Юлия Флёри - Разреши тебя любить: возвращение к мечте

– Вы состоите на учёте?

– Нет, с диагнозом послеродовая депрессия, я несколько раз в неделю консультируюсь у психолога, но на данный момент, полноценно ухаживать за детьми и просто находиться с ними в одном помещении не в состоянии.

– У вас есть какой-нибудь документ, подтверждающий ваши слова?

– Да, пожалуйста.

Я протянула врачебное заключение, а когда глянула на Игоря он снова подскочил, но в этот раз криком и оскорблениями не ограничился.

– Оксана, Тимке три месяца, – неверяще начал он, постепенно заливаясь яростью и негодованием, – ему мать нужна, что ты творишь?! Что ты, мать твою, вытворяешь? Это ты меня так наказываешь, меня, да?! – Выкрикнул он и бросился ко мне, на ходу переворачивая стол, за которым я сидела вместе со своим защитником. Схватил за предплечья, подтянул вверх, стягивая со стула и несколько раз сильно тряханул, заставляя смотреть в глаза. – Если ты сейчас же не одумаешься, я уничтожу тебя, ты это хоть понимаешь? Ты не будешь с ним! Никогда! Я тебе это обещаю!

И с силой оттолкнул меня от себя обратно на стул, а сам пошёл в сторону входной двери.

– Ответчик, слушание ещё не закончено! Ответчик! – Пыталась остановить его судья, но Игорь уже никого и ничего не слышал.

– Да?! – Резко обернулся он. – А мне похер!

Толкнул дубовую дверь ногой и та со скрипом распахнулась, создавая грохот на весь коридор. Я так и сидела, содрогаясь от охватившего меня ужаса. В таком состоянии Игоря ещё не видела. Несколько раз моргнув, глядя на судью, я вышла следом, не слушая её оклики, прислонилась к холодной стене спиной, попыталась отдышаться.

– Слушание перенесено на три месяца. По сути, это те три месяца, которые вам дали для примирения. – Тихо уточнил мой адвокат и ещё тише добавил. – Если это, конечно же, возможно…

– Спасибо, идите, я ещё постою. – Глядя в пол пробубнила я и не подняла взгляда до тех пор, пока молодой человек не отошёл от меня в сторону.

Сколько вот так вот стояла в коридоре – не знаю, но когда напротив меня остановилась невысокая женщина, я не сразу узнала в ней судью.

– Как женщина, я вас понимаю. – Сочувственно сказала она, легко дотронувшись до плеча – Но как судья, обязана следовать букве закона, поэтому эти три месяца нужно как-то перетерпеть. Скажите только, вы уверены, что хотите оставить детей с мужем? Он ведь невменяемый. Я многое видела, но чтобы вот так, и на адвоката своего бросаться, и столы переворачивать… – Она развела руками. – Я буду настаивать, чтобы на следующем заседании присутствовал конвой. На всякий случай. Раз уж он так отреагировал только на ваше заявление о разводе…

– Да, наверно вы правы.

– Что насчёт детей, может, возможно пока оформить опекунство на ваших родственников, кто у вас есть?

– Никого. Да и ни к чему это, Игорь хороший отец. – Вяло отмахнулась я.

– Хороший отец? Да это зверь в человеческом обличии, не понимаю, как вы выдержали рядом с ним целых три года!

– Может, и зверь, – вздохнула я, – но только мой. Он просто устал и не хочет меня отпускать.

– Но ведь жить с таким агрессивным человеком тоже нельзя.

– Он хороший, это случай, момент жизни, не более того.

Я не пыталась оправдать его поведение, я говорила правду, ту правду, которую знаю только я.

– Даже не знаю, что вам сказать. Посочувствовать, что ли. – И именно сочувственный взгляд я ощутила на себе.

– Вы меня не поймёте, я старше и…

– Отчего же не пойму, мы с вами ровесницы. – Уверенно кивнула судья и я замерла, разглядывая её.

Неприметная женщина с кучей морщин на лице, обвисшими веками и складками около губ. Потухший взгляд, дряблая кожа на руках. И она моя ровесница? Неужели я выгляжу так же? И если раньше мне было просто плохо, то теперь явное отвращение к самой себе, буквально душило. Я просто не имею права держать Игоря рядом с собой, не должна, его нужно отпустить, прогнать, заставить уйти, что угодно, только бы не чувствовать себя такой жалкой.

– Вы ведь нас разведёте? – Неуверенно уточнила я после внимательного изучения внешности собеседницы.

– Если вы не передумаете и не возникнет имущественных споров – то да. Но если проблемы всё же всплывут, – она неопределённо взмахнула руками, – тогда дело может затянуться на неопределённый срок.

– Не возникнут, нам нечего делить.

– Удачи вам.

– Спасибо.

Да, удача мне точно пригодиться. Горько улыбнувшись своим рухнувшим надеждам, я направилась к выходу, на ходу придумывая, что сказать Даниле. Ему вряд ли понравится то, что произошло сегодня в суде. Но на выходе меня ожидал Игорь. Улыбчивый, спокойный, уверенный, такой, каким был всегда, и я улыбнулась в ответ, подавляя неловкость.

– Оксана, подойди ко мне, не бойся. – Протянул он руку, помогая спуститься со ступенек.

– Игорь, судья сказала, что на следующем заседании будет присутствовать конвой. Постарайся взять себя в руки. – Излишне заботливо проговорила я, пока он вёл меня к своей машине. – Ты меня слышишь?

– Я слышу. Прости. Не знаю, что на меня нашло.

Распахнул передо мной дверь автомобиля, нырнул туда, а когда повернулся, на руках был наш Тимка, такой маленький и беззащитный.

– Подойди сюда, посмотри. – Улыбаясь, чуть ли не пропел он, укачивая сонного малыша на руках.

– Игорь, не нужно. – Пытаясь ухватить воздух спазмированным горлом, прохрипела я, со страхом глядя на голубенький комбинезончик.

Рядом остановилось несколько машин – приехал Данила, я знала это, но сейчас будто впала в ступор и не могла сделать ни единого движения, хватая холодный воздух ртом, но по-прежнему задыхалась.

– Возьми его, не бойся, – Игорь сделал шаг вперёд и протянул мне малыша.

С ужасом понимая, что меня колотит только от одной мысли, что Тимка рядом, я попыталась отойти, но ноги отказывались двигаться, по щеке скатилась первая слеза, за ней вторая, перед глазами всё плыло, а во рту появился уже знакомый сладковатый привкус. Пытаясь унять внутреннюю дрожь, я снова и снова пыталась набрать в лёгкие воздух, но в ответ на это, по телу прошла болезненная судорога и меня скрутило, выворачивая наизнанку. Сквозь боль и ломоту во всём теле я слышала, как Тимка испуганно плачет, нет, он даже не плакал, он истошно кричал, а Игорь не мог его успокоить. Меня подняли чьи-то сильные руки и повели в сторону подъехавших машин. В голове набатом била только одна мысль: только бы Тимке не стало хуже. Я никому не рассказывала, даже Даниле, что в тот день, когда сын родился, нам стало одинаково плохо, и малышу вызывали реанимацию. Толю тоже просила не распространяться. Поэтому теперь я боюсь к нему приближаться, поэтому я задыхаюсь: от страха, что сделаю ему больно, и я не могу справиться с собой и со своими страхами.