Ты - Алана Инош

Я утопаю в мягкости твоих губ, в их бархатисто-щекочущей нежности, и к чёрту все мои угрозы лишить тебя секса. К чёрту, потому что это восхитительно. Я даже не подозревала, что новый вид твоей головы может так меня заводить…

Даже не хочется, чтобы наступало двадцатое июля.

6. НА ГРАНИ ПАЛЕВА. АЛЕКСАНДРА

Снова на «машине времени» переношусь в нашу первую осень. Встречались мы тогда не так часто, как хотелось бы: ты работала шесть дней в неделю, а в моём графике на воскресенье не всегда выпадал выходной день. Вечера у тебя тоже часто бывали заняты: ты посвящала их собственному музыкальному творчеству и аранжировкам.

Приходилось выкраивать время. По средам и четвергам у тебя в школе с одиннадцати до трёх были «окна», и если мои выходные выпадали на эти дни, мы спешили на короткое свидание.

Обычно ты ждала меня в скверике у нашего любимого кафе; осеннюю прохладу прогоняла чашка капучино с рисунком на пене, согревая наши руки. Опавших листьев в парке становилось всё больше, и они льнули к ногам, а то и неслись следом, как ласковые собачонки. Я набирала их целыми охапками и осыпала тебя с головы до ног. Смеясь и отряхиваясь, ты добродушно ворчала:

– Ну чисто дитё малое…

Но мне иногда хотелось вернуться в детство. Съесть огромную шоколадку, ни с кем не делясь… ну, разве что, с тобой; посмотреть полнометражный мультик, уплетая мороженое из большого ведёрка; прокатиться на карусели, визжа от захватывающего дух и пузырящегося, как газировка, восторга… Или, расстроившись, пореветь в твой шарф, и чтобы никто не говорил, что я, дескать, уже большая девочка. А потом приходилось возвращаться на работу и снова становиться взрослой и серьёзной.

Но с тобой я могла позволить себе впасть в ребячество. Также я могла и покинуть этот суетный мир на время, растворяясь в тёплых волнах твоего голоса и звоне гитарных струн. Моя кровать, до недавних пор несшая на своём терпеливом матрасе тяжесть лишь моего одинокого тела, удивлённо скрипела, когда на неё в порыве взаимного желания падали уже двое. Жёлтый игрушечный утёнок на книжной полке взирал на нас своими пуговичными глазами в немом шоке: а хозяйка-то выросла – гляди-ка, что вытворяет! Порой мне становилось немного не по себе, как будто за нашими взрослыми страстями подглядывало детство. Не выдержав однажды укоризненного утиного взгляда, я выкарабкалась из-под тебя, собираясь отвернуть игрушку клювом в угол.

– Эй, ты куда это сбегаешь? – Едва я встала с кровати, как твоя рука поймала меня за запястье. – Так не честно!

– Я только утёнка отверну к стене, – смущённо призналась я.

– Какого ещё утёнка? – засмеялась ты.

– Вот этого.

Взяв игрушку с полки, я дала её тебе. Твои пальцы нажали на пушистое утиное пузико, и оно издало смешной жалобный писк.

– Хех, ну и чем он тебя так смущает? – усмехнулась ты.

– Он смотрит, как мы… – Я понимала, что это глупо, но ничего не могла с собой поделать.

Ты потёрла утёнка о щёку, зачем-то понюхала у него под хвостом. Я с хохотом свалилась на кровать:

– Ты что, это же утиная задница!

Услышав, что я вернулась в постель, ты прильнула ко мне всем телом. Наши ноги сплелись, а утёнок присоединился к нам – третьим. Я фыркнула:

– Убери птенца, это же растление малолетних!

– А сколько ему лет? – спросила ты, разводя мои ноги в стороны и устраиваясь между ними.

– Он у меня с самого детства, – сказала я. – Лет с пяти-шести, наверно.

Твоё дыхание тепло защекотало мой пупок.

– Ну, значит, не такой уж он и маленький. Успокойся.

– Нет уж, – хмыкнула я. – Ещё пернатых вуайеристов нам тут не хватало. Дай сюда.

Отобрав у тебя утёнка, я сунула его под подушку. Так пушистый подглядыватель и не увидел самого интересного, которое вскоре у нас началось. Возможно, ему были слышны какие-то звуки – вздохи, стоны, скрип кровати, но меня это не беспокоило: главное – больше не было его круглых наглых глаз, пялившихся на нас.

– Ты моя маленькая девочка, – прошептала ты, накрывая мой рот глубоким и нежным поцелуем.

Пару раз мы встречались у тебя на даче: однажды, когда выходной у меня выпал на воскресенье, а потом… Во второй раз мы чуть не спалились перед твоей мамой. Теперь об этом смешно вспомнить, а тогда я реально струхнула от перспективы такого нежданного и незапланированного разоблачения.

Был конец октября – самая унылая часть осени: с холодом, слякотью, утренними заморозками. От яркого наряда на деревьях уже почти ничего не осталось, но нас с тобой это мало огорчало. Мы вообще почти ничего вокруг не замечали, поглощённые друг другом. Для шашлыков на открытом воздухе не подходила погода: дул пронизывающий до костей ледяной ветер, то и дело принимался моросить дождь. Мокрый, почти облетевший сад выглядел уныло, и гораздо приятнее было домашнее тепло и потрескивающий камин.

– Блин, как же быть с шашлыками? – озадачилась ты, почёсывая в затылке.

– Можно сделать их в духовке, – нашла я выход. – Получится ничуть не хуже, чем на мангале.

– А ты умеешь? – спросила ты с сомнением.

– Хех, обижаешь, – хмыкнула я. – Спокойствие, только спокойствие! Угадай, кто лучший в мире специалист по шашлыкам в духовке?!

Ты рассмеялась, сразу став раз в десяток очаровательнее: тебе очень шла улыбка. Как светлый лучик солнца.

– Не знаю… Ты, наверно?

– Не наверно, а точно, – заверила я. – Я и шпажки деревянные захватила – как чувствовала, что на открытом воздухе у нас будет облом.

– Ну, тогда давай, орудуй, – усмехнулась ты. – Доверяю тебе, как лучшему в мире специалисту.

Шашлыки получились на славу. Красное вино вскружило нам головы и согрело, и наши губы сами потянулись друг к другу. Крепкие хмельные поцелуи нанизывались на стержень острого и горячего напряжения, приправленные перчинкой запретности и пропитанные сладкой нежностью. И пусть ветер швырял в окно плети холодного дождя – нам было тепло и уютно вместе под одеялом. Можно было вскрикивать от пронзительного наслаждения, не опасаясь, что услышат соседи за стенкой, и не беспокоясь, что кровать слишком громко скрипит – не услышали бы соседи снизу. Здесь можно было упиваться друг другом и соединяться снова и снова с силой и страстью двух изголодавшихся друг по другу половинок. Глаза были не нужны, и я закрыла их, чтобы чувствовать всё так, как чувствовала ты – пальцами, ладонями, ртом, кожей, обонянием и слухом.

Мой заключительный вскрик прозвучал одновременно с хлопаньем дверцы машины снаружи… Этот звук обрушился на меня, как снежная лавина. Из состояния паралича меня вывели твои тёплые губы:

– Спокойно. Быстро одеваемся и убираем постель.

– К-кто там? – пролепетала я.

– Не пугайся. Это или мама, или Саша, – сказала ты. – Если Саша, то всё в порядке.