Вероника Метелица - Unknown

— Думаю, в течение часа со мной всё будет в порядке, — улыбнулась она. — После бара я зашла в дамскую комнату.

— Уверен, что тоже продержусь этот час, — согласился я.

— Ладно, другая игра, — через минуту предложил я. — Эта называется «Вопрос-ответ». Я задаю тебе вопрос, а ты говоришь первое, что приходит на ум. Потом твоя очередь.

— Это очередная твоя уловка, чтобы снова начать целоваться? — подозрительно спросила она.

— Господи, было бы здорово, — засмеялся я, — но это просто способ убить время. Ты играешь?

— Да, — кивнула она.

— Любимый фильм?

— «Титаник».

— Нет, выбери другой.

— Нет? — умирая от смеха, переспросила она. — Я думала это мои ответы.

— Так и есть, но я просто не могу позволить тебе выбрать такой дерьмовый фильм, как «Титаник».

— С чего это «Титаник» дерьмовый? — повернувшись ко мне, спросила она. — Это легендарная и очень красивая история любви. Что ты имеешь против «Титаника»?

— Грейс, — вздохнул я, — на этой двери в конце фильма было достаточно места. Хочешь сказать, тебя не взбесило, что после всего того, через что они прошли, чтобы выжить, они не смогли приложить чуть больше усилий и вдвоем залезть на этот кусок дерева, на этот дурацкий кусок дерева, на котором хватило места для двоих, если бы они только постарались?

— Подожди, — расхохоталась она, — это замечательно. Тебе на самом деле не нравится «Титаник», потому что для тебя он не достаточно романтичный. Мило, — захлопала ресницами она.

— Не верю, что я сказал именно это, — нахмурился я. — Я хотел сказать, что мне нравится некоторый реализм в фильмах. Это была всего лишь отговорка, сценарист подумал, что Джек Доусон должен утонуть на дне океана.

Она снова рассмеялась.

— Ты закончила?

Грейс предприняла жалкую попытку стереть усмешку с лица.

— Да, следующий вопрос.

— Любимый цвет.

— Бледно-голубой.

Я сморщился, отвел взгляд и снова посмотрел на нее.

— Сделаю вид, что не слышал этого. Любимое время года.

— Осень.

— Любимый десерт.

— Крем-брюле.

— Любимая поза.

— Эм, миссионерская, — с румянцем на щеках ответила она.

— То есть этот парень из колледжа не только не довел тебя до оргазма, но еще и не попробовал любую другую позу? С каким придурком ты переспала?

— Прекрати! Он был очень хорошим, милым и, эм, внимательным.

— Готов поспорить, — фыркнул я. — Ты меня удручаешь. Давай, теперь твоя очередь.

— Какой же ты мудак, — сказала она с улыбкой на лице. — Любимый фильм.

— «Бойцовский клуб».

— Никогда не смотрела.

— Ты не смотрела «Бойцовский клуб»? Это преступление.

— Любимый цвет, — тихо засмеялась она.

— Синий.

— Какой оттенок синего.

— Просто гребаный синий.

— Это не оттенок.

— Еще какой!

— Ладно, любимое время года.

— Осень.

— Надо же у нас есть кое-что общее. Чудесно!

— Кто бы мог подумать? — засмеялся я.

— Уж точно не я. Любимый десерт.

— Банановый фостер — бабушка готовила его мне.

— Да, игра была веселой, — улыбнулась она и уставилась прямо перед собой.

— Подожди, ты не спросила последний вопрос.

— Да, не спросила. Я не хочу знать. Правда. Уверена, что никогда о такой и не слышала. Можешь оставить это при себе.

— Трусиха.

Она усмехнулась и моментально вывела меня из равновесия красотой своей улыбки. Мне нравились ее зубы, как и всё, что касалось ее рта. Мне снова захотелось попробовать его. Я вытянул ноги, потому что брюки в очередной раз стали тесными.

В течение минуты мы сидели в тишине. Я думал о том, как изменились наши с Грейс отношения. Мы практически достигли комфортного уровня, и могли сидеть и слушать спокойную музыку в лифте и делить одну бутылку воды на двоих. Еще я думал о том, что рассказал ей о своем прошлом то, что никому еще не рассказывал. Были люди, которые знали это, но только потому, что были рядом в тот период. Я еще никогда добровольно не рассказывал никому о моем детстве по тем или иным причинам. Но дело в том, что еще ни одна женщина не просила меня поговорить. И, может быть, всё было довольно просто. Я не помню ни одной женщины, которая хотела бы проводить со мной время исключительно из-за моих потрясающих разговорных навыков. Может быть, у меня их просто не было. Или быть может никто просто не пытался выяснить, есть они у меня или нет.

Мы сидели здесь вместе комфортно и непринужденно, но начало, определенно, было не таким.

— Скажи, почему у тебя случился приступ паники, едва ты поняла, что мы застряли, Грейс, — глядя на нее, мягко поинтересовался я.

Ее взгляд мгновенно нашел мой. Она сделала глоток воды, явно тянула время и решала, рассказать мне или нет.

— Моему брату поставили диагноз, когда ему было восемь, — осторожно начала она. — Я была лишь на год старше. Он боролся с болезнью два года, а когда врачи сказали, что ему осталось недолго, мама сдалась, и отцу пришло самому планировать похороны брата. Она на самом деле была эмоционально недееспособна.

Грейс замолчала на некоторое время, я думал, что она уже не заговорит, но она, в конце концов, продолжила:

— Отцу пришлось несколько раз брать нас с собой в похоронное бюро, потому что она просто не могла за нами смотреть. Однажды мы с сестрами убежали, пока отец разговаривал с директором похоронного бюро, и я, даже не знаю почему, залезла в гроб, пока мои сестры что-то рассматривали. Я закрыла крышку, но она захлопнулась, и я не смогла ее открыть. Я запаниковала и начала задыхаться. Я думала, что-то коснулось моей ноги — вампир или зомби, — рассмеялась она, но быстро успокоилась и серьезно продолжила: — Там было так чертовски тихо, что я даже боялась закричать и поднять весь этот шум, чтобы хоть кто-то помог мне с этой крышкой. Я не хотела опозорить отца, ведь он и так держался из последних сил… Поэтому я сидела там до тех пор, пока кто-то не открыл эту крышку, пытаясь найти меня.

— Господи, Грейс, наверное, это было ужасно.

— Честно говоря, — глядя на меня, сказал она, — я не вспоминала об этом уже несколько лет. Но мысль о том, чтобы быть запертой в небольшом пространстве… вызывает те же чувства, что и тогда.

— В этом есть смысл, — изучая ее красивое и серьезное лицо, заявил я. — Кроме того, в этот раз ужаса прибавляло то, что ты точно знала, что оказалась в ловушке вместе с демоническим упырем.

Я широко открыл глаза и сделал лучшую гримасу сумасшедшего убийцы, какую только мог. Она расхохоталась, и я снова улыбнулся ей, радуясь тому, что выражение боли исчезло с ее лица.

— Ты только что вытянул из меня секрет, не прибегая к помощи колпачка и монетки.

— Верно. И справедливости ради у тебя есть шанс отыграться.

— Почему ты называешь меня Лютиком? — спросила она.

Я повернулся, и как только она повернулась ко мне, наши лица разделяли лишь несколько сантиметров. Я пожал плечами, глядя ей в глаза. Сегодня я рассказал ей много личного о себе, но именно сейчас мне захотелось промолчать.