Елизавета Салиас-де-Турнемир - Княжна Дубровина

Анюта опять задумалась.

Строга къ себѣ! Что такое непонятное говоритъ Маша. Она сама никогда ко мнѣ строга не была, а теперь хочетъ, чтобъ я сама!..

Рано легла спать Анюта утомленная и смущенная. Вчера устала она отъ прогулки и бѣготни, а ныньче отъ думанья. Голова ея шла кругомъ и когда она засыпала передъ ней мелькала и колясочка съ крошечною лошадкой, и сервизъ, и нищій, и Маша, и крыша маменьки съ которой капитъ, капитъ!… И книги, и она тащитъ, тащитъ ихъ…. и вдругъ все спуталось и она проснулась отъ яркихъ лучей солнца, которые, черезъ бѣлыя занавѣски все-таки дотянулись до ея постели, отыскали ее тамъ и блеснули ей въ глаза. Она приподнялась. Комната пуста. Ни Агаши ни Лиды — онѣ ужь встали, она одна проспала. Анюта вскочила, умылась, одѣлась и побѣжала въ столовую. Тамъ всѣ пили уже чай, и Маша, какъ всегда, его разливала.

— А вотъ и княжна, сказалъ смѣясь Митя. — Какъ изволили почивать, ваше сіятельство?

Анюта не вчерашняя, а прежняя, сказалась тотчасъ. Она обидчиво проговорила:

— Я вамъ не позволю насмѣхаться надъ собою. Какіе вы всѣ ко мнѣ нехорошіе, неблагодарные!

— Это что за новость, воскликнулъ Митя.

— Я вчера весь день думала какъ бы мнѣ сдѣлать вамъ пріятное, а вы надо мною только и знаете что насмѣхаетесь.

— А ты за свои думанья требуешь ужь благодарности, сказалъ Митя, молодецъ Анюта!

Анюта поняла чутьемъ, что сказала что-то не подходящее и потянулась цѣловать Митю, но онъ отстранилъ ее рукою, и сказалъ:

— Скоро заважничала!

Анюта измѣнилась въ лицѣ. Ваня замѣтилъ это звонко на всю комнату поцѣловалъ ее и сказалъ:

— Ну, не обижайся. Ты Митю не со вчерашняго дня знаешь, онъ самъ смерть любитъ важничать. А пусть твое сіятельство разскажетъ намъ какъ намѣрено оно дѣйствовать, жить…

— И чудить, прибавилъ Митя.

— Отъ чего чудить? Какъ чудить! воскликнула обиженная Анюта.

— Да вотъ говорятъ, что когда дурню, а вѣдь твое сіятельство большой дурень и колобродъ, достанутся большія деньги, то ему удержу нѣтъ. Онъ почнетъ такъ дурить и колобродить, что всѣ диву дадутся. А ты пословицу попомни: глупому сыну не въ помощь богатство.

— Да въ чемъ же я дурень и колобродъ, спросила Анюта совсѣмъ разобиженная и сердитая.

— Да тѣмъ, что у тебя разуму немного, а задору много; развѣ это неправда что ты необузданная и взбалмошная. Развѣ въ первый разъ ты слышишь это ото всѣхъ.

— И въ послѣдній, сказала Анюта. — Я не хочу чтобы вы такъ со мной обращались.

— Не хочешь! Мало ли чего ты не хочешь, сказалъ Митя запальчиво.

— Полно, сказалъ Ваня брату укоризненно, — что ты къ ней придираешься.

— Правда, сказала вступаясь въ ихъ споръ Маша, — что Анюта вспыльчива, задорна, добра не жалѣетъ, что издеретъ, что разобьетъ, что выпачкаетъ, ей и горюшки мало, но она дорожитъ многимъ, напримѣръ, я скажу, дорожитъ нашею къ ней любовію.

— Маша! Маша! воскликнула Анюта съ порывомъ, ты моя милая Маша! Тобою дорожу я больше всего на свѣтѣ и люблю тебя, какъ люблю!

Въ словахъ Анюты, въ голосѣ ея было столько горячаго, внезапно прорвавшагося чувства, что всѣ дѣти были тронуты, и Митя смутился. Онъ даже покраснѣлъ.

— Да, сказалъ Ваня ласково, — твое сіятельство добрая душа.

— Ну, помиримся, сказалъ Митя смѣясь, — я тебя люблю, и ты меня любишь, и они насъ любятъ — это дѣло извѣстное, а теперь разскажи какъ твое сіятельство устраиваетъ свою новую жизнь.

