Владимир Титов - Печеная голова. Переход чрез реку

Хун Киар ( [1] Хун Киар, слово в слово кровопийца: название, которое дают Персияне членам Султанской фамилии Рума или Турции. ), ныне царствующий в Руме, известен как жаркий Мусульманин и усердный защитник правоверия. При вступлении: па престол, обнаружил он намерение истребить те обычаи неверных, которые в царствование его предшественника вкрались в Государственное управление: он поставил себе за долг пещись о возвращении делам первоначальной простоты и наблюдать во всем коренные постановления Турецкие. Он между прочим воскресил почти забытую привычку прежних Султанов, ходить переодетыми по городу, и до того был осторожен в выборе одеяний и людей, которым вверял свою тайну в таких случаях, что едва можно поверить, какие запутанные планы он придумывал с тем, чтоб утаить одежду или роль, в которых хотел явиться.

He за долго перед сим, по Турции: бродило тайное неудовольствие, и мятеж грозил Константинополю. Тогда желая увериться в истинном расположении умов, он, по своей привычке, вздумал заказать себе одежду, в которой и ближние его служители не могли бы узнать его.

Обыкновенно он заказывал множество одежд в разных местах, y разных портных, в разное время. Но для этого случая, он велел белому евнуху Манзури, любимому рабу своему, привести в полночь со всей осторожностью — самого неизвестного портного, чтоб рассказать ему желаемую одежду.

Невольник униженно отвечал: «баш уступ (голова моя твоя)» и отправился исполнить повеление.

У самых ворот плательного Безестена или ряда увидел он старика, который чинил старую епанчу в такой тесной лавочке, что едва мог в ней поворотиться. Этот старик почти сгорбился от беспрестанной работы, которая видно не послужила в пользу и глазам его, судя по очкам, украшавшим его нос. «Такого мне и надобно »,сказал себе невольник: «уж верно он не в славе.» Портной трудился с таким тщанием, что не вслушался в приветствие подошедшего Манзури; «мир с тобою, друг мой!» Он оглянулся вверх, но увидя перед собою человека хорошо одетого, безмолвно принялся опять за работу, никак не предполагая, чтобы тот обращался к нему, бедному Макару, с таковым приветствием. Однако видя, что евнух не отходит, он снял очки, кинул работу и хотел встать на ноги; но евнух усадил его, упрашивая не беспокоиться.

«Как тебя зовут»? спросил Манзури.

Абдалла, отвечал портной; к твоим услугам. Но в свете и между друзьями известен я под именем Бабадула.

«Ты портной: не так ли ?» продолжал невольник.

Так, сказал старик; я портной: да притом Муэдзин при мечети y балык базара ( [2] Муэдзин — крикун, с минарета призывающий; Магометан к молитве. балык — значит рыба (что перешло и в Русское): балык-базар — рыб ной ряд. ). Довольно с меня.

«Ну, Бабадул, хочешь ли я дам тебе работу — да славную работу?».

Разве я дурак, чтоб не хотел этого? скажи, что такое?

«Постой, приятель» заметил евнух «не спеши — тише едешь, дальше будешь. Согласен ли ты идти за мною в полночь с завязанными глазами, куда бы ни повел я? A работа будет».

Это дело другое, сказал Бабадул; ныне время страшное, много голов летает, да и не с нашей братии, a с Визирей да с Капитан-Пашей» Однако — заплати мне побольше; я готов сшить пару платья хоть на самого Эвлиса (нечистого духа).

«Хорошо; так ты согласен?» сказал евнух, сунув ему два золотых в руку.

О, разумеется согласен, отвечал Бабадул. Скажи только, что делать; и положись на меня.

И так они условились, чтоб евнух пришёл к лавочке в полночь, и увел портного, завязав ему глаза.

Бабадул наедине продолжал свой труд и дивился, какая может быть работа, для которой нужна такая тайна. Горя нетерпением передать жене весть о своей счастливой встрече, он запер лавочку ранее привычного, и пошел к своему дому, стоявшему не далеко от маленькой мечети на балык-базаре, при которой он был Муэдзином.

Дильфериб, его сожительница, была почти так же стара и горбата, как супруг её. В следствии двух полученных золотых и в надежде на получение многих будущих, они полакомились блюдом кебаба ( [3] Кебаб — жареная баранина, изрезанная на т онкие ломти; любимое кушанье в Константинополе. ), саладом, изюмом и сластями, после чего выпили по порции кофе, самого горячего и горького, какой только старуха умела приготовить,

Верный обещанию, Бабадул в полночь был y своей лавочки; Манзури пришел столь же исправно. He говоря ни слова, первый дал завязать себе глаза; последний повел его за руку разными поворотами и обходами, до Султанского сераля; Манзури, остановясь на миг, отворил боковую железную дверцу, и ввел портного в самую внутренность покоев Султанских. Он снял с него повязку в темной комнате, освещенной одним малым светильником, который стоял на верхнем карнизе, но убранной великолепно штофными диванами и коврами тканья драгоценного. Здесь Бабадулу приказано было сидеть, пока Манзури не воротился с кражею, завернутою в большой шалевый платок; его раскрыли, и портной увидел род одежды дервиша, которую велено ему рассмотреть, и расчислив, во сколь ко времени он может сделать подобную, сложитьи завернуть в ту же шалевую покрышку. Между тем Манзури велел ему дождаться, пока он снова за ним не воротится, и исчез. .

Бабадул, рассмотрев одежду отовсюду; ощупав каждый шов и окончив над нею свои вычисления, лишь только завернул ее в платок, согласно с приказаньем, — как вошёл в комнату мужчина величавой наружности, которого взгляд заставил содрогнуться бедного портного — он взял y него узел и не говоря ни слова, вышел.

Бабадул рассуждал о странности своего положения; но едва успел опомниться от страха, причинённого последним явлением, как отворилась дверь с другого конца комнаты: таинственно вошел человек, богато одетый, с узлом в руке, покрытым шалью и почти равным величиною с тем, который недавно унесли из комнаты; он с видимым трепетом и с низкими поклонами приближался к портному, положил узел y ног его, поцеловал землю, и удалился, не взглянув и не сказав ни слова.

Это все очень хорошо — думал Бабадул;

Я, может быть, играю роль важнее, чем воображал себе. Но право лучше хотел бы чинить нa лавочке свое старое платье, нежели навязать на себя эту работу, сколь она ни выгодна. Кто знает, с каким умыслом меня завели сюда? He жду добра от всех этих входящих и уходящих привидений, y которых словно языка нет в черепе. Гораздо лучше, если бы они возили мне поменьше поклонов, да говорили поболее, чтобы мне проведать, чем все это кончится. Слыхал я про бедняжек, которых зашивают "в куль и бросают в воду. Кто знает, не хотят ля употребишь меня в портные на такую нужду?