Аляска Ангелини - Невыносимый

Я открываю ящик, прячу нож и закрываю его за собой. Ей пришло время начать свой день, и я с нетерпением этого жду. Мои методы не сработали, но я знаю, что должно подействовать. Страх. Он станет ключевым моментом. Засов благодаря мне скользит в обратном направлении и мягкое сияние освещения, льющегося из моей комнаты, падает на бежевый ковер, который покрывает ее пол. Сейчас только четыре утра, и я знаю, что она крепко спит. Это сработает в мою пользу. В этот момент, она не может увидеть, что приближается опасность.

Звучит щелчок, когда я закрываю нас. Мелкими шагами, я приближаюсь к кровати. Бинт натягивается напротив моей кожи, когда я стягиваю футболку, которая идет в комплекте с моими шелковыми пижамными штанами. Мой член уже твердый от одной только мысли, что меня ожидает.

Мне не требуется много времени, чтобы рассмотреть спрятанное под одеялом тело. Одним рывком, я срываю его с нее и наваливаюсь сверху обнаженной грудью, прижимая руку к ее рту, чтобы заглушить крик, который я знаю, она издаст.

— Свет, — командую я. — Доброе утро, рабыня. Ты хорошо спала? — гневные слова рвутся из нее еще сильнее, когда я прижимаю свою ладонь крепче к ее рту. — Ты серьезно собираешься отвечать? Ты думаешь, я не знаю, как ты спала? Я наблюдаю за тобой, — мое дыхание скользит по щеке девушки, — почти постоянно. Скажи мне, что ты видела в своем кошмаре? Это был я?

На какое–то мгновение она замирает, прежде чем снова начать свое сопротивление.

— Ты думаешь обо мне так же, как я думаю о тебе?

Какого черта, я творю? Я понимаю, что мне нужно внушить страх… и я хочу, чтобы он не был лишен эротического подтекста, но, черт возьми, я чересчур этим наслаждаюсь.

До меня доносится ее приглушенное мычание, а потом я ощущаю боль, когда она впивается ногтями мне в бок. Не так сильно, как я знаю, она может, но достаточно, чтобы оцарапать кожу до крови. С рычанием я убираю руку с лица рабыни, но продолжаю удерживать ее руки.

— Ты хочешь снова оказаться в наручниках?

— Нет, — тяжело выдыхает она.

Я прижимаюсь своими губами к губам Дианы, и девушка не сопротивляется. Раньше, она сказала бы мне не трогать ее. Или плюнула бы мне в лицо. Что–то изменилось.

— Расскажи мне свой сон, — я толкаюсь своим твердым членом в ее центр, и она пытается отодвинуться, избегая нашего контракта. Внутри, это заставляет меня улыбаться. Ну, по крайней мере, она не набрасывается прямо на меня с мольбами трахнуть ее снова. Кажется, это интересует Диану не так сильно, как произошедшее избиение.

— Ты знаешь мои сны. Я скучаю по своей семье. Мы можем перейти к той части, где я делаю доброе дело, а затем смогу покончить с этим?

Моя рука сжимается вокруг ее запястья так сильно, что она вскрикивает.

— Я передумал. Ты не готова ступить на этот путь. Ты все испортила своим небольшим инцидентом с ножом. Не говоря о том, что ты должна обращаться ко мне правильно.

— Но… ты сказал… — она немного отклоняется, угрожающе продолжая, — ты, бл*дь, сказал, что я смогу умереть, если сделаю это, — сила, которой я и не знал, что она обладает, выливается в сопротивление. Я сильнее вжимаю Диану в кровать, когда смотрю на нее сверху вниз.

— Твоя смерть наступит тогда, когда решу я. Может, это случится раньше, чем ты думаешь. А может, перед этим пройдут годы. Ты самая худшая рабыня, которая когда–либо у меня была. Дерьмо, ты не слушаешься. Почему я должен дать тебе то, что ты хочешь? Ты ничего не заслужила. Что дает тебе право на чувство собственной избранности? Ничего, — взрываюсь я. — Ты уже мертва, помнишь? Я, черт возьми, убил тебя, когда ты вошла в эту дверь. То, что ты пережила со своей семьей — это паршиво, но не хуже, чем оказались способны вынести другие. Я хотел показать тебе это, но ты все испортила.

Прорывающееся рыдание, переходит в крик. Ее голова покачивается назад и вперед, и я сжимаю ее, удерживая так, чтобы она смотрела на меня.

— Ты хочешь стать свободной, так стань моей рабыней, по–настоящему. Подчиняйся каждому моему приказу. Называй меня, как тебе положено, — я облизываю ее нижнюю губу, и она начинает подо мной дрожать. — Ты подчинишься мне, и я исполню твое желание.

— Я ненавижу тебя, — взрывается она. — Я ненавижу тебя!

Меня действительно распирает смех.

— Я не ожидаю, что ты облегчишь мне задачу, но если ты хочешь умереть, то сначала пройдешь через все круги ада. Единственный способ познать истинный смысл — это пережить то, что я тебе уготовил. Настоящий я. Тот, кого ты увидела только мельком. И он не такой сексуальный. Выбирай: это, или ты будешь гнить в этой комнате до тех пор, пока не умрешь от старости. Никто не будет искать тебя, Диана. Все заинтересованные уверены, что ты или сбежала, или покончила с собой там, где никто не сможет тебя найти. Они ожидают от тебя именно этого. Они никогда не догадаются, что нужно искать тебя здесь. Если в твою безмозглую голову пришла мысль о Джейми, и ты думаешь, что он заберет тебя, или приведет полицию туда, где ты, то не трать впустую свое время. Он высадил тебя у твоей новой съемной квартиры. Дорин скажет, что ты вернулась. А потом снова ушла.

Она дергается.

— Ты ушла и пропала, рабыня. Ты мертва, — шепчу я. — Точно так, как ты и хотела.

— Я хочу, чтобы ты сдох. Я убью тебя, — взрывается она. — Я, бл*дь, буду…

— Ты будешь что? — мои пальцы впиваются сильнее, пока она кричит. — Ты будешь повиноваться — вот что ты будешь делать. Сейчас, скажи. Скажи, что я твой Господин.

Ее рыдание превращается в продолжительный, душераздирающий вой.

— Говори! — шлепаю рабыню рукой по лицу, не достаточно сильно, чтобы причинить боль, но наверняка достаточно, чтобы вернуть ее внимание.

— Никогда. Бл*дь, никогда.

Стаскивая ее с кровати, я оборачиваю руку вокруг хрупкого горла, пока пальцы ног пытаются нащупать пол в качестве опоры. Я знаю, что душу рабыню, но она все еще может вдохнуть воздух. Ее ногти впиваются в мою руку, когда я подхожу и хватаю пульт. Пока я нажимаю на кнопки, меняя диск, Диана по–прежнему остается в моих руках. Я знаю, что она думает, что я заставлю ее смотреть на самые отвратительные самоубийства, но она ошибается. Так сильно ошибается.

Смех наполняет комнату сладким голоском ребенка. Ее ребенка. Рукой я ощущаю ее вес, когда она ненадолго перестает дергать ногами. Будто кто–то отключает от нее аппарат, поддерживающий жизнедеятельность. А потом, она превращается в сумасшедшую, пытаясь вырваться, и борясь со мной так отчаянно, будто от этого зависит ее жизнь.

— Мамочка! Смотри! — темные кудряшки подпрыгивают, когда Кейли подходит ближе к переносной камере, держа новую куклу. Оберточная бумага разбросана по полу, везде виден свет: синих, красных, зеленых, и белых огоньков, от дерева, запечатленного на заднем плане.