— Я ужь объ этомъ думала цѣлый день, вчера, сказала Анюта серьезно; конечно мы всѣ попрежнему будемъ жить здѣсь, вмѣстѣ, но возьмемъ себѣ много учителей, такъ какъ Маша сказала вчера, что мнѣ теперь надо много всему учиться, и я буду учиться съ Агашей и Лидой, а къ Лизѣ пригласимъ гувернантку. А послѣ уроковъ мы тотчасъ поѣдемъ кататься. У насъ будетъ маленькая колясочка, какъ у дочери предводителя, и крошечная лошадка…

— Такая же, какъ у дочери предводителя, проговорилъ поспѣшно Ваня. Ее зовутъ Крошка и кучеръ говорить, что когда онъ ее чистить, то не обходитъ вокругъ нея, а возьметъ ее за хвостъ, приподыметъ и поставитъ какъ надо. Право!

— А ты почему это знаешь, спросилъ Митя не безъ насмѣшливости.

— Я съ этимъ самымъ кучеромъ, его зовутъ Потапъ, ходилъ намедни рыбу удить, объяснилъ Ваня добродушно, и онъ самъ мнѣ все это разсказывалъ.

— Удивительное дѣло, сказалъ Митя, что нѣтъ кучера, котораго бы Ваня не зналъ.

— Вотъ и неправда, вступилась Лида, — вчера шелъ по улицѣ кучеръ, а Ваня его не зналъ. потому онъ ему не поклонился.

— Ну, сказала Анюта, горя желаніемъ сообщить всѣ свои планы и затѣи, — скоро Потапъ будетъ рассказывать не о своей, а о нашей лошадкѣ: она будетъ меньше предводительской а мы пріищемъ ей другое имя, получше. Ну какъ назвать ее? Подумайте.

— Мальчикъ, сказалъ Ваня.

— Лихачъ, сказалъ Митя.

— Малютка, сказала Агаша.

— Незабудка, сказала Лида.

Раздался общій взрывъ хохота, а Лида глядѣла на всѣхъ съ удивленіемъ.

— Опять Лида отличилась, выдумала, изобрѣла, говорилъ Митя помирая со смѣху. Не выдумаешь ты пороху, какъ вчера сказалъ самъ папочка.

— Что жь что не выдумаетъ, когда онъ ужь выдуманъ, сказала Агаша.

— Не обижайте ее, замѣтила Маша, — она добрѣе васъ всѣхъ, а ты, Лида, не обращай на нихъ вниманія, они сами глупыя дѣти.

— Нашла! нашла! закричала Анюта хлопая въ ладоши, мы назовемъ лошадку: Мышонокъ и каждый день, каждый Божій день будемъ кататься, да не одинъ разъ, а два раза, утромъ и вечеромъ.

— Браво, умная Анюта, закричали всѣ дѣти вмѣстѣ.

— Умное твое сіятельство, сказалъ и Митя смѣясь. — Итакъ, рѣшено! Мышонокъ! Ну, а какъ же мы всѣ, вѣдь насъ, не считая Маши, которая безъ себя насъ не отпуститъ, шесть душъ, влѣземъ въ эту крохотельную колясочку.

— Придется кататься поочередно, сказала Агаша.

— Нѣтъ! нѣтъ! сказала Анюта. — Купимъ другую такую же колясочку.

— И другаго Мышонка, подхватилъ Ваня.

— Это не ладно, сказалъ Митя. — Вамъ, дѣвочкамъ, съ руки на Мышонкахъ кататься, а мнѣ, Ванѣ и Машѣ совсѣмъ не хорошо. Только людей насмѣшимъ. Нѣтъ, ужь пусть твое сіятельство разкошелится и купитъ мнѣ и Ванѣ верховыхъ лошадей!

— Ахъ! какой ты, Митя, умный, воскликнула Анюта, именно верховыхъ лошадей! И вы оба поѣдете за нами! А Маша? вдругъ вспомнила Анюта, въ чемъ же Маша! Машѣ надо купить пролетку и она въ ней, вмѣстѣ съ папочкой, будетъ ѣздить къ обѣднѣ. Вотъ такъ славно! И мы всѣ будемъ кататься, гулять, а послѣ гулянья пить шоколатъ, не въ именины, какъ у маменьки , а каждый день.

— Каждый день шоколатъ прискучить, приторно, сказалъ Митя.

— Ну, не всякой день, а когда вздумается, сказала Анюта.

— Э! да ты стала сговорчива и ни разу не сказала: я хочу , замѣтилъ Ваня смѣясь.

— Я буду строга къ себѣ, сказала Анюта важно и не буду сердиться.