Слава Бродский - Бредовый суп

Мы пошли бродить по Латинским Кварталам и потом – на бульвар Монпарнас. На всех тротуарах и мостовых сидели студенты из Рима и ели кукурузу.

Мы зашли в какое-то кафе, где, по всей видимости, когда-то любил сидеть Хемингуэй, и провели там около часа. И болтали со Светкой и Сережей. Потом сели в метро и поехали к себе в отель.

Г л а в а 22

Выставка закрывалась в пять. Это был ее предпоследний день. И мы решили поехать туда в ланч.

Я приехал первым и пошел сначала в маленький магазин на первом этаже. Там я побродил немного вдоль полок и полистал какие-то альбомы, а потом купил каталог выставки. И только когда я стал брать билеты, приехала Маринка.

– Пошли, – сказал я. – Нам надо немного поторопиться. У меня meeting в три часа.

Как только мы прошли первые двери, я заметил в правом дальнем зале картину, которую я не видел уже много-много лет. И я сначала хотел сразу подойти к ней, но почему-то не подошел. И только, когда я остался один, я пошел туда.

Внизу, под картиной, было сделано ограждение из простых неокрашенных реек, наверное, в фут глубиной, и я стоял какое-то время вплотную к этому ограждению и смотрел на картину с близкого расстояния. А потом я сел рядом на скамейку и сидел так несколько минут, пока не услышал Маринкин голос.

– Что случилось? – спросила она.

– Ничего, – сказал я.

– Нет, правда, что случилось? – опять спросила Маринка.

– Ничего не случилось.

– Это и есть “Над городом”?

– Да, – сказал я.

– Это ее ты тащил из верхнего ряда?

– Да, – сказал я.

– И ты все не мог ухватить ее за подрамник, и тебе пришлось придержать холст руками?

– Да, – сказал я.

– Ну ничего, – сказала Маринка, – не переживай так.

– Хорошо, – сказал я.

– Не переживай, пожалуйста. Теперь уже все в порядке.

– Я знаю, – сказал я.

Это была выставка ранних работ Шагала из русских коллекций в Еврейском музее верхнего Манхэттена. Мы были там 10 сентября 2001 года – в последний беззаботный день Америки.

Сережа

Париж, 23 августа 1997 года

– Куда мы сегодня пойдем? – спросила Маринка.

– В Нотр-Дам, – сказал я, – а то мы там не по всем революционным местам прошлись.

Мы зашли в Сен-Шапель посмотреть витражи. А потом пошли в Консьержери . И все эти камеры и всякие истории произвели на меня жуткое впечатление.

Мы поехали на Монпарнас в ресторан “Куполь”. Там мы договорились встретиться со Светкой и Сережей. И они привели с собой Светкиного знакомого – француза. Он изучал когда-то историю разных революций. И он оказался очень разговорчивым и рассказал нам много интересного.

Он сказал, что французы любят пить вино, поэтому и революции всякие любят устраивать. А русские это дело переняли. И сначала у них никто не решался арестовывать правительство. А как товарищам матросам налили по чарке водки, то отбоя от желающих не было. И то же самое было, когда царскую семью убивали. Но там уже чаркой отделаться трудно было. Чуть до бунта не дошло. А потом принесли два ведра водки, так сразу добровольцы-то и нашлись.

– Я был в Москве, – сказал француз. – Мы изучали там архивы Кей-Джи-Би.

И он рассказал нам совершенно фантастическую историю о том, как он с группой французских историков в июне девяносто второго года, в самый разгар неразберихи, был допущен изучать какие-то архивы. И он сказал, что был потрясен, когда узнал, каких высот может достичь ремесло пропаганды.

Он раскопал инструкции какого-то отдела по распространению слухов. Основная идея заключалась в том, что каждому негативному известию должна была сопутствовать другая информация. Так что в совокупности эти известия должны были быть на руку тем, кто это все придумывал.

– Я ничего не понимаю, – сказала Светка.

– Я тоже сначала не понимал, – сказал француз, – пока не пошли примеры.

– Какие примеры?

– Про космос.

– Что же там было про космос?

– Там было про высадку американцев на Луну. Надо было рассказывать, что в первом репортаже у американцев был якобы большой прокол. Флаг, который они водрузили на Луне, развивался на сильном ветру. А потом, когда они сообразили, что на Луне ветров не бывает, то они эту пленку уничтожили. И надо было говорить, что это согласуется и с другими фактами о том, что полетов на Луну вообще не было, а снято все было в пустыне на Земле. А про другие факты рекомендовалось никаких подробностей не давать, но обязательно упомянуть.

– А я слышала от кого-то эту версию про флаг, – сказала Светка.

– Про космос там было много разного. Скажем, если терпел аварию космический аппарат, то нужно было распространять слухи о том, что с американского спутника были поданы сигналы, которые и привели к аварии.

– Это понятно, – сказал я.

– Или просто можно было печатать данные об авариях американских космических аппаратов, – сказал француз.

– А если, например, затонул корабль, то надо было распространять слухи об американской подводной лодке, которая его торпедировала. Так, что ли? – спросил я.

– А, – сказал француз, – я вижу, Илья тоже это читал?

– Нет, – сказал я. – Я не читал. Я там жил.

Наш француз привел еще массу всяких примеров по поводу разнообразных случаев: поражение спортивных сборных команд, смерти известных людей, аварии на заводах и много всякого другого. И потом сказал, что нашел там книгу, где был просто напечатан список того, что запрещалось публиковать. Книга эта была толщиной в два пальца, и она сама тоже входила в этот список запретов. И он стал смеяться, когда сказал нам об этом, и долго не мог остановиться.

– Это очень смешно, – сказал француз. – Правда ведь? Это очень смешно.

– Да, – сказал я, – это очень смешно.

Мы сидели молча несколько минут.

– В Москве метро красивое, – сказал наш француз. – Такого нигде нет.

– Да, – сказал я. – Ты часто ездил в метро?

– Нет, я был только на двух станциях. Где я вошел и где вышел. Но мне говорили, что все станции такие красивые и все разные. Но когда мы ехали в вагоне, мне очень не повезло.

– Что случилось?

– Там было много народу, и меня так сжали, что я едва мог дышать, и кондиционер в вагоне не работал. Но все-таки там очень красиво.

– Да, – сказал я, – только у них сначала был проект московский автобус красивым сделать. На стенах хотели картины повесить между окон. А на потолке – мозаику всякую. А вместо обычного гудка выпустили такую штуку, которая “Щелкунчика” Чайковского играла. Но когда приехала приемочная комиссия, их председатель в обморок упал от автобусного запаха.

Тогда-то они и переключились на метро. А когда они сообразили, что метро очень может пригодиться во время войны, подготовка к которой тогда полным ходом шла, они уже никаких средств на это дело не стали жалеть. Согнали народ со всех шахт страны и начали Москву буравить. А в шахты заключенных нагнали видимо-невидимо.