Виктория Угрюмова - Кахатанна. Тетралогия (СИ)

Тем жарким, солнечным днем они, едва успев наскоро перекусить, выскочили из‑за обеденного стола, дабы вновь предаться своему излюбленному занятию, и уж совсем было отбились от сопровождающих их сановников и слуг: в отличие от величественного Чаршамбы обоим нынешним королям было не по себе, когда десятка три или четыре бездельников неподвижно стояли рядом и смотрели им в рот, а возразить было нечего, ибо в этом и заключается священная обязанность придворных. Оставшись в душе простыми солдатами, Рорайма и Меджадай неуклонно стремились упростить и сократить многочисленные церемонии, дабы отвоевать себе хоть немного свободы. Они как раз собирались скрыться в библиотеке, когда вышколенный рыцарь, носящий цвета и герб дома Тердженов, припав на одно колено, торжественно возгласил:

— Главный советник и великий магистр — Харманли Терджен — просит аудиенции у их величеств по делу чрезвычайной важности!

— Проси! — сказали владыки хором.

Харманли Терджен, изрядно постаревший с того времени, как он встретился с Кахатанной, переступил порог зала. Низко склонился. Терджен был человеком строгих правил, а потому всегда соблюдал этикет, напрочь забыв о том, что с нынешними владыками его связывала некогда закадычная дружба.

— Здравствуй, Харманли, — сказал Меджадай Кройден. — Что за дело чрезвычайной важности привело тебя во дворец и отчего ты не появлялся на наши глаза уже три или четыре дня?

— Все из‑за того же дела, ваше величество, — ответил главный советник. — Я бы попросил личной аудиенции, с глазу на глаз.

— Будет тебе такая аудиенция!

Рорайма небрежным взмахом отпустил всех, кто в этот миг находился в зале. Через неполных две минуты огромное помещение опустело, только трое мужчин устроились возле широко распахнутого окна, выходившего прямо на море.

— Плохо дело, — коротко сказал Терджен, едва они остались одни.

— А что? По‑моему, Кортегана и Ронкадор присмирели, золотой шеид не в состоянии дать сколько‑нибудь серьезный отпор, остальные государства в том же положении, разве что Хартум… — заговорил Рорайма. — Но ведь это все — только вопрос времени. Сейчас мы соберемся с новыми силами, и тогда Имана будет нашей.

— Не все так благополучно, как тебе докладывают твои министры, — сказал Терджен, поморщившись. — Мне не хотелось бы разочаровывать вас, но я слышал такую пословицу: предупрежден — значит вооружен. И я явился вооружить своих повелителей. Беда притаилась совсем неподалеку…

— Можешь даже не продолжать, — прервал его Меджадай. — Хочешь, я сам угадаю: где‑то в районе Нда‑Али?

— Лучше бы ты ошибался, владыка, — вздохнул Терджен.

Даже наедине с обоими королями он не позволял себе прежней фамильярности, разве что вел себя чуть свободнее, чем с Нонгакаем.

— Значит, я угадал, — продолжал настаивать Кройден.

— Ты абсолютно прав, повелитель. Вокруг Медовой горы творится что‑то темное и загадочное.

Хассасины недаром получили прозвище Безумных и вот уже больше тысячи лет не расставались с ним. Харманли Терджен долгие годы занимал самое высокое положение в ордене Безумных Хассасинов, и оно было завоевано ценой адских усилий. Поэтому Меджадай Кройден и Рорайма Ретимнон понимали, насколько серьезной должна быть проблема, чтобы заставить заволноваться одного из самых хладнокровных, жестоких и отважных людей Иманы.

— Рассказывай все, что ты знаешь, — приказал Рорайма.

Всему Эль‑Хассасину было доподлинно известно, что у Терджена повсюду имеются свои глаза и уши. Сеть его шпионов и осведомителей была настолько обширной и усовершенствованной, что даже покойный Чаршамба Нонгакай — так и оставшийся для своих подданных непререкаемым авторитетом абсолютно во всех вопросах — неоднократно высказывал главному советнику свое благоволение. Никто не сомневался в том, что глаза‑уши Харманли Терджена вполне способны доискаться до истины и на дне морском, и под землей. То, что подводные или подземные твари немы и неразумны, их не смутит. И значит, Харманли Терджену известно очень многое, больше, чем кому бы то ни было. А если великий магистр о чем‑то не имеет понятия, то сами боги не смогут вызнать больше.

Вот такое мнение — и вполне справедливо — бытовало не только среди простых граждан Эль‑Хассасина, но и на вершинах власти.

— В окрестностях Нда‑Али стали пропадать люди, — начал он спокойным и ровным тоном. — Этим нас не удивишь, и особой беды бы в том не было, но пару раз пропали выехавшие на охоту рыцари — со свитой и при полном вооружении. Мы заволновались, навели справки. И вот что выяснилось — люди стали пропадать с той памятной ночи…

Голос Терджена прервался. Ему потребовалось буквально несколько секунд, чтобы справиться с собой, и постороннему взгляду его смятение было незаметно, однако ни Кройден, ни Ретимнон не были посторонними. И они отметили, что да, конечно, всего лишь несколько секунд — но все же они потребовались неустрашимому верховному магистру.

— Беда даже не в том, что они исчезают там, а в том, что это происходит по абсолютно разным причинам…

— То есть?.. — поднял Кройден правую бровь.

— Изволь, владыка, выслушать мои пояснения: если в лесу завелась хищная тварь, то ее жертвы так или иначе будут найдены со следами когтей или клыков на телах — или на том, что останется от их тел.

Если это дело рук сумасшедшего мага, тогда налицо будут признаки применения колдовства, явные или скрытые следы заклинаний. Но нет такого волшебства, которое можно было бы сделать абсолютно незаметным — наши колдуны отыскали бы виновного, добыли бы его из‑под земли и призвали к ответу.

То же самое можно сказать об убийцах, бунтовщиках и о ком угодно вообще. Или — о чем угодно…

— Ты вполне понятно все объяснил, Харманли. Так что же случилось у Нда‑Али?

— Все, владыка, — с тоской во взгляде ответил главный советник. — Все наихудшее, что можно себе вообразить. Первую жертву, которую удалось отыскать, нашли в жутком состоянии. Кстати, это средний сын маттея Пелентонга, но установить его имя удалось только благодаря тому, что сохранились обрывки плаща несчастного юноши…

— Бедный маттей, — вздохнул Кройден.

Граф Пелентонг долгое время сражался под его началом, и особенно отличился во время войны с Ронкадором. Именно тогда он получил и звание маттея — командира двухтысячного отряда. Трое его сыновей, несмотря на молодость, тоже занимали высокие военные посты. И Кройден, и Ретимнон благосклонно относились к юношам. Известие о смерти одного из них искренне огорчило королей Эль‑Хассасина.

— … а сам он, как бы это сказать, был неузнаваем, — продолжал между тем Терджен.

— Изуродован?