Александр Баунов - Миф тесен

Да, конечно, надо внимательно читать то, что написано мелким шрифтом в бумагах, которые подписывает гражданин, общаясь с бизнесом. Но я не могу каждый раз покупать холодильник с юристом и колбасу с инспектором Роспотребнадзора. Мне кажется, я имею право исходить из того, что если этот продавец холодильников или колбасы или издатель легально работает на рынке, то этого достаточно, чтобы я чувствовал себя спокойно. А не так, что продавец — молодец, если подмахнул мне холодильник без морозилки, а я, покупатель, — молодец, если вовремя это заметил.

И если мне не все равно, откуда у чиновника вилла, не набрал ли он взяток, не обидел ли сироту и вдовицу, то же самое я хочу знать и про бизнесмена. Вот эта рубашечка, которую я сейчас покупаю, — заплачено ли за нее портному, не обмерен ли поставщик гипюра и муслина, не тонут ли один за другим ловцы жемчуга, отправленные на дно за перламутром для пуговиц? От чиновника и от бизнесмена я хочу одинаковой честности и не понимаю, почему я должен хотеть иначе.

Общепризнанная проблема нашей власти в том, что она не сдает своих: даже если участник корпорации «Российское государство» совершает преступление, первый рефлекс системы — встать на его защиту. Да и второй рефлекс — такой же. Но то же самое происходит и в русском бизнесе.

У одного владельца сети супермаркетов переклеивают срок годности на колбаске, а у другого — нет. Но поссорятся они друг с другом по какому угодно поводу, кроме этого. Может, не поделят территорию, или кредит, или доступ к префекту, который раздает в аренду торговые помещения. Но никогда — из-за того, что один из них скажет другому: «У тебя вчерашнюю любительскую выдают за сегодняшнюю докторскую, ты позоришь наше общее дело, вон из профессии». Нет, будут общаться, вместе весело шагать, может, даже сходят вместе к префекту или, бес попутает, и на Болотную.

Русскому бизнесу, чтобы установить добрые отношения с обществом, нужно действовать, как в средневековой цеховой системе: пошил и продал сапоги из гнилой кожи — коллеги первыми лишат права зваться сапожником. Чтобы сохранить доверие к себе: чистый обувной бизнес, ничего личного. Или как в легендарном русском купечестве: нарушил договор, даже устный, — вон из первой гильдии вниз по лестнице в третью, а то и вовсе на грязный промерзлый двор. Вот тогда волк действительно возляжет рядом с ягненком и никто не даст в обиду честного бизнесмена, на которого покусился нечестный, а за партию Прохорова проголосуют больше 50% не только периодически рассерженных горожан, а и всего российского населения.

Судьба Карфагена решена. Москву разрушит жаркое ле­то. Пожар способствовал ей много к устрашенью. Главным элементом московской архитектуры теперь окончательно станет кондиционер. Забудьте про метопы, триглифы, дентикулы, розетки, наличники, карнизы, маскароны, майолику, замковые камни, медальоны, сандрики, панно, консоли, пилястры. Это какой ордер — дорический или ионический? Кондиционированный, капитель Toshiba. Этот декор окна барочный или классицистический? Это окно декорировано Samsung, а вон то — LG, сами, что ли, не видите? Собственник квартиры на пятом этаже выбрал для украшения стены новейшую модель, а житель угловой квартиры на третьем ограничился винтажной моделью с длинным черным проводом. Провод удачно дополняет лепной карниз.

Это раньше архитектура была визуализированной борьбой сил: горизонтальной тяжести и вертикального сопротивления. Теперь это неравная борьба стены с отбойным молотком и выпирающим ржавым ящиком. Архитектор думал, что это у него симфония в камне. Ничего подобного, весь этот застывший концерт — для того чтобы мы на его фоне громко кашляли и сморкались. В архитектуре есть рифма и ритм, чередование вертикального и горизонтального, плоского и выпуклого, прямого и искривленного. Даже в простом типовом строительстве есть ритм стены и окон. Вернее, все это было. Теперь выпуклое на зданиях только одно — ящики охлаждающих устройств. Висел он хладный, бездыханный. К чему теперь лепнина и пилястры, робко выступающие из стены на жалкие сантиметры в попытках гармоничного членения фасада? Московские фасады уже расчленены жителями при помощи кондиционеров на беспорядочные куски, как труп маньяком. Они теперь похожи на лицо вечного подростка, на котором привольно и беспорядочно расположились прыщи.

Хватит стонать про памятное всем жаркое лето. Давайте еще про Тунгусский метеорит вспомним. Москва — не самый жаркий город мира. Средняя температура августа в Риме 30,3 по Цельсию, в Париже — 25, в Нью-Йорке — 28, а в Москве — 22. Вспомните ваши прогулки по Риму, Парижу, Вене, Мадриду, Нью-Йорку. Если нет — освежите с помощью отпускных фотографий «Я и Эйфелева башня». Там нет кондиционеров на стенах. У самых потеющих кондиционеры аккуратно вписаны в балконы или (см. Нью-Йорк) в проем окна. А чаще всего их нет вообще.

Потому что там, в мире старых денег и неприкосновенной частной собственности, все понимают, что фасад здания — даже самого незатейливого — является общественной собственностью. Не того, кто засел в квартире со своими представлениями о комфорте и красоте. А собственностью моей, всех прохожих, всех приезжих, гуляющих, смотрящих, фотографирующих, щурящихся на солнце. Стена квартиры — она ваша собственность с внутренней стороны, и вы вешаете на нее фото любимого артиста, ковер «Мишки в лесу» и полочку из IKEA. А стена вашей квартиры снаружи — моя. Вы не можете покрасить ее в любимый вами голубенький цвет и на этом небесном фоне повесить любимое фото из Египта. Не можете заложить наглухо окна вашей квартиры, даже если у вас светобоязнь, как у призрака оперы. И вы не можете пробить насквозь стену и повесить на ней чемодан, к которому наперекос всем линиям здания ведет черная кишка провода. Вернее, не могли бы, если бы жили в Лондоне или Риме.

Политики же считают нас за идиотов. Западник Барщевский самоварным баском возмущается: мол, получать разрешение на кондиционер — это издевательство какое-то над москвичами! Он хочет сказать, что «в нормальных странах» хозяин квартиры может продырявить любой классицизм, бидермейер, баухауз, югендстиль, ар-деко — или что там ему снаружи попалось — и подвесить себе охлаждающее устройство? Бог с ними, с личными впечатлениями, — попросил своих зарубежных корреспондентов проверить, посмотреть документы мэрий и коммун. «Вы что! — восклицает корреспондент в Италии. — Я получал разрешение, чтобы поменять дверь, которая выходит на лестничную площадку, так потребовали, чтобы она была такого же, как все, цвета и полоски были с остальными одинаковые». «Я даже не слышала, чтобы кто-то хотел установить личный кондиционер. Мне кажется, это понты из разряда джипа в городе, а французы этим не страдают», — пишет корреспондент из Парижа и присылает ссылки на такие правила установки и согласований на уровне дома, квартала и округа, что всякий разум­ный человек предпочтет вентилятор домашний. В Лондоне, как и в Париже, речь идет не о завитушках конкретного дома, а о единообразии целых кварталов даже довольно непримечательных, но «важных для истории развития города» домов. Хрущевки, например, — целая эпоха. Если хозяин квартиры наплюет на все правила, то общественники, дорожащие обликом квартала, это заметят, и чемодан придется снять и заплатить штраф. Впрочем, пишет мой лондонский корреспондент, «кондиционеры не пользуются здесь столь же безумной популярностью, как в Москве».