Ольга Горовая - Бабочка

- Тебе не нравится? – Она нахмурилась и, похоже, решила всерьез занервничать.

- Нравится. Черт! Я не уверен, что это то слово…

Как объяснить все это совсем молодой девчонке, еще мало что понимающей в наших реалиях? Даже моей Свете? Как передать, что хоть татуировка все еще и не казалась мне лучшим вариантом для нее – этот рисунок… Зацепил. Что юлить. Резанул по душе и сердцу, врезался в вены. Потому что, хлебнув в жизни столько всего, я действительно осознавал, насколько моя Бабочка драгоценна и хрупка со своей чистотой и безгранично верой в меня.

Мысленно махнув рукой на попытки выразить накрывшую меня бурю эмоций, я усмехнулся, крепче сжал руку Светы, наклонился и прижался к ее губам. Насколько мне было известно – этот способ всегда действовал безотказно, если Свету следовало отвлечь от всяких глупостей.

Но тут же понял, что сам себя переиграл. Переоценил свою, да и ее, собственно, выдержку.

- Нравится, - прошептал я в ее рот, когда Света с тихим выдохом обернулась и прижалась всем телом ко мне. – Очень нравится, Бабочка, - дернул с себя пальто, наплевав на тянущую боль в раненом плече.

Не хотел, чтобы ее кожа касалась грубой ткани.

Да и, чего уж там хитрить – я бесился от желания ощутить своей кожей тепло ее тела, нежность ее кожи. Всю свою Бабочку.

Ее порадовало мое признание: с довольным стоном она запрокинула руки и обхватила мою шею. И ее тело, обнаженное до пояса (о чем я никак не смог бы в такой ситуации забыть), буквально впаялось в меня.

Свитер мешал. Он злил и раздражал своим существованием, не позволяя мне в полной мере насладиться касанием Светы. Продолжая целовать ее с такой жадностью, словно Бабочка только-только вернулась после месяца отсутствия, я отправил свитер следом за пальто, хотя на это потребовалось чуть больше времени из-за чертовой руки.

Не знаю, как у Светы, но скажу честно, из моей головы в тот момент напрочь выдуло все мысли и решения, что мы планировали встретить Новый год «без всякого там такого». Не то, чтобы я подло и хитро решил воспользоваться моментом. Нет. Просто, когда эта девушка оказывалась в моих руках, когда я дорывался до Светы – здравый смысл отступал. Тем более что я сам снял все блоки и ограничения, позволив себе иметь то, о чем раньше даже осознанно думать не давал.

Ясное дело, то, что теперь ее обнаженная грудь, ее плечи, живот – все это касалось моей кожи – никак не способствовало какому-то контролю. Да и смысла теперь отталкивать ее - уже не было.

Я обожал ее. Света знала это. А я знал, что она любит меня. Наверное, не так, как я ее. Не с таким безумием, потребностью и силой. Многого еще не понимая. Но это уже было не важно. Я-то не сомневался, что дам своей Бабочке столько обожания и боготворения, сколько никто больше. А меньшего она не заслуживала.

Дыхание Светы стало частым, горячим, порывистым. Оно обжигало мои губы, когда Бабочка глотала воздух, и вновь прижималась ко мне, без слов требуя продолжения поцелуя. Ее руки скользили по моему телу, осторожно гладили раненное плечо, сжимали здоровую кожу. Она вся стремилась вперед, словно хотела клетками перемешаться со мной.

Я понимал это желание. О, да. Просто шикарно понимал.

Мои руки были такими же жадными – я не мог дать ей воли. Обнимал Бабочку, хоть и старался обходить татуировку. Намотал ее волосы на свои пальцы, держа еще крепче, хоть и с ненормальной нежностью. Чуть ли не трепетом. Мой рот был алчным. Я целовал ее так, словно проглотить хотел. Больше того, хотелось вдохнуть Свету, как дурь вдыхают. Чтобы она в легких моих была, по венам и артериям бежала с кровью…

Да. Я был таким: и жадным, и алчным, и ненасытным, вдруг разом ощутившим потребность в этой девушке.

- Любимый…

Она чуть отклонила голову, не пытаясь при этом высвободиться из моего захвата, и посмотрела на меня таким взглядом…

Какой там здравый смысл?! Да вы что?! Я понял, что не только меня покинула мысль тихо-мирно провести праздники.

- Сережа, а мы можем…?

Она вдруг умолкла и как-то робко стрельнула в меня глазами, после чего вновь потянулась к моим губам.

- Мы все можем, драгоценная, - я, в принципе, подозревал, чего моей Бабочке хочется. Но меня даже развеселило ее смущение, вылезшее непонятно откуда. И это после всех ее истерик по поводу моего пробуксовывания. – Если ты хочешь…

- Я хочу. Тебя. Очень, - все так же задыхаясь, прерывисто выдала она куда-то, в район моего простреленного плеча.

А я ощутил, как ее ладони скользнули вниз по моему прессу, добрались до пряжки ремня и не очень умело, но настойчиво потянули, недвусмысленно подтверждая слова. Другой рукой Света расстегнула пуговицу на своих джинсах. И тут же подняла голову, вновь одарив настолько горячим взглядом, который нивелировал все ее смущение. Доказывал, она действительно понимает, чего хочет и уверена в этом.

Понятия не имею, какой мужчина смог бы остаться сдержанным после такого заявления и действий любимой. И я не смог. Тем более что и до этого момента особо себя не тормозил.

- Люблю тебя, Бабочка, - выдохнул я в ее губы, вновь начав целовать так сильно, как только сумел, не боясь причинить боль.

А она застонала так, что у меня внутри все огнем полыхнуло, и ответила со страстью, не уступавшей моей по силе.

Блин, что называется – выбрали момент: у меня на плече десять швов и у нее свежая татуировка на спине. А допекло вдруг так, что все на второй план отошло, и боль уже не такая ощутимая стала. Собственно, за жаром и желанием к Бабочке, я вообще перестал о плече вспоминать. Но о ее спине помнил, потому постарался как можно осторожней отклонить ее от себя и спустился губами на шею Светы. Прошелся горячими поцелуями по ключицам и, наконец-то, добрался до ее груди. Вот тут я и понял, что таки да, «жадность» - мое второе имя.

Света застонала, низко, протяжно, и с силой вцепилась в мои волосы, прижав мою голову еще крепче к своей груди. Я же и не собирался отстраняться. И не заставил бы никто. Втянул в рот затвердевшую горошину соска, лаская языком, обхватил одной рукой полноту ее упругой и нереально нежной груди.

А второй рукой обнял Бабочку за плечи, осторожно повернулся, продолжая аккуратно обнимать ее, чуть ли не рухнул на диван, стараясь дать Свете опору. Усадил ее на свои колени. И позволил себе то, о чем последнее время мог только мечтать, особенно с тех пор, как месяц назад так сорвался – я алчно целовал кожу на животе Светы, ласкал впадинку пупка, если честно, про себя радуясь, что Света не решила набить «подарок» здесь. Нет, мне понравилась татуировка. Что там – меня проняло. Но ее живот – мой фетиш – нравился мне в своем первозданном состоянии.

Бабочка, кажется, уже просто задыхалась. И стонала так, что я искренне радовался решению оставить охранников дома. Нам точно придется как-то это решать это в будущем, но сейчас не хотелось ни о чем думать. Моя Бабочка могла наслаждаться так, как ей только вздумается.