Виктория Угрюмова - Кахатанна. Тетралогия (СИ)

Повязки богини тут же окрасились алым, и она тяжело опустилась в первое попавшееся кресло.

— Любимая моя! — бросился к ней Зу, и она подняла на него недоверчивые, тоскливые глаза. — И ты могла ее слушать? — возмутился император. — Какой же ты еще ребенок!

В этот миг он чувствовал себя сильнее, старше и мудрее. А может, это так и было на самом деле.

— Тебе нельзя здесь больше оставаться, — проборомотала она, когда Зу‑Л‑Карнайн наконец оторвался от ее губ.

— И пора перестать целоваться, — вставил повеселевший Агатияр. — Я болен, у Каэ голова кругом? Или наоборот: Каэ больна, у меня голова кругом, но это не важно? Важно, что тебе, мальчик, на самом деле нужно принимать какие‑то меры,

— Какие‑какие? Выступаем с войском в поход.

— А?..

— Придумаем! — оборвал старого советника счастливый и сияющий аита.

— Понятно. Тебе бы сотню демонов сюда притащить, лишь бы привлечь внимание нашей драгоценной госпожи. Ох, молодость, молодость…

Агатияр еще порывался что‑то сказать, но тут в окно заглянула огромная морда золотого грифона, и старик сразу потерял дар речи. Император оглянулся, проследив за его изумленным взглядом: мерно взмахивая крыльями, на уровне окна парил прекрасный зверь, за ним — другой, а уже дальше была видна колесница, полыхающая ослепительным золотым светом, на которой стоял задумчиво скрестив на груди руки величественный юноша в солнечной короне.

— Куда дальше едем? — спросил Кэбоалан, когда понял, что его наконец‑то заметили.

* * *

— Что с вами, Каэ, дорогая?

Маленький альв сидит напротив своей госпожи, уперев подбородок в мохнатые кулачки. Его бархатная шапочка с кокетливым пером лежит рядом; Номмо взволнован и оттого невероятно взъерошен, — кажется, что он не причесывал свою шерстку вот уже несколько дней, она потускнела и местами свалялась. Каэ замечает это и предлагает:

— Может, я расчешу тебя? Что это с тобой?

— Волнуюсь, — отвечает Номмо. — Вот вы вернулись; все должно быть хорошо, а радости на вашем лице не видно, и все сразу впали в уныние. Га‑Мавет с Арескои тихие‑тихие сидят и шепотом переговариваются, даже смотреть страшно. Траэтаона пытается командовать сангасоями вполголоса, и они его почти не слышат — переспрашивают по несколько раз. Татхагатха рисует кружочки‑квадратики, а потом закрашивает их черным цветом. Нингишзида… Нингишзида вообще всех потряс: сдружился с двумя самыми экзотическими особами — черным быком Малана Тенгри и Аннораттхой, теперь им изливает душу.

— А князь? — спросила Каэ, расхохотавшись.

— Князь как бы лишний, но быка не оставляет, и потому его теперь водой не разольешь с вашим верховным жрецом. Лицо у него, надо сказать, удивленное, я имею в виду князя. Но вас‑то что гложет?

— Сама не знаю. У меня же любимого быка не увели. Знаешь, Номмо, я тебе расскажу все по порядку, а ты меня выслушай и посоветуй: может, ты поймешь, где я допускаю ошибку. Всем известно, что двенадцать хранителей могут открыть проход в пространство Мелькарта, а без одного они уже не та сила. Я каждый час пересчитываю количество уничтоженных талисманов, и у меня все время выходит, что у них в руках осталось максимум одиннадцать, а значит, никакого вторжения нет и быть не может.

— Так и я о том же! — обрадованно заключил Номмо. — Все ждут, когда можно будет объявить праздник по случаю предотвращения Второй войны с Мелькартом или, на худой конец, когда вы объявите поход против Самаэля и оставшихся хранителей. А вы сидите сиднем, скучная, печальная, расстроенная… И все растерялись, не знают, что и думать. Нет, конечно, я не делаю вид, что на Арнемвенде все благополучно, но ведь самое страшное уже позади, правда? Ведь можно чуточку передохнуть и расслабиться? Да?!

— Я сама не знаю, что думать, Номмо. Приятнее всего было бы решить, что у меня просто плохое настроение, что раздражена, потому что сильно устала и у меня болят раны. Хорошо было бы также предположить, что просто я замоталась по всему свету и у меня кругом идет голова. Взять да действительно объявить торжество, и еще какое! А потом двинуть армии на север и избавиться раз и навсегда от этой головной боли, — кажется, чего проще? Только я совершенно уверена в том, что упустила нечто важное. А что — не знаю.

— Это плохо, — помрачнел Номмо. — С вашими предчувствиями шутить опасно: все равно сбудутся. Только локти себе кусай потом, что не послушал, когда предупреждали. Так вы поэтому такая мрачная?

— Именно.

— Послушайте, Каэ. Можно я позову Магнуса? Мне лично представляется, что хоть он и моложе многих здесь, особенно бессмертных, но мудрее их. Давайте посоветуемся с ним!

— Согласна, — коротко ответила Каэ.

Магнус пришел через несколько минут, словно дежурил неподалеку, ожидая, что его позовут.

— Не полегчало? — спросил еще за несколько шагов.

— Да нет. Поверишь ли, точно знаю, что меня кто‑то в чем‑то обманул. А вот в чем?

— Придраться не к чему, — согласился маг. — Но у меня есть для вас одно сообщение: на севере буквально кишит всякая нечисть, причем такая, о которой я прежде и не слыхал. Я перелистал кучу книг: бестиарии, словари, энциклопедии — нет их, и все тут. Так что напрашивается один разумный вывод: они идут из других пространств.

— Час от часу не легче.

— Не легче, — согласился Магнус, — но лучше знать все наверняка, чем получить потом неприятный сюрприз от врага. У меня складывается впечатление, что война не отменяется, а, напротив, близится с каждым днем. И вы это уже знаете, вот и огорчены, что ваши усилия не дали должного результата. Я прав?

— Полностью. — Каэ решила встать, однако это было не так легко сделать, как представлялось. Магнус обнял ее, поддерживая за талию.

— Разрешите вас куда‑нибудь сопроводить?

— С удовольствием. Ты разговаривал с татхагатхой или Астерионом, хоть с кем‑нибудь?

— Еще нет. Армия танну‑ула слишком далеко, чтобы угрожать нам непосредственно в ближайшие дни. Если эта война все‑таки начнется, мы о ней услышим сразу. А я хотел прежде переговорить с вами, вот и переговорил. Кстати, эльфы из отряда Рогмо тоже собрались сюда, в Сонандан. Сдается мне, их благородные носы тоже чуют приближающуюся катастрофу.

— Да. Но в чем, скажи, я ошиблась?

— Ни в чем. Просто мир действительно пришел к своему концу. И не мытьем, так катаньем собирается завершить успешно начатое дело.

— Я пыталась рассказать о своих предчувствиях Кэбоалану, так он начал меня успокаивать, как будто этим поможешь делу!

— Никто не хочет верить в неизбежность всеобщей гибели, — сказал молодой чародей. — Но их можно заставить шевелиться другим способом: Самаэль — это вполне реальная угроза, и никаких предчувствий не нужно, чтобы смело утверждать, что он попытается помериться силами с Зу‑Л‑Карнайном. Жаль только разрушать иллюзии — все так настроились на праздник, на радость, на благоденствие и процветание.