Сьюзен Янг - Отель

Я медленно вылезаю из кровати и на ощупь пробираюсь к двери. Из коридора до меня еле-еле доносится мелодия, но звучит слишком близко, чтобы быть музыкой с вечеринки. Я прислушиваюсь и тут же понимаю, что уже где-то слышала эту песню. Только никак не могу вспомнить где.

Оглянувшись назад, в темноту комнаты, я размышляю, не вернуться ли мне обратно в постель. Но, наконец, мысль о том, что где-то совсем недалеко проходит вечеринка, становится слишком заманчивой. Я открываю дверь, петли которой скрипят в тишине, и высовываю голову, чтобы проверить, нет ли кого в коридоре. Поначалу меня ослепляет внезапный яркий свет, но глаза почти сразу привыкают, и я вижу, что там никого нет. Кажется, что музыка доносится из конца коридора.

Что же это за песня?

Выдвинув щеколду, чтобы дверь случайно не захлопнулась, оставив меня снаружи, я, босая, выхожу из комнаты. Прикрыв дверь, я ещё раз с любопытством осматриваюсь. Вроде как бренчат струны, похоже на гитару, но медленно, слишком медленно, чтобы разобрать мелодию. Как только я покидаю безопасное пространство рядом с дверью своего номера, моё сердце тут же начинает бешено колотиться, а в горле сразу становится сухо.

Я изучаю каждую дверь, мимо которой прохожу, пытаясь найти источник музыки. Не знаю точно, который час, но уверена в одном — безумно поздно, чтобы не спать. Поздно, чтобы непрерывно слушать одну и ту же песню. Что же за песня? Чем ближе я подхожу к последней комнате, тем ниже становится температура, всё холоднее и холоднее. Я начинаю дрожать и обнимаю себя руками, потирая плечи. Как бы мне хотелось, чтобы брат и папа жили на этом же этаже! Ненавижу быть одной. Я уже почти у последней двери — номер 1336 — когда музыка начинает угасать, словно кто-то медленно поворачивает ручку громкости.

Я останавливаюсь, застывая на месте от ощущения, что за мной наблюдают. Тяжело сглотнув, я оглядываюсь назад. В полном ужасе от того, что сейчас увижу там кого-то ( что-то ).

Музыка пропала. А я, тяжело дыша, стою посреди коридора отеля «Руби», босая и замёрзшая. Ещё раз взглянув на дверь, я разворачиваюсь, чтобы быстро вернуться в свой номер. Проскальзываю к себе и захлопываю дверь, прижимаясь ладонями к её поверхности, пока перевариваю обуявший меня страх. На всякий случай я закрываю все замки и придвигаю к двери кресло.

Не отрывая взгляда от дверной ручки, уверенная, что она в любой момент может повернуться, я отступаю назад, к кровати. Но минуты идут, начинает всходить солнце, и моя паника спадает. У меня сдают нервы , говорю я себе. А может, я просто немного пьяна.

В конце концов, я залезаю под одеяла, изнурённая, всё тело болит. Скоро я засну, и мои настоящие страхи найдут меня — всё как обычно — чтобы напомнить о том, как я разрушила свою жизнь.

У меня не получилось порвать с Райаном официально. Неделями, даже месяцами я представляла себе всевозможные сценарии, в которых произносила: «Райан, я тебя больше не люблю. Я хочу, чтобы мы были друзьями». Он и был моим лучшим другом, секс был даже ни при чём. Я бы отстранялась, когда он хотел бы меня поцеловать, находила бы отговорки, когда ему захотелось бы взять меня за руку. Райан любил меня по-прежнему, как всегда. Я не могла разбить ему сердце.

Приближалась наша двухлетняя годовщина, когда я наконец решилась на это — закончить наши отношения. Я прорыдала всю ночь, мысленно и эмоционально подготавливая себя к тому, что собиралась сделать: он зайдёт за мной, чтобы мы вместе отправились в школу, но перед тем, как мы уйдём, я скажу ему.

Однако, когда на утро я спустилась вниз, то увидела свою маму, которая готовила завтрак. Она никогда не задерживалась в учебные дни. У меня внутри словно всё оборвалось, потому что это означало, что ещё день, снова, мне придётся притворяться девушкой Райана Мартина.

— Что ты здесь делаешь? — требовательно спросила я, стоя босыми ногами на холодном линолеуме, в футболке Университета штата Аризона, плотно облегающей мою грудь. — Ты же должна быть на работе.

Мама рассмеялась, стоя у плиты. Тем самым смехом, которым смеются мамы, когда думают, что их дочери слишком остро на что-то реагируют, означающим: И что за драма обрушилась на тебя сегодня?

— Даже не знаю, Одри, — сказала она, отворачиваясь, чтобы налить на сковороду порцию блинного теста. — Некоторые называют это завтраком. Понимаешь ли, он не всегда появляется из коробки с кашей.

— Не может быть, чтобы ты осталась дома, — сказала я ей. — Ты всё испортишь.

Мои глаза начали наполняться слезами, и мама, убрав сковородку с плиты, пересекла кухню. Она положила ладони — ладони, которые всегда были холоднее моих — мне на плечи и уперлась в меня своим взглядом.

— Что случилось? И что именно я могу испортить?

Моей матери нравился Райан. Нет — она любила Райана! Она считала его милым, добрым. Я даже как-то раз посоветовала ей усыновить его, потому что как только он оказывался у нас дома, она окружала его такой заботой, словно он вышел из её чрева. Я смотрела в её серо-голубые глаза, такие же как у Дэниела, и никак не могла собраться с духом, чтобы сказать ей, что я решила навсегда изменить свою жизнь. Пусть мне и хотелось остаться с Райаном друзьями, я понимала, что в реальности этого не могло случится. Моё самосознание изменилось бы.

— Я… — начала я, не зная, что сказать, чтобы выражение озабоченности покинуло её лицо. Запах блинчиков — муки и сливочного масла — висел в воздухе, смешиваясь с моим страхом, отчего меня затошнило.

— Ничего, — проговорила я, качая головой. — Минут через двадцать придёт Райан, так что тебе лучше сделать ещё блинов.

Она не поверила в мою отговорку, выгнув бровь, раздумывала, надавить на меня или нет. Не стала. Мама вернулась к своим блинам, а я оделась и рассеянно почистила зубы и причесалась. Ещё один мёртвый день.

Только вот мёртвой оказалась моя мама, спустя меньше двух часов.

Я открываю глаза и пялюсь в потолок. Воспоминание о прикосновении мамы к моим рукам, прохладное и успокаивающее, исчезает. Я крепко зажмуриваюсь — мне безумно её не хватает! Как бы мне хотелось поблагодарить её за блины и попросить остаться, остаться надолго.

Стук в дверь заставляет меня подскочить и сесть на кровати. Внезапно дезориентированная, я оглядываю оклеенную обоями комнату. Белое покрывало, величественные деревья за окном — я не в Финиксе. Через секунду в голове щелкает — я в «Руби».

Снова стучат.

Я ищу глазами, где бы узнать, который час, но на прикроватном столике нет будильника. Только позолоченная лампа.

— Минутку! — кричу я хриплым ото сна голосом.

Когда я встаю, моя лодыжка сгибается под весом моего тела, и я падаю обратно на кровать. Быстро подвернув штанину пижамы, я ожидаю увидеть припухлость, но вместо этого обнаруживается совершенно здоровая нога, пальчики которой окрашены в ярко-розовый цвет. Осторожно опустив ногу на ковёр, проверяю, в порядке ли она, прежде чем снова подняться с кровати. Всё нормально.