Эмери Лорд - Дорога в лето

Тем не менее, я говорю:

— Он милый.

Мэт выглядит так, будто его позабавили мои слова.

— Он и правда милый, но на этой фотографии он выглядит, как и любой другой новорождённый. Вот.

Он наклоняется ко мне, касаясь экрана своего телефона. Когда Мэт поворачивает его в мою сторону, я вижу фотографию ребёнка с пухлыми щёчками и большой радостной улыбкой. Должна признать, радости этого ребёнка достаточно, чтобы заставить меня улыбнуться.

— Наверное, трудно быть на гастролях, когда он только родился.

— Намного сложнее, чем я думал, — признаётся Мэт, опираясь на кровать. — Мой брат и его жена отправляют много фотографий, но ещё хуже , когда их присылает мой другой брат, Джо. Он, безусловно, лучший дядя.

— Твоя семья придёт на концерт?

— Да. В Нэшвилле и, возможно, на некоторые другие. Мой папа будет в Чикаго и, может быть, Джо с женой, и Корин. Керри проводит лето в Великобритании, так что, скорее всего, её не будет.

— Твой отец живёт в Чикаго?

Он кивает.

— Мы выросли там. Тайлер и Джо женились на девушках, с которыми познакомились, пока мы жили в Нэшвилле. И поэтому они остались там. У Кэрри есть квартира в Нью-Йорке, но она часто бывает с папой, в Чикаго.

— Я родилась в Чикаго. Жила там до восьми лет.

— Правда?

Мэт, кажется, озадачен, как будто пытается представить меня одетой в футболку «Чикаго Кабс»[8] с куском чикагской пиццы в руках, стоящей перед башней Хэнкока.

— Я знал, что ты родилась не в Теннеси.

— Конечно, не там. У меня нет южного протяжного акцента, и я уверена на сто процентов, что у меня не южная манера поведения. Где вы, ребята, жили, когда пели в «Финч Фор»?

— В Чикаго, когда могли. Но у нас была квартира в Лос-Анджелесе и одна в Нэшвилле. Я жил в Нэшвилле до… — Мэт останавливает себя на полуслове, будто забыв, что я уже знаю. — Я жил в Нэшвилле в течение нескольких месяцев, пока не переехал домой, чтобы помогать маме.

Глаза Мэта тускнеют на мгновение, словно их застилают воспоминания. Я представляю, как он долго едет домой, где следующие несколько месяцев проведёт, считая дни до прощания. Мысль об этом заставляет меня захотеть пересесть к Мэту на кровать, чтобы обнять его. Сочувствие не в моём стиле, но его боль ощущается как моя собственная.

— Ладно, — наконец говорит он. — Моя очередь.

— Твоя очередь?

— Моя очередь задать тебе вопрос.

— Это игра? Я думала, мы просто разговариваем.

— Ну, с тобой я чувствую, что это и то, и другое.

Достаточно честно.

— Как ты познакомилась с Ди?

Образ восьмилетней Ди появляется в моей голове — пышные волосы и застенчивая улыбка на полных щеках.

— Я не знаю. Я имею в виду, я не помню точно момент или день. Мы учились в одном классе. Я была новенькой, и она подружилась со мной.

Мэт улыбается.

— Хм. Она рассказывала мне другое.

— Что?

Я провожу левой рукой по свитеру, который до этого положила на пол. Он мягкий и изношенный, но я уверена, что он пахнет мылом, как и Мэт. Вдруг у меня появляется острое желание надеть его, свернуться калачиком, и пусть огромные рукава поглотят меня.

— Она говорит, что это ты подружилась с ней. Что ты была крутой новенькой, и что до тебя никто другой в классе с ней не говорил.

По какой-то причине я вздрогнула, вспомнив, что Мэт дружил с Ди задолго до того, как познакомился со мной.

— Что ещё ты знал, прежде чем встретил меня?

Он в восторге от моего любопытства.

— Что Ди любит тебя и во многом на тебя полагается. Вот и всё, на самом деле. А что ты знаешь обо мне?

Моя память возвращается в тот вечер до знакомства с Мэтом, когда я впервые услышала песню «Человек». Я почти готова сказать: «Я знала, что ты понимаешь боль так, как мало кто из наших ровесников. Знала, что Ди тебе доверяет, и тоже хотела тебе доверять. Хотя понятия не имела, что ты чертовски сексуальный, смешной и непредсказуемый».

Я сглатываю.

— Что ты был милашкой, когда я была в восьмом классе.

Он усмехается, проводя рукой по волосам.

— Перестань поправлять волосы. Они хорошо лежат. По-мальчишески мило.

— О, ты думаешь, что это смешно?

Прежде чем я могу предвидеть его движение, он хватает меня за ноги и тянет к себе. Я смеюсь, а Мэт пользуется возможностью и начинает меня щекотать.

— Хватит, — визжу я, отмахиваясь от него, но, тем не менее, смеясь.

Нет ничего хуже щекотки, я совершенно перестаю себя контролировать.

Мэт выпускает меня, и мы оба лежим на его одеяле. Я кладу голову на подушку, а он смотрит прямо на меня. Задние стёкла в автобусе затемнены, чтобы не пропускать закатное солнце. Это самое идеальное освещение для фотографий — мягкий бархатный свет. С ним можно не бояться, что засветишь снимок.

Это не первый раз, когда Мэт почти рассеянно запускает пальцы в мои волосы. Обычно я отшатываюсь от таких прикосновений, но сейчас мне это нравится. Его пальцы скользят по моим волосам, будто он прикасается к гитарным струнам, словно я что-то заветное. Смотрю на него, в его глаза цвета солёных озёр и на его мужественное лицо. Я многого ждала от этих гастролей — надеялась сбежать, проехать много километров и начать всё сначала. И до сих пор понятия не имею, как привести в порядок свою собственную жизнь. Но знаю, что Мэт Финч заставляет меня всё чувствовать. Вместо того, чтобы подавлять в себе чувства всеми возможными способами, я хочу чувствовать всё. Хочу чувствовать его прикосновения и запах, слышать звук его голоса. Хочу чувствовать это опьянение и головокружение, которые появляются, когда он скользит пальцем по моей нижней губе, а глаза застывают на моих губах.

Мэт склоняется надо мной, чтобы подарить глубокий поцелуй, который выбивает из моих лёгких весь воздух. Последние несколько лет моя жизнь неслась как бешеная. Были ночные вечеринки и красные пластиковые стаканчики, неистовые раздевания, слишком быстрые, чтобы остановиться и подумать. Я жила на максимальной скорости просто для того, чтобы чувствовать себя более живой. Потратила половину лета, чтобы оказаться здесь, в этом автобусе, на этой кровати. А теперь ощущаю руку Мэта в своих волосах и не могу поверить, что никогда раньше не задумывалась, насколько прекрасно чувствовать это ускорение.

Глава 15. Нью-Йорк

— Именно вас я и искала, — говорю я, заглядывая в коробку, в которой лежит пока что единственная моя покупка из Нью-Йорка — пара чёрных замшевых ботильонов на высоком каблуке. Достаю один из коробки и надеваю его, восхищаясь тем, как он сидит на моей ноге. Я думала, что эти ботильоны просто плод моего воображения, но нет, вот они. Точно такие, как я себе их представляла, когда они стояли в торговом ряду напротив студии, в которой Ди сегодня будет сниматься для телешоу. Я надеваю второй ботильон и ставлю ноги рядом, любуясь. — Вы даже лучше, чем я себе представляла.