Слава Бродский - Исторические анекдоты

Одним из положительных сдвигов в современной философии является то, что философы наконец-то решили оставить в покое математику. И от физики вроде бы тоже начали отходить. А то получалась какая-то смешная ситуация. Когда тот, кто хорошо знал физику, начинал объяснять себе и другим, как устроен мир, это называлось наукой. А когда тот, кто в школе получал тройки и четверки по физике, начинал решать физические проблемы, это называлось философией. Но теперь все меняется к лучшему. Столько раз уже попадали философы впросак с математикой и физикой, что сейчас стали гораздо осторожнее. И не только они, кстати. Теперь уже все знают, что есть вещи сложные (математика и физика, конечно, в их числе) и что в такие сложные дела без специальной подготовки лучше не лезть, а есть вещи и попроще. Это, безусловно, очень здорово, что люди стали задумываться над тем, что такое сложно и что такое просто. Беда заключается только в том, что к разряду простых вещей была причислена социальная сфера деятельности человека.

Сейчас уже вряд ли кто скажет: «Давайте к доказательству теоремы Ферма применим логарифмы. И синусы. Ну, чтобы они так, знаете, по касательной вверх и вниз, вверх и вниз». Такое, если и услышишь, то очень редко. А вот такие предложения как «давайте налогов брать меньше, а на социальные нужды тратить больше, чтобы все жили хорошо» – такое можно часто услышать.

Идеи такого типа, как я заметил, и к нам уже занесло. Еще хорошо, что наши социалисты не хотят людей сделать абсолютно счастливыми, а желают их просто немного осчастливить. И это, конечно, совсем другое дело.

А в Голливуде эта русская идея социалистов – экспроприировать деньги из банков – так понравилась, что теперь является просто-таки беспроигрышным сюжетом для фильмов. В них ограбленные всегда остаются в дураках, грабители – с деньгами, создатели фильмов – с почетными премиями.

А по поводу налогов и того, чтобы все жили хорошо, я вот что вспомнил. Звонит мне как-то один мой приятель и говорит:

– Ты знаешь, что такое среднестатистический, или, по-простому, средний человек?

– Нет, – отвечаю я.

– Это очень просто, – говорит мой приятель. – У среднего человека всего, чем он обладает, имеется больше, чем у половины всех людей и меньше, чем у другой половины. Вот смотри, до чего я додумался. Сколько бы мы ни пытались развивать умы, всегда половина всех людей будет глупее среднего человека. Сколько бы мы ни бросали средств на образование, всегда половина всех людей будет образована ниже среднего. Сколько бы мы не пытались перераспределить средств в пользу малоимущих, все равно половина всех людей будет беднее среднего человека.

– А если у всех будет всего поровну? – спрашиваю я.

А мой приятель мне и говорит:

– У всех может быть всего поровну только в одном единственном случае, когда ни у кого ничего нет.

Я, по некотором размышлении, согласился с такой точкой зрения. А по поводу равенства – на все сто процентов.

Над чем еще работают философы? Они изучают историю флагмана социализма – советской России. Они анализируют различные события. Они пытаются нащупать какие-то закономерности в развитии страны большевиков. И на основании открытых ими закономерностей они делают удивительные заключения.

По этому поводу могу заметить, что если подумать немного, можно догадаться, что в тоталитарной стране основной закономерностью является отсутствие всяких закономерностей.

Когда в моей недавно изданной книге «Бредовый суп» прозвучала впервые похожая мысль, то все отнеслись к ней недоверчиво. Но потом многие как-то быстро ее приняли. Однако же многие из тех, кто занимается историей Советов, все еще пытаются найти логику в тех нелепостях и противоречиях, которыми полна жизнь при большевиках. А некоторые даже дошли до того, что стали считать, что все эти нелепицы и противоречия были так специально задуманы. Для того чтобы, мол, легче было народом управлять. Поскольку, мол, все было непонятно, то каждый чувствовал себя виноватым. Он обязательно нарушал какой-то закон. Поэтому боялся вступать в конфликт с властями. И все это якобы было сделано так намеренно советскими лидерами.

Думать так – это все равно, что думать, что слон специально отрастил свой хобот, потому что ему удобно этим хоботом управлять. Ни о чем таком слон даже и не помышлял. И я не знаю, какие основания есть у людей приписывать большевицким лидерам такие большие способности. Я не понимаю, почему бы не считать их такими, какими они представляются нам по тому, что они говорят и что они делают. То есть бездарями и невеждами.

Мысль об отсутствии закономерностей в стране большевиков и очень близкая к ней мысль о том, что насильственное отклонение от законов природы приводит к театру абсурда, являются единственными, так сказать, философскими мыслями, которые, хоть и неявно, но присутствуют в моей книге. В этом заключается моя помощь тем, кто изучает историю советской России и имеет философский склад ума. Что вместе с развлекательной функцией, о которой я говорил в самом начале своего предисловия, дает мне основание считать мою книгу очень и очень полезной.

Первоначальное мое желание было охватить в книге весь период советской власти в России и все его, так сказать, сюжеты. Однако я заметил, что очень часто я сбивался на литературные темы. Возможно, это произошло по той причине, что я сам почти что литератор. А может быть потому, что советские правители часто давали повод для анекдотов, заигрывая с писателями и считая, что таким образом они смогут оказать на них большее влияние. Ну и, конечно, заодно они были бы не прочь прослыть людьми образованными или, по крайней мере, либеральными. Что им часто удавалось. Правда, только среди людей недалеких.

Я вполне допускаю, что кому-то может показаться, что я слишком свободно обращаюсь с различным фактическим материалом: названиями, именами, датами событий. Но я думаю, что жанр исторического анекдота предоставляет мне такие возможности.

Я не стремлюсь дать в моей книге точные названия большевицких организаций. Я считаю, что в этом нет никакой нужды. Для меня не важно, как точно он назывался, этот комитет: Государственный коммунистический комитет безопасности или Государственный комитет коммунистической безопасности. И не важно, когда он был образован, в семнадцатом году или намного позже. И была ли письменная его инструкция по какому-то определенному вопросу или это были устные наставления. Мне не хочется вспоминать, на каких должностях служили у большевиков Троцкий и Бухарин, какие фамилии они первоначально носили и кого из них звали Львом Абрамовичем. Для моего изложения это не имеет абсолютно никакого значения. И мой читатель, и предполагаемые критики должны, как я надеюсь, это принять.