Виктория Угрюмова - Кахатанна. Тетралогия (СИ)

А уменьшившийся отряд Каэтаны все же пересек границу Эль‑Хассасина.

По словам неугомонного перстня выходило, что там находятся сразу два талисмана Джаганнатхи и они ближе остальных. Даже если Каэ и хотела бы что‑то изменить, то права выбора у нее уже не было. Ее путь лежал вдоль по течению Нии, до самого ее устья, где лежал загадочный и таинственный Сетубал — город Безумных хассасинов, детей Ишбаала. А потом, если Сетубал выпустит ее из своих смертельных объятий, — дальше, на восток, к горе Нда‑Али. О том, что за напасти ждали ее на этой вершине, перстень стыдливо умалчивал. Не то сам не знал, не то не хотел портить ей настроение раньше времени…

В Сетубале на троне в виде огромного черепа, выточенного из слоновой кости и усыпанного драгоценностями, ныне восседал очередной — одни только боги помнят, какой по счету — Чаршамба из рода Нонгакаев. Видимо, это имя пользовалось самой большой популярностью в королевской семье, потому что за многие сотни лет их правления среди десятков Чаршамб появились всего три или четыре Марчабайла, один Хедиджа, да отца нынешнего короля назвали Хеджеваном. А вот имя самого славного предка — основателя нынешней династии Лоллана Нонгакая — пользовалось почетом, но никогда не давалось никому из его потомков.

Насколько Каэ поняла из сбивчивых объяснений перстня да из рассказов барона Вентоттена, Лоллан Нонгакай считался одновременно и святым, и проклятым. Это странное сочетание таких несовместимых качеств было приписано ему после какой‑то темной и загадочной истории, о которой даже в самом Эль‑Хассасине вспоминали крайне редко. Считалось, что названного Лолланом ждет судьба особенная — страшная, трагичная и великая. Но ни один король не хотел такой судьбы своим детям.

Правящий монарх никогда не расставался с тремя символами власти: кольцом Нонгакаев, в которое, по слухам, было вправлено глазное яблоко одного из сыновей Пэтэльвена Барипада (насколько это правда, узнать было невозможно, потому что кольцо выглядело вполне обычным, разве что сапфир в нем и вправду был очень велик); мечом Лоллана — кривым клинком, которым обычно не пользовались хассасины, и украшением из зеленого золота, висевшим на шее, — талисманом Джаганнатхи.

Именно этот талисман считался самым большим сокровищем королевства. И охраняли его всерьез.

Пока они продвигались по тенистому тропическому лесу, вдоль берега звонкоголосой Нии, Каэтана не переставала думать, как же удастся ей отнять талисман Джаганнатхи у короля Чаршамбы Нонгакая.

А сразу после того, как два отряда расстались на границе и барон Вентоттен отправился в прошлое, тогда как Каэ и ее спутники должны были устремиться в будущее, Барнаба подошел к ней и сказал:

— Послушай, я немного устал. Вечность мечется из стороны в сторону, пытаясь залатать те дыры, которые я проделываю в ее плаще. Может, отпустим наконец время? Талисман у нас…

— Талисман у нас, — задумчиво кивнула она. — Магнус, Номмо, Куланн, мне нужен ваш совет.

Они подошли сразу же, как только услышали ее зов.

— Что случилось, Каэ?

— Ничего серьезного, просто мы с Барнабой думаем, стоит ли отпускать время?

— А как же возвращение домой? — спросил Куланн. — Кто знает, что там успеет случиться…

— Об этом я не подумал, — нахмурился Барнаба. — Просто все больше и больше несоответствий во времени возникает, пока мы странствуем из конца в конец Иманы. Это как пряжа, которую я запутываю все сильнее и сильнее.

— Я подумал, — Номмо задрал личико вверх, чтобы лучше видеть своих друзей, — можно ли отпустить время на Имане, а с Вардом повременить?

— Сейчас подумаю… — Барнаба какое‑то время напряженно размышлял и наконец просиял:

— Как я сам не догадался. Это же проще простого — вот так и вот так. — Он произвел пухлыми ручками какую‑то странную манипуляцию, словно переставлял кубики с места на место. — Тут все, как и должно быть в приличном мире, и там все как обычно. Просто для них, на Варде, время будет течь во много крат медленнее. Но по дороге с одного континента на другой эта разница будет незаметно стираться…

Магнус с интересом смотрел на Барнабу.

— Наверное, я так до конца никогда и не разберусь в том, что ты творил с течением времени.

— До конца я и сам никогда не разберусь, — радостно сообщил толстяк. — Я ведь еще не упоминал о том, что учитывал разные часовые пояса…

Часть 3

В Сетубале круглый год стояла неописуемая жара. Близость моря только немного смягчала климат, и мода Эль‑Хассасина определялась в основном погодными условиями.

Король Чаршамба Нонгакай томно полулежал на своем известном всей Имане костяном троне в виде человеческого черепа, а четверо рабов — темнокожих, с ярко‑белыми волосами и синими глазами — обмахивали его огромными опахалами из алых и синих птичьих перьев. Рабы эти происходили из коренных жителей Эль‑Хассасина и относились к древнейшей расе на всем континенте — фенешангам. Легенды утверждали, что в незапамятные времена фенешанги были столь же могущественными, как и эльфы, гномы и другие народы нечеловеческой крови. Самые прекрасные города страны — Аджа‑Хош, Тахат, Аджа‑Бал — были построены во времена расцвета их цивилизации. Но все величие фенешангов кануло в прошлое, и теперь их никто не представлял иначе, чем рабами или в лучшем случае слугами Безумных хассасинов.

Король был высоким, худым и смуглым. Его жесткие прямые волосы спускались ниже ушей и были ровно подстрижены над бровями. И брови, и волосы, и глаза Чаршамбы Нонгакая были угольно‑черными. Короля нельзя было отнести к породе красавцев, но его внешность безусловно поражала. Ястребиный, хищный нос был изумительно тонок, жесткие черты холеного лица свидетельствовали о характере непреклонном, твердом и сильном. Чаршамба давно разменял шестой десяток лет, но на вид ему едва ли можно было дать больше тридцати пяти. Тело его по‑прежнему было мускулистым и поджарым, кожа — гладкой, руки сильными, и он до сих пор не потерял ни одного белоснежного зуба.

На короле была легкая безрукавка из полупрозрачного тончайшего шелка, ярко‑желтая, поразительно идущая к его внешности, и тонкие шаровары, затянутые на талии и щиколотках серебряными обручами. Ноги были обуты в мягкие туфли, шитые золотом, а из драгоценностей Чаршамба признавал только кольцо с сапфиром и шейное украшение зеленого золота.

На террасе, нависавшей над лазурными волнами Тритонова залива, где сейчас отдыхал король, толпилось довольно много народа. Аудиенции у своего повелителя добились три его военачальника, главный советник и магистр ордена Безумных хассасинов, который, собственно, и управлял делами этой организации. Великим магистром по традиции Эль‑Хассасина всегда оставался один из потомков Лоллана Нонгакая.