я не богата, прибавила она, — какъ говорятъ богаты всѣ мои родные; я бы не боялась разорвать платья, не носила бы ситцу, а только все батисты и не ходила бы пѣшкомъ, все бы ѣздила въ коляскахъ.

— И ты думаешь была бы счастливѣе?

— Конечно, сказала Анюта.

— Не знаю, сказала Маша. — Не все даетъ Богъ на этомъ свѣтѣ. У одного одно, у другаго другое. У насъ денегъ мало, за то счастья много.

— А я хочу и денегъ и счастья.

— Опять хочу , сказала Маша, — не многаго ли захотѣла? знаешь ли что я скажу тебѣ. Отъ добра добра не ищутъ. Помни это всегда, это мудрыя слова. Помолись лучше нынче за обѣдней и благодари Бога за то, что мы такъ всѣ счастливы и ты тоже.