Эндрю Кин - Ничего личного: Как социальные сети, поисковые системы и спецслужбы используют наши персональные данные

В 1989 г. я глубоко ошибался, прогнозируя радужное будущее для музыкальной индустрии. А Дэвид Бирн оказался прав. За последние 25 лет Интернет действительно поглотил много отличных музыкантов. В одном только 2008 г. британская креативная экономика потеряла 39 000 рабочих мест57. Сегодня, в 2014-м, перед молодыми музыкантами или продюсерами, входящими в отрасль, перспективы, наоборот, закрываются. Тогда, в 1989-м, все мои сверстники мечтали попасть в музыкальный бизнес, но в 2014-м на первые роли вышли компании стоимостью много миллиардов долларов наподобие Spotify и Pandora, которые лишают независимых музыкантов средств к существованию.

Да, Интернет действительно изменил всё в музыкальной индустрии. Музыки сейчас действительно в изобилии. И это привело к катастрофе в последнюю четверть ХХ в.

Глава 6

ОДНОПРОЦЕНТНАЯ ЭКОНОМИКА

Изобилие глупости

Я точно знаю, когда у меня наступило прозрение относительно катастрофического воздействия Интернета на культуру. Осенью 2005 г. я был приглашен на модное мероприятие под названием «Лагерь для друзей О'Рейли» (FOO Camp). Как я уже говорил выше, FOO — это акроним "Friends of O'Reilly" и речь идет о том самом проповеднике культа неудачи Тиме О'Рейли, который владел прибыльным мемом «Веб 2.0» и его эксплуатировал, а сейчас, согласно его скромнейшему профилю в Twitter, «помогает наступлению будущего». FOO Camp, ежегодную пижамную вечеринку, организует компания O'Reilly Media. Медиамагнат приглашает на нее пару сотен известных гиков — антиэлиту элиты Кремниевой долины, и они проводят уик-энд в идиллической местности округа Сонома (штат Калифорния), центра винодельческого района, празднуя радикальное разрушение Интернетом нашего мира.

Точно так же как Майкл Бёрч позиционирует The Battery как не-клуб, так и FOO Camp характеризует себя как «конференция в формате не-конференции». Разумеется, это идеальное мероприятие с точки зрения не-элиты Всемирной паутины. На практике же мероприятие получается абсолютно неструктурированным, а его повестка дня — монотонно повторяющаяся из года в год — определяется непосредственно участниками, которые сами собой приумножаются. Как и в Интернете, единственным правилом здесь является полное отсутствие всяких правил. Любой желающий может говорить о чем угодно. Словно отражая Интернет с его культурой эхо-камеры, это выливается в какофонию однородных мнений.

Что в изобилии звучало в FOO Camp, так это слова «медиа» и «демократия» . Молодые белые мужчины до умопомрачения распевали фразы типа «медиадемократия», «демократизация медиа» и «демократические медиа». Все выступления — или «диалоги», если использовать «правильный» цифровой термин, — представляли собой вариации на одну и ту же тему. Что именно способно помочь нам создать лучший мир в цифровую эпоху ? — этот вопрос задавал здесь каждый. Все были согласны с тем, что Интернет — это и есть ответ, поскольку он «демократизирует» медиа, позволяя высказаться каждому и, таким образом, добавляя себе разнообразия. Исключая из посредничества традиционные медиа (с чем соглашались все в FOO Camp), компании эпохи Веб 2.0, такие как YouTube, Flickr, Blogger и Wikipedia, опережали тех, кого участники не-конференции уничижительно называли «контролерами доступа», — людей наподобие Ларри Кея, моего старого босса в Fi , которые исторически контролировали печатную прессу, студии звукозаписи и киностудии.

Особенно сильно в FOO Camp раздражало меня то, что все эти состоятельные и влиятельные участники пикника — инвесторы, предприниматели и технари из Кремниевой долины — допускали, что их личная корыстная заинтересованность в преобразовании Сети в платформу для инициируемого пользователями контента автоматически отвечает общим интересам всех жителей планеты. Как и большинство революционеров, они назначили себя народными освободителями, не удосужившись спросить мнения у самого народа. Поэтому в FOO Camp не получилось никакого настоящего диалога. Каков бы ни был вопрос, Интернет всегда был ответом.

Посещение FOO Camp стало для меня звонком к пробуждению, позволившим осознать всю абсурдность и лицемерие не-элиты Кремниевой долины. Под впечатлением от этого мероприятия я написал в 2007 г. книгу «Культ дилетанта: Как сегодняшний Интернет убивает нашу культуру» (The Cult of the Amateur: How Today's Internet Is Killing Our Culture), в которой высказал свое мнение о том, что от так называемой «демократизации» медиа выиграло незначительное меньшинство инсайдеров IT-отрасли, но никак не большинство людей. Процветавшая в ХХ в. экономика звукозаписи, видеопроизводства и издательского дела, утверждал я, оказалась вытеснена монополистами-мультимиллиардерами наподобие YouTube, которые взимают с авторов невероятно высокий 45%-ный феодальный оброк за право разместить рекламу на своей платформе. Книга «Культ дилетанта» была направлена в защиту золотого века масс-медиа — экономики, где существовали хорошо оплачиваемые рабочие места для представителей всех профессий, начиная от редакторов, операторов, факт-чекеров и звукорежиссеров до музыкантов, писателей и фотографов.

Некоторые критики обвинили меня в элитизме, мол, я защищаю привилегированный класс профессиональных журналистов, издателей и кинопромышленников. Но если защита квалифицированной рабочей силы является «элитизмом», то я с гордостью буду носить такой ярлык. Кроме того, эти критики с удобством для себя забыли о том, что прежняя медиаэкономика имела решающее значение для процветания миллионов представителей среднего класса. Критики игнорировали тот факт, что в одном только Европейском союзе отрасли, тесно связанные с авторском правом, прямо и косвенно создают почти 9,4 млн рабочих мест, а их годовой вклад в европейский ВВП составляет почти €510 млрд1. Они не приняли во внимание тот факт, что в 2011 г. американская теле- и киноиндустрия обеспечила 1,9 млн рабочих мест, сгенерировавших $104 млрд заработной платы2. И прежде всего, эти критики забыли о том, что, как сказала нынешний министр торговли США Пенни Притцкер, выступая в 2013 г. перед руководителями музыкальных компаний в Нэшвилле, «вместо того чтобы рассматривать каждый новый музыкальный альбом как трату для нашей экономики, мы сейчас рассматриваем его как актив, который поддерживает рабочие места и будет приносить доход в последующие годы»3.

Когда-то Пол Саймон описал Веб 2.0 как «пожар <���…> ради сильного нового роста»4. Сегодня, в 2014-м, почти 10 лет спустя после моего посещения FOO Camp, дым от этого пожара начинает рассеиваться. «Опустошение» на цифровом пепелище, как назвал его Саймон, остается повсюду вокруг нас. Мы пятимся назад, а не движемся вперед. Вместо «нового роста» видим возрождение доиндустриальной экономики культурного «патроната», где все зависит от прихотей узкого круга экономической и культурной элиты, а не от демократии свободного рынка.