И. Завалишин - Описание Западной Сибири

Пелымъ основанъ въ 1592 году воеводой княземъ Петромъ Горчаковымъ и въ то же время заселенъ гражданами несчастнаго Углича, сосланными сюда Борисомъ Годуновымъ за свидетельство истины въ деле о убіеніи св. царевича Димитрія. Пелымъ, какъ и все военные пункты тогдашней эпохи, былъ сперва острожкомъ съ рубленой стеной, башнями, валами и рвомъ. Потомъ, съ усмиреніемъ окрестныхъ вогуловъ, долго былъ городомъ, въ которомъ жили воеводы, правившіе этимъ пустыннымъ краемъ. Въ конце XVIII столетія онъ упраздненъ, а съ укрепленіемъ въ христіанстве всѣхъ вогуловъ и съ принятіемъ ими обычаевъ русской оседлой жизни, потерялъ свое прежнее административное значеніе и сделался теперь маленькимъ сельцомъ съ убогой деревянной церковкой и 21 обывательскимъ домомъ, изъ которыхъ более половины уже развалились. Жителей въ немъ и постоянныхъ и временныхъ, считалось 1 января 1860 года, только 73 д. о. п. Причины необычайная запустенія местности, бывшей некогда цветущимъ городомъ (где жили воеводы, былъ даже соборъ и две приходскія церкви, крепость, лавки, жизнь и торговое движеніе), те же самыя, которыя постигли и Туринскъ, съ тою разницей, что такъ какъ въ Пелыме каменныхъ построенъ никогда никакихъ не было, то ничего и не сохранилось для потомства. Зимой отсюда до Верхотурья только 130 верстъ, т. е. 15 часовъ езды; а мы уже видели, что чрезъ Верхотурье (до половины XVIII столетія) шла дорога изъ Москвы въ Сибирь и обратно совершалось все административное и торговое путеследованіе, была тутъ складочная таможня и было средоточіе всехъ коммерческихъ оборотовъ. Понятно, что, подобно Туринску, процветалъ тогда и Пелымъ, вывозя въ Верхотурье всю пушнину, орехи, рыбу, ягоды, какъ вывозятъ ихъ до сихъ поръ достаточные крестьяне Пелымскаго края сами, зимнимъ путемъ, въ февралѣ, на Ирбитскую ярмарку. Но когда дорога отодвинулась на Екатеринбургъ и Тюмень, когда вогулы были усмирены и все крестились, когда воеводство и самый городъ были упразднены (по минованіи надобностей военныхъ и административныхъ), тогда и торговцы разошлись, ибо все население состояло изъ служащихъ и торговцевъ, какъ оно состоитъ въ самомъ Пелыме и доныне; потому что здесь теперь живутъ только служащіе по части земской, волостной, духовной и откупной, да казаки, состоящіе на годичной службе. Около Пелыма пашень нетъ, а покосы въ 25 верстахъ на рѣке Пелымъ: значитъ и прежде хозяйничать было нельзя, какъ нельзя и доныне. И вотъ, начали исчезать сперва дома, а потомъ и церкви. Съ упраздненіемъ же Пелымскаго воеводства, драгоценный архивъ здѣшняго края, который заключалъ въ себе столько историческихъ документовъ былъ перевезенъ въ Туринскъ и сгорелъ тамъ съ архивами Туринскими въ большой пожаръ 16 сентября 1813 года, истребившій большую часть города. Какъ жаль) Сколько интереснаго могъ бы онъ передать потомству, начиная съ ссылки сюда угличанъ въ 1598 году, до отъезда отсюда Фельдмаршала графа Миниха въ 1761 году. Чудныя сближенія! Попытаемся, по крайней мере, разсказать то, что еще можно намъ было до следить здесь на месте.

О юномъ и несчастномъ Василіе Никитиче Романове нетъ уже въ Пелыме даже и устныхъ преданій народныхъ. Извѣстно, что Романовы пострадали при Годунове (въ іюнъ 1601 года) по доносу на нихъ ихъ же холопа, «будто они намерены отравить царя Бориса». Филарета (Феодора) Никитича (будущаго патріарха) и жену его Марѳу Ивановну постригли насильно и сослали въ дальніе монастыри; а Михаила Никитича, котораго особенно любили москвитяне и который вероятно былъ бы избранъ на царство, еслибъ дожилъ до паденія Годуновыхъ, отвезли въ Пелымъ, гдѣ держали въ душной землянке, въ оковахъ и морили голодомъ. Жители Пелыма, говоритъ лѣтописецъ, сострадая злополучию знаменитаго боярина, научали своихъ ребятишекъ подавать ему сквозь темничное оконце, въ дудочкахъ молоко и пищу, за что, по воцареніи Михаила Ѳеодоровича, и были вознаграждены «обельной» грамотой. Но нынѣшніе коренные старожилы, крестьяне Пелымской волости, даже и не слыхивали, что они потомки гражданъ древняго Углича, что имъ дана была царемъ Михаиломъ обѣльная грамота, т. е. льготы отъ всѣхъ повинностей, что прахъ боярина Романова былъ выкопанъ съ Пелымскаго кладбища и торжественно перевезенъ отсюда въ усыпальницу его присныхъ, Московскій Новоспасскій монастырь. Въ нынѣшней Пелымской церкви нѣтъ никакихъ древнихъ вкладовъ богослужебныхъ книгъ, св. иконъ, церковной утвари. Гдѣ было древнее кладбище угличанъ? тоже достоверно неизвестно; должно полагать, что между нынешней и упраздненной церквами, потому что въ старину хоронили при церквахъ, а церкви Пелымскія строились последовательно, почти на одномъ и томъ же месте въ районе крепости, да и строить ихъ здесь негде, кроме высокаго леваго берега Тавды, такъ какъ правый низменъ и ежегодно понижается весенними разливами. Нынешнее же Пелымское кладбише недавно отведено селенію и находится слишкомъ въ версте отъ церквей и местности, где была крепость. Но непостижимо, почему въ Пелымской церкви нетъ никакихъ царСкихъ вкладовъ? Можно ли поверить, чтобы святѣйшій патріархъ Филаретъ и царь Михаилъ забыли одарить щедро церкви той местности, гдѣ страдалъ и погибъ мученически братъ и дядя, Василій Никитичъ, где страдалъ тоже и другой братъ и дядя Иванъ Никитичъ; тогда какъ по древнему благочестивому обычаю, самодержцы русскіе, давали вклады въ самые отдаленные монастыри и церкви царства, въ мѣстностяхъ не ознаменованныхъ ничѣмъ въ исторіи; и тогда какъ не забыли же они даровать обѣльной грамоты Ныробу, за его преданность къ Михаилу Никитичу и къ дому Романовыхъ? Не вѣроятнѣе ли предположить, что съ упраздненіемъ Пелымскаго собора, его вклады были вывезены изъ здѣшняго края въ другія церкви епархіи, а впослѣдствіи и память кѣмъ жертвованы они и откуда поступили, сгладилась. Въ наше время, когда признано полезньмъ увѣковѣчивать въ памяти народной великія отечественныя событія минувшаго, мы намѣрены соорудить въ Пелымѣ «историческую часовню» памяти злополучныхъ Романовыхъ и бѣдныхъ страдальцевъ угличскихъ. Такія благородныя перевершенія несправедливостей достойны благороднаго сердца...

О генералъ-фельдмаршалѣ, графѣ Минихѣ, есть уже достовѣрный устный разсказъ его современника, крестьянина Пелымской волости, деревни Ситихиной Антона Казанцева, умершаго въ 1849 году, 120 лѣтъ отъ роду. Графъ жилъ внутри крѣпости, близь того мѣста, гдѣ нынѣ часовня: и точно, вокругъ часовни не только заметны обуглившіеся слѣды окладныхъ бревенъ, но и борозды грядъ. Домъ у него былъ двухъэтажный съ балкономъ, а подлѣ дома садъ и огородъ. Фельдмаршалъ былъ старикъ сухаго сложенія, крѣпкій и бодрый, въ обращеніи привѣтливъ, но нелюдимъ. Изъ дому выходилъ рѣдко, но лѣтомъ любилъ сидѣть на балконъ. Днемъ писалъ, чертилъ планы; ночами просиживалъ долго, читалъ. Воеводы его боялись, потому что онъ доносилъ на нихъ ко Двору. Такъ прожилъ онъ мудрецомъ, въ этомъ глухомъ Пелымѣ, съ 1741 по 1761 годъ, ровно 20 лѣтъ, показавши болѣе стоической твердости духа, нежели Наполеонъ въ своемъ шестилѣтнемъ заточеніи. Слѣдовъ крѣпости уже давно нѣтъ, но память о ней хорошо сохранилась. Что же касается дома герцога Курляндскаго, построеннаго собственно для него по чертежу тогда всемогущаго Миниха, первенствующаго министра правительницы, то домъ этотъ былъ построенъ не на берегу Тавды и не внутри крепости, а въ полуверсте отъ нея, на дикомъ и пустынномъ берегу Пелыма, неподалеку отсюда впадающей въТавду. Герцогъ Биронъ, по разсказамъ Казанцева, былъ высокаго роста, строенъ и очень красивъ, но гордъ и недоступенъ. Его держали свободней, нежели въ последствии Миниха. Онъ имелъ верховыхъ лошадей, часто ездилъ на охоту въ зеленомъ бархатномъ полукафтане, подбитомъ соболями, держалъ многочисленную прислугу. Воевода стоялъ предъ нимъ безъ шапки. Изъ Пелыма перевезли его въ Ярославль, а при воцареніи императора Петра III, онъ и Минихъ были возвращены въ Петербургъ.