Виктория Угрюмова - Кахатанна. Тетралогия (СИ)

— Что случилось? — спросил он, появляясь в комнате. — Меня так спешно изъяли из парка. А погода солнечная, красота.

— Беда случилась, — не стал деликатничать татхагатха. — Наш начальник тайной службы, по всей видимости, предатель.

— Действительно, беда.

— И еще, — добавила Каэ, помрачнев, — я думаю, что в окрестностях Салмакиды объявился мардагайл.

— А это уже слишком, — сказал Барнаба, бледнея. — Мардагайл у тебя в стране?

— У меня в стране, я смотрю, многое изменилось. Пора действовать, Барнаба.

— Это уже понятно. Я вот с монахами поговорил. Каэ, прошу тебя, пусть Нингишзида допросит тех, кто дожидается в приемной, а мы с тобой кое‑что обсудим. Мне наши монахи подсказали одну интересную мысль. Все‑таки одна голова хорошо, а четыре лучше…

— И думать не моги! — рявкнула Каэ.

— Я же в переносном смысле!

— И в переносном не думай.

— Хорошо, — подозрительно кротко сказал Барнаба.

Но, выходя из комнаты, шеей все‑таки повертел так будто примерял на нее дополнительный предмет…

* * *

Да‑Гуа, Ши‑Гуа и Ма‑Гуа устроились около любимого фонтана Каэ, в центре которого веселый дельфин летел на косо положенной глыбе прозрачного зеленого камня… Барнаба составил компанию золотисто‑оранжевым плодам хурмы, страстным поклонником которой стал с того времени, как воплотился в человеческий облик. Сочные сладкие эти фрукты он истреблял в громадных количествах — и сейчас, похоже, интересовался ими больше, нежели предстоящей беседой. Сама Интагейя Сангасойя напряженно ждала, когда монахи наконец сообщат то, ради чего и звали ее.

Да‑Гуа не без зависти смотрит, как Барнаба поглощает лакомство, и произносит:

— Мы подумали, ты не знаешь главного.

— И что нынче главное? — спрашивает она.

— Главное, что Древние боги не создавали этот мир и были здесь далеко не самыми первыми.

Каэтана в изумлении смотрит на монахов, затем на Время:

— Ты тоже это знал? Да что я спрашиваю? Конечно знал, ты же при этом присутствовал. И ты молчал!

— Я же говорил, — насупливается Барнаба, — что не знаю, о чем упоминать, о чем — нет. Кто его знает, что главное. Это уж когда они подсказали, я подумал: и впрямь в этом мире не все так, как рассказывают легенды.

— Давайте по порядку, — пробует Каэ собрать разлетающиеся мысли.

— Твой отец, Барахой, подобрал эту планету после того, как на ней разыгралась решающая битва. Подробностей этой битвы никто не знает, кроме Барнабы, — говорит Ши‑Гуа.

— Я не помню, что было здесь, а что в другом мире, — слабо отбивается толстяк.

— О боги!!! — восклицает Каэ.

Ей становится страшно, и она дергает воротник своего драгоценного плаща, пытаясь ослабить его.

— До Древних богов этот мир успел и расцвести, и погибнуть, — продолжает Да‑Гуа. — Те боги, которым поклонялось в начале времен племя йаш чан, ставшее предками твоих детей — сангасоев, и есть прежние хозяева Арнемвенда. Тогда, при них, не только этот континент, но и вся планета называлась Вард. Это уже при Барахое она получила новое название. Но и старое, как видишь, сохранилось.

— Понятно, — говорит Каэтана. — Дополнительные новости лучше выкладывайте сразу. А то порциями я, похоже, не выдержу. Значит, если я правильно поняла, отец занял место предыдущих богов так же, как Новые боги попытались сделать с нами.

— Именно так, Великая Богиня, — кивает Ма‑Гуа.

— И где они теперь?

— Большинство из них умерло — боги часто исчезают, если лишаются той энергии, которая питает их. Люди перестали верить в старых богов, и их не стало. Некоторые существуют и по сей день, но они слабы и мало что значат в нынешней истории Арнемвенда.

— Ничего подобного, — возражает Каэ. — Так не бывает. Все имеет свое значение.

— Мудро, — соглашается Ши‑Гуа.

— Мы об этом и хотели поговорить, — улыбается Да‑Гуа.

Ма‑Гуа молчит.

— Прежняя битва разыгралась на территории Сонандана, — неожиданно вставляет Барнаба, хрустя золотым плодом.

— Что? — вскрикивают все четверо.

— А что я такого сказал? — искренне интересуется Время.

— Ты сказал, что та битва была в Сонандане…

— Не помню. — Барнаба невинно смотрит в глаза Каэтане. — Но если я что‑то сказал — значит, правда. Я ничего не путаю, я только не помню.

— Гениальная постановка вопроса. — Каэ бледнеет, краснеет, ломает пальцы. — Что скажете? — обращается она к монахам.

— Это было так давно, что не стоит делать поспешных выводов, не зная фактов, — тихо говорит Ма‑Гуа.

— Ты должна немедленно встретиться с прежними богами, — говорит Ши‑Гуа.

Да‑Гуа молчит.

— Не волнуйся, я пойду с тобой, — весело говорит Барнаба.

— А, тогда я совершенно спокойна.

Каэтана смотрит на запад, где вздымаются горы Онодонги. Где‑то там, в дремучих лесах, растущих на крутых склонах самой древней горной гряды этого мира, живет гордое племя йаш чан. Вернее, те остатки племени, что два тысячелетия тому назад не захотели прийти и поселиться в Сонандане, а остались верны своим божествам — Ан Дархан Тойону и Джесегей Тойону. Интагейя Сангасойя всегда думала, что эти боги — ровесники ее отца, а оказалось, что это у них Барахой в свое время отнял власть над миром.

И щемящее чувство вины перед этой планетой и людьми, ее населяющими, и огромное чувство ответственности непомерной тяжестью легли на хрупкие плечи богини. И она в который уже раз подумала, что быть человеком и отвечать только за себя — как же это прекрасно.

— Что бы ни случилось теперь в Сонандане, — говорит Да‑Гуа, — как бы ни требовалось здесь твое присутствие, только разговор с прежними богами решит часть твоей проблемы.

— Правда, только часть, — уточняет Ма‑Гуа.

Ши‑Гуа молчит.

— Почему ты назвала это место Салмакидой? — неожиданно спрашивает Барнаба.

— По‑моему, я слышала какую‑то очень красивую местную легенду о нимфе Салмакиде, — силится вспомнить Каэ. — А что?

— Мне кажется, но я не уверен, — поднимает Барнаба вверх сразу два указательных пальца, — что Салмакида — это не нимфа. Что‑то с этим именем связано гораздо более важное. Нет, не помню…

— Прекрасно, нет, прекрасно! — Каэтана в ярости. — Мне нужно поговорить с кем‑нибудь из…

Она поворачивается, не обращая внимания ни на Время, ни на монахов, и бежит в сторону храма.

— Ей тяжело, — говорит Ма‑Гуа.

— Ей будет еще тяжелее, — говорит Да‑Гуа.

— Она ничего не сможет сделать, в конце концов, — говорит Ши‑Гуа.

— Но мы ошиблись в прошлый раз, — возражает Ма‑Гуа.

— И может, ошибемся и теперь, — с надеждой в голосе произносит Да‑Гуа.

— Это было бы прекрасно, — говорит Ши‑Гуа.

— Так плохо? — оборачивается Барнаба к трем полупрозрачным фигурам, которые медленно истаивают в воздухе.