Виктория Угрюмова - Кахатанна. Тетралогия (СИ)

Тайжи‑хан, перед которым вырос мускулистый сангасой в мокрой одежде, обнажил кривую саблю, приготовившись легко справиться с врагом, но не тут‑то было. Сангасой так ловко орудовал длинным матросским ножом, что успел дважды или трижды ранить тагарского предводителя, прежде чем на помощь последнему пришли его воины. Спасая командира, они не стали церемониться с отчаянным сангасоем и вонзили тяжелое копье ему в спину, прямо между лопаток…

— Капитан! — выкрикнул кто‑то с мукой в голосе. — Капита‑ан!!!

И черное звездное небо буйным водоворотом закружилось над Лооем.

Когда на место сражения прибыл отряд Куланна, то оказалось, что матросы и сами справились с этой работой. Около полусотни тагаров мертвыми валялись на берегу, и поодаль сбились в тесную кучу их приземистые лошади. Еще около двух десятков окровавленных тел лежало на мокрых бревнах плота, который волны Охи колотили о камни на отмели.

Измазанный в земле и крови, пошатываясь, один из моряков подошел к Куланну и, коротко глянув, доложил:

— Мы их, князь, отправили попасти облака. Многие утопли, тут уж не обессудьте. Зато никто живым не ушел. Только горе у нас случилось, вот оно как…

— Спасибо, друг, — уже начал было говорить князь Алглоранн, но тут страшная догадка поразила его, и он прервался на полуслове. — Лоой? — Ему показалось, что он выкрикнул это имя, но на самом деле — едва прошептал немеющими губами.

— Он, — скорбно согласился матрос. — Его предводитель ихний одолеть не смог, потому убили подло и бесчестно — в спину.

Капитан лежал вверх лицом с широко открытыми глазами. Рассветное небо отражалось в них, словно в крохотных озерцах. Почему‑то никто не смел опустить ему веки — скорее всего надеялись на чудо. Щеки Лооя были бледно‑восковыми, почти белыми и уже холодными. Куланн прикоснулся тонкими пальцами к сонной артерии, проверил пульс. Никаких признаков жизни. Машинально положил тяжелую ладонь на лицо друга, закрыв ему глаза.

Князь потряс головой, не веря случившемуся. Ему казалось, что он видит дурной сон и стоит только напрячь волю, как он проснется и Лоой снова будет рядом — живой и веселый.

— Боги! — прошептал Куланн. — Боги!!! Неужели вы не в силах хоть что‑нибудь сделать?!

— Разве что попробовать, — тихо сказал кто‑то, опускаясь на корточки возле безутешного князя.

Он обернулся в изумлении и увидел, что с ним разговаривает Астерион. Бог Ветра глядел на командира сангасоев с состраданием и грустью.

— Если ты поможешь мне…

— Все, что угодно! — горячо молвил Куланн.

— Я только что от Каэ, бедняжка, если бы она знала… — Слова Астериона ничего не объяснили князю Алглоранну, но он и не стремился их понять. Единственное, что было сейчас значимым для него, — это то, что бессмертный пообещал вернуть его друга в мир живых.

— Я сделаю все, что ты прикажешь, — повторил он, стараясь говорить четко и спокойно. Он знал, что боги не любят истовых верующих и сторонятся фанатиков, боги ценят достоинство.

— Тогда вскрой вену — мне понадобится свежая кровь.

Куланн не задавал лишних вопросов. Он отрезал от своей амуниции тонкий кожаный ремешок, туго перетянул руку выше локтя и быстро провел острым лезвием поперек вены. Кровь хлынула темно‑красным потоком.

— Хорошая кровь, живая, — неизвестно чему обрадовался Астерион.

Он легким движением разорвал на груди Лооя рубаху, обмакнул длинный, изящный палец в кровь Куланна и одним взмахом начертил на груди мертвеца странный и сложный знак. Красная полоса сперва вспыхнула ярким, слепящим светом, затем потускнела и уже через несколько секунд совершенно впиталась в кожу Лооя, не оставив по себе никакого следа.

— Что теперь? — спросил князь Алглоранн.

— Теперь перевяжи свою рану и ступай по своим делам. Займись телами тагар, окажи помощь раненым матросам, распорядись всем… Сюда вернешься через полчаса, раньше не приходи!

Последняя фраза прозвучала как приказ. И Куланн безропотно подчинился прекрасному богу. Он только один раз обернулся, чтобы посмотреть, что делает Астерион с телом Лооя. Однако тот продолжал сидеть с безучастным видом, глядя вдаль, на восходящее солнце. Его кудри и плащ вились в прозрачном воздухе, невзирая на полное безветрие, — ведь они сами были частицей ветра.

Полчаса промелькнули, словно одна минута. Алглоранн метался по берегу, распоряжаясь относительно раненых и убитых, просматривал немногочисленные документы, начертанные на лоскутах овечьей кожи, которые были найдены на груди убитого предводителя тагаров. Большинство из них являлись картами окрестностей Сонандана, а одна — очевидно — изображала тайные тропы через хребет Онодонги. Куланн настолько увлекся своими мыслями, что потерял счет времени. Очнувшись, он со всех ног бросился на берег, туда, где в прежней позе сидел Астерион.

— Это ты? — спросил он, не поворачивая головы. — Ты вовремя пришел, сейчас начнется преображение, или возвращение, — назови как хочешь. Должен сказать, что я только что совершил подвиг.

— Оживил Лооя? — осторожно произнес Куланн.

— Да нет, здесь я почти ни при чем. Но зато я просидел полчаса не двигаясь!

В этот момент капитан Лоой издал слабый горловой стон. Попытался приподняться, но не смог и тяжело рухнул обратно на траву.

— Боги! — Куланн бросился к другу, обхватил его мощными руками, прижал к себе, баюкая словно ребенка. — Живой… Как ты, дружище?

— Спина болит здорово, — едва слышно ответил капитан. — Очень болит, но не беда. Мне казалось, что я уходил очень надолго…

— Все прошло, все прошло, Лоой. И теперь все будет очень хорошо. Здесь Астерион, я, толпа воинов и матросов…

— А тагары?

— Их перебили. Твои ребята — молодцы, настоящие воины. Ты можешь открыть глаза?

— Попробую, — прохрипел он.

Голубоватые веки дрогнули, взметнулись с заметным усилием ресницы.

И Куланн едва удержался от возгласа: серые прежде — глаза Лооя переливались теперь всеми цветами морской волны.

* * *

Белая скала оказалась на поверку чем‑то совершенно иным.

Каэтана едва успела ступить в тень, протянуть руку, чтобы коснуться горячей шершавой поверхности, как плоть камня распахнулась, втягивая ее в себя. Падения не было. Было впечатление, что она тонет в болоте, вязнет, задыхаясь без воздуха, и жидкая грязь заливает гортань.

Все кончилось так же внезапно, как и началось.

Под ногами оказалась твердая поверхность, и Каэ, не удержавшись, упала, ударившись головой обо что‑то острое. Шлем Ур‑Шанаби смягчил удар, но в глазах слегка потемнело. Не дожидаясь, пока муть растает, она приняла боевую стойку. И только после этого осмотрелась.

Вокруг был незнакомый и удивительный мир. Впрочем, все миры, до сих пор виденные ею, были по‑своему удивительны и незабываемы.