Виктория Угрюмова - Кахатанна. Тетралогия (СИ)

Сияние тем временем приближалось. Вскоре оно выплыло прямо на тропу, и взгляду Каэтаны предстала жуткая и чарующая картина. Безмолвно и плавно неслись бешеные всадники. Впереди всех на серебристом, словно седом, скакуне ехал рыжий гигант в черных доспехах. Голову его венчал великолепный шлем в виде черепа дракона, и клыки ящера закрывали лицо воина вместо забрала. В правой руке он держал витой золотой рог, который иногда подносил ко рту и, запрокидывая голову, в него трубил. Но при этом не было слышно ни звука. Конь его стелился над тропой, не касаясь копытами земли. За плечами гиганта драконьими крыльями метался тяжелый черный плащ, а на бледном лице блуждала рассеянная улыбка. Это и был сам Арескои — юный и неистовый Бог Войны, не знающий жалости, не ведающий страха. Он скакал во главе своей дикой охоты. И спутники его представляли собой жуткое и жалкое зрелище. Откуда‑то из самых глубин памяти молнией метнулось: спутниками Арескои становятся те, на кого в лунную ночь упадет его взгляд во время дикой охоты. У бога были еще и воины — но те сопровождали его только в битвах. А охотники — застигнутые ночью в лесу одинокие путники, егеря вельможных особ, знатные сеньоры, не боявшиеся ни демонов, ни богов, — все когда‑то были уверены, что именно их минет чаша сия. А теперь они летели следом за своим повелителем — полуразложившиеся трупы, скелеты или внешне вполне обычные человеческие существа, среди которых были и живые, и мертвые. Все, подчиненные одному бешеному ритму этой скачки, окутанные серебристым сиянием, неслись в поисках очередной жертвы. А по обеим сторонам тропы тяжело бежали, высунув языки, громадные седые волки. И от той смертельной тишины, с которой проносились мимо божественный охотник и его слуги, было еще страшнее, чем от самых жутких воплей и волчьего воя.

Каэтана застыла на месте, и только пот холодными ручейками лился за шиворот. Неожиданно на полном скаку Арескои обернулся, но его блуждающий холодный взгляд скользнул мимо нее в темноту. Еще раз длинно и неслышно протрубив в рог, рыжий бог, сопровождаемый свитой, скрылся из виду. И только серебристое сияние еще некоторое время металось вдалеке, приближаясь к замку, который Каэ недавно покинула. К замку?! Она похолодела, поняв, какая участь ожидает павших во вчерашнем сражении и какая страшная судьба была бы уготована ей, вздумай она остаться в замке на ночлег.

Она торопливо отвязала коней, прижалась к вороному. Он приветствовал ее тихим фырканьем.

Каэтана отхлебнула жидкости из предусмотрительно захваченной фляги. Сначала она задохнулась, из глаз хлынули слезы, и только потом ей удалось произнести единственное слово: «Oro!» — но она умудрилась вложить в него столько оттенков и смыслов, что позавидовал бы самый великий актер.

— Вкусно? — спросил над самым ее ухом тонкий и скрипучий голос.

Она шарахнулась в сторону и выхватила из висевших за спиной ножен мечи. В неярком свете взошедшей луны блеснули серебристые лезвия. Каэтана стояла в боевой стойке, готовая к абсолютно любой неожиданности, и странное дело — руки у нее не дрожали. Она вообще вела себя как закаленный боец и краем сознания отметила, что, очевидно, дает о себе знать ее половина, жившая в этом мире.

— Ну вот, — расстроенно произнесло нелепое и нескладное на вид существо, стоявшее под раскидистым деревом прямо напротив нее. — Ну вот. А я ведь не хотел ничего плохого. И напугать благородную госпожу вовсе не хотел.

— Тогда надо было предварительно кашлянуть, что ли, — проворчала Каэ, мечи, однако, не пряча. Она оглядывала ночного собеседника с ног до головы.

У него было круглое лицо, круглые глаза и круглые же уши, плотно прижатые к голове. Ростом странное существо было заметно ниже Каэтаны и сплошь покрыто густым коричневато‑серым мехом. На нем были короткие, до колен, бархатные штаны, жилет и кокетливая шапочка, сдвинутая на левое ухо. Он стоял, беспомощно растопырив лапки, и выглядел не на шутку испуганным.

— Я ведь что? Я ведь ничего, хотел только узнать, вкусно ли. Может, угостите — горло промочить, а то я, когда прятался от дикой охоты, весь пересох от страха до самой сердцевины.

— А тебе‑то что до дикой охоты? — весело поинтересовалась Каэтана.

— Так ведь я — альв, то есть прямой родственник и эльфам, и людям. А вы видели, сколько у него моих родичей в свите? То‑то…

— Людей — да. Эльфов не приметила. Ну а таких, как ты, и вовсе там не было.

— Так ведь нет — это же не значит, что и не будет, — резонно возразил альв.

— Выпей, — предложила Каэтана, пряча мечи и протягивая альву флягу. Она вдруг, сразу и легко, уверилась в полной его безобидности.

— За знакомство, — поклонился человечек и отхлебнул большой глоток. Несколько мгновений был слышен только тихий сип, а потом он произнес с чувством: — Действительно «ого»!

— Так ведь и я о том же, — откликнулась Каэ, отмечая про себя, как легко и просто она перешла на язык ночного знакомца.

— Разрешите представиться, благородная госпожа, — отрекомендовался альв, прижимая к груди пухлую лапку. — Я Воршуд из старинного и славного рода Воршудов. Может, слышали? — добавил он жалобно.

У Каэтаны не хватило духу разочаровать смешного человечка, и она солидно кивнула.

— О нас многие слышали, — обрадовался Воршуд. — А с кем свел меня счастливый случай, смею поинтересоваться?

— Каэтана. — Она протянула ему руку.

— Из замка? — изумился альв.

— Ну… — замялась Каэ. — Не совсем, по правде говоря…

Альв оказался существом деликатным и с расспросами приставать не стал.

— А что в замке‑то? — осторожно спросил он спустя мгновение. — Там что за притча?

— А что? — откликнулась Каэ в лучших традициях своего прежнего мира.

— Вчера К Ночи Непоминаемый заявился со своей армией, сегодня, опять же, братец его.

— Какой братец?

— Ну как же! Охотник‑то наш братцем приходится К Ночи Непоминаемому, Оба, как говорится, пара caпог… или иначе как‑то. У людей, знаете ли, поговорки странные.

Каэтана была настолько заинтересована, что даже не, улыбнулась.

— А откуда тебе известно про вчерашнее?

— Так ведь он же на колеснице. Издалека видно, — несколько туманно пояснил Воршуд, и Каэ поняла, что для местного жителя ответ представлялся бы совершенно ясным.

— В замке, — она помедлила, — в замке не осталось ни единой души… живой.

— Мертвой, думаю, тоже. Когда К Ночи Непоминаемый является так открыто, то дело серьезное и живых не остается. А вот причин отыскать не могу. Конечно, оно такое дело: если ты маг, то однажды кто‑нибудь тебя и съест, — бубнил альв, шагая по тропинке рядом с Каэтаной. — Но так, чтобы сам, лично, во главе, так сказать, в истинном облике…