Виктория Угрюмова - Кахатанна. Тетралогия (СИ)

— Нет!!! — завопил Момса, даже подпрыгнув от негодования. — Нет! Это уже слишком. Сравнить почтенного, приятного в обращении хортлака с отвратительной и кровожадной болотной тварью — до этого не каждый альв додумается. Все! Я ухожу. — Он решительно поднялся на задние лапки и заковылял прочь от костра, в темноту.

— Воршуд! — прошипел Джангарай таким тоном, что альв тут же подчинился.

— Эй, Момса! — окликнул он серую фигурку, медленно бредущую прочь. — Я ведь не хотел тебя специально обидеть. Просто неудачно выразился.

— Ладно, — сказал степнячок, моментально возвращаясь к огню. Причем было заметно, что назад он шел гораздо быстрее. — Ладно. Прощаю. Мы, хортлаки, тем и живем, что в степи агукаем, — вдруг кто‑нибудь откликнется? Ну бывает, конечно, что закружим караван или там отдельного человека, но не со зла, по глупости. Просто хочется пообщаться. Ведь так, как с вами, поддеть у костра редко доводится — раз в сто — сто яятьдесят лет. — И Момса оглушительно вздохнул.

Следующие несколько часов у огня было шумно и оживленно. Перезнакомившись со всеми, хортлак стал производить их голоса, вмешиваясь в разговор, — имитатор из него был превосходный.

— А что это за статуя? — наконец спросила Каэ После того, как все отсмеялись над передразниванием Бордонкая. Странно было слышать его громкий звучный голос исходящим из тела крошечного существа.

— Так Дракона — прежнего бога, — беззаботно откликнулся хортлак. — Вы что, не слышали о статуе Йабарданая, которую сбросили в Даргин еще на заре времен?

— Слышали. — Джангарай явно хотел добавить что то еще, но смолчал.

— Ну, мой шурин уже помчался к Даргину — дня через два будет обратно. Уж он точно раздобудет самые свежие новости. А пока — за что купил, за то и продаю. Думаю, кого‑то эта статуя отказалась топить, не в пример тому, как вела себя последние пару тысяч лет. И произошло это оттого, что Йабарданай почему‑то пожалел и не захотел убивать этих людей. — Тут Момса с явным подозрением оглядел новых знакомых. — А вы, часом, не со стороны реки едете?

— Нет‑нет, — поспешно ответила Габия. — Воды мы вообще не любим.

— А‑а, — как показалось спутникам, несколько разочарованно протянул хортлак. — Тогда, значит, тоже ничего интересного не слышали. Я ведь как понимаю: А‑Лахатал очень хотел, чтобы изваяние и на этот раз учинило обычный разгром, а оно не стало. Кто их поймет — богов? Это очень интересная истори, а я не знаю ни начала, ни конца, — печально вздонул степнячок.

— Ладно, Момса, еще узнаешь, — ободрил его Эйя. — Расскажи лучше про армию — далеко она?

— Нет, конечно. Армию видела моя тетушка своими глазами пару дней тому назад. И она утверждает, что Зу‑Л‑Карнайн завтра к полудню должен быть уже у стен города. Эй, что это вы?

Услышав это сообщение, Бордонкай решительно поднялся на ноги и шагнул прочь от костра, в темноту, туда, где фыркали кони, пощипывая сухую траву. Джангарай и Ловалонга моментально стали сосредоточенными, и ингевон вопросительно уставился на Каэтану. Она нехотя кивнула. Ее разморило у костра, не хотелось вставать и ехать куда‑то — желание выспаться перевешивало все остальные.

— Прости, Момса, — сказала она, потягиваясь. — Прости, нам нужно ехать.

Степнячок сник и загрустил. Эйе стало жалко его, и он подошел к хортлаку и потрепал по мохнатому плечу.

— Нам нужно быть в городе до того, как его окружат войска императора.

— Не успеете, — тихо сказал хортлак.

— Должны успеть, — отозвалась Каэ, подпоясываясь пемнем и надевая на себя крестообразную перевязь.

Момса бросил на ее мечи короткий взгляд, но ничего не сказал.

— Удачи тебе. — Джангарай протянул степнячку руку.

Тот степенно пожал ее и ответил:

— И тебе удачи, воин.

— Прощай, Момса, — хором сказали близнецы.

— До свидания, — пророкотал Бордонкай.

— Интересных тебе историй, — пожелала Каэ, вскакивая на коня.

Альв прощался с хортлаком последним.

— Береги ее, — прошептал Момса, указывая глазами на Каэтану.

— А то я не понимаю, — пробурчал альв, хотя на самом деле понимал не очень много.

— Может, подбросить тебя куда‑нибудь — спросила Каэ, но епнячок замахал лапками:

— Ну вы, что вы! Я, когда пешком, столько всего вижу и слышу. Да и бегаю я ненамного медленнее ваших скакунов.

— Это правда, — сказал альв.

— Ну тогда прощай. Авось свидимся. Спасибо тебе!

Топот копыт заглушил все остальные звуки. Хортлак некоторое время посидел, размышляя, у покинутого костра. Он что‑то бормотал себе под нос и водил в воздухе мохнатыми лапками.

— Где же я их видел? — шептал он, напрягая свою прекрасную память. — Ну где?

Внезапно он вспомнил нечто, показавшееся, по‑ви‑Димому, безумно важным, потому что Момса бросился в степь, крича:

— Подождите! Подождите!!!

Он все наращивал и наращивал скорость.

Он не врал, маленький степной дух, когда говорил, что бегает ненамного медленнее, чем породистые скакуны, и сейчас мчался так, как никогда в жизни. Он чув‑вовал, что обязан догнать небольшой отряд и рассказать им одну из самых старых, интересных и ценных своих историй, пусть даже они опоздают к штурму ал‑Ахкафа Но он не успел преодолеть и части пути, как дорогу ему преградил всадник на седом скакуне.

При виде этого седока сердце Момсы похолодело и ушло в пятки — он знал, что от него не скрыться, как быстро ни беги. И хортлак остановился.

— Мне сказали, — надменно проговорил всадник возвышаясь скалой над крохотным серым существом, — мне сказали, что ты был в гостях и услышал много интересных историй. Расскажи их все, и я щедро вознагражу тебя.

Момса знал, что никогда в жизни не осмелится противоречить этому всаднику, — страх перед ним‑был заложен в душе степнячка с первых же минут пребывания на этом свете (а жил он уже достаточно долго). Он знал, что сейчас подчинится железной воле всадника.

— Нет! — неожиданно звонко вырвалось у него, и он с удивлением понял, что говорит собственным голосом. — Я рассказываю свои истории только тем, кому хочу их рассказать.

Маленький Момса сам не понимал, откуда у него взялось столько смелости, чтобы произносить подобные слова в присутствии всадника, но они текли из его груди не ведающим преград потоком и не собирались застревать в глотке под гневным прожигающим взглядом его собеседника.

— Мне не нравится такой слушатель, как ты. Езжай своей дорогой и дай мне идти моей.

— Не станешь рассказывать? — неожиданно беззлобно переспросил всадник.

Хортлак знал, что будет дальше. Недаром он прожил столько лет в степи и слышал столько леденящих душу историй, в которых главным действующим лицом был этот ночной наездник. Но он набрал полные легкие воздуха и произнес